ША́ХТИНСКОЕ ДЕ́ЛО, судебный процесс, состоявшийся в Москве 18 мая — 6 июля 1928. Группа инженеров и техников обвинялась в создании контрреволюционной вредительской организации, которая якобы действовала в Шахтинском и других районах Донбасса.

Продолжение. Начало

ТРИДЦАТЬ ПЯТЫЙ ДЕНЬ ПРОЦЕССА

Речи общественных обвинителей

Речь т. Гринько

— На скамье подсудимых, — говорит тов. Гринько, — многочисленные представители высшей технической интеллигенции Донбасса. Но это — не суд над ннтеллигенцией нашей страны. Это мы, прежде всего, должны подчеркнуть, подводя итоги процессу. Белая пресса, реакционно настроенные элементы внутри нашей страны, шушукаются на эту тему, пытаются представить дело так, чго на одиннадцатом году революции мы посадили на скамью подсудимых интеллигенцию. И один из обвиняемых — Элиадзе, — как известно, сделал попытку укрыться за спиной советской интеллигенции.

От тяжелой полосы саботажа через вовлечение в орбиту советского социалистического строительства к тесному и искреннему слиянию с интересами рабочего класса и советской власти. Таков путь всей массы интеллигенции. А путь вредителей? Вредители совершают эволюцию в обратном направлении. От антисоветских настроений, от «скептицизма», через полупассивную охрану добра ушедших хозяев, через полуактивное сокрытие ценных шахт, они пришли к сложной контрреволюционной системе активнейшего вредительства, к подрыву нашего хозяйства, к подрыву социалистического строительства...
Отвратительный маневр Элиадзе не удался. Ему не потащить на скамью подсудимых советскую интеллигенцию.

«ХОЗЯЙСКИЕ ЛЮДИ»

Кто они — эти пять десятков, заполняющие вредительские скамья на эстраде в Колонном зале Дома Союзов?
Тов. Гринько дает им яркую характеристику.

—    Это — не люди переломной эпохи. Их переживания — не запоздалые переживания той интеллигенции, которая не поняла в свое время октябрьского переворота. Это — не рефлексы некоторой неприязни к советскому строю. Они — законченные хозяйские люди; люди, в плоть и кровь которых вошла система капиталистического производства. Это — герои капиталистической эксллоатации или, как здесь выразился один свидетель, прямые бандиты капиталистической наживы. Эти люди не знали котебаний. Холодно и расчетливо из года в год они накапливали свой опыт, устанавливали свои связи и шли по пути развития вредительской деятельности, шли от экономической контрреволюции к политической контрреволюции, к прямому предательству и измене советскому государству в пользу враждебных нам капиталистических сил.

—    Советская власть открыла перед специалистами беспредельные перспективы творчества. И эта линия в полной мере сказалась и по отношению к той группе специалистов, которая сидит на скамье подсудимых. Многим из них была дана возможность побывать в Европе и Америке, приобщиться ко всем достижениям, которые дает новейшая техника. А они использовали эти командировки для закрепления своих контрреволюционных связей в Варшаве, в Париже, в Берлине, для укрепления позиций вредительства советского хозяйства...

Эти люди совершили великое преступление, и тяжелый меч пролетарского правосудия должен быть опущен на их головы!

Речь проф. Осадчего

ИНЖЕНЕРЫ В КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ СТРАНАХ И В СССР

Значительная часть речи профессора Осадчего посвящена характеристике «того особого положения, которое занимает инженерская профессия в хозяйственном строительстве».

Проф. Осадчий проводит параллель между положением инженеров, этих «фактических расходователей миллионных средств на материальные нужды во всем мире», в капиталистических странах и советской стране.

Особенно ярко проявляется это порабощение среднего инженера в Америке. Высшее творчество там принадлежит лицам, сидящим в лабораториях. Массовый инженер там должен быть простым исполнителем. Творческие устремления рядового инженера считаются вредными для производства.

В советской стране творческие права инженеров не знают ограничений. Наоборот, они всячески приветствуются. Инженер -наемник должен был «перестраиваться» в ннженера-гражданина, строителя народного хозяйства.

БЫЛА ЛИ ПОЧВА ДЛЯ «СКЕПТИЦИЗМА»?

Многие обвиняемые говорили о том, что на связь со старыми хозяевами их, якобы, толкнула уверенность, что советская власть сможет справиться с каменноугольной промышленностью.

Исходя из этих мотивов, проф. Осадчий доказывает, что быстрый рост советской промышленности уже в ближайшие после гражданской войны годы не мог не убедить обвиняемых в том, что творческие способности нового хозяина промышленности, советского государства, велики. Особенно это стало ясно для обвиняемых после того, как в восьмую годовщину Октябрьской революции были подведены итоги восстановительному периоду. Эти итоги показали крупнейшие достижения в различных областях промышленности.

Между тем, как раз в 1925—26 г.г. стала формироваться, расти и крепнуть вредительская организация. Деятельность организации продолжалась и в 1927 г., вплоть до ареста обвиняемых, когда на смену восстановительному периоду пришел период реконструкции, когда все здоровые силы страны, в том числе и тысячи инженеров, дружно работали над разрешением сложнейших задач реконструкции.
— Только слепые и не желающие видеть творчество и достижения советской власти могли их не видеть!

ВРЕДИТЕЛИ И СТРОИТЕЛИ

Перед судом развернулась ужасающая картина разложения руководящих инженерских сил в Донугле, картина хозяйственной дезорганизации. Здесь было все:    вероломство, предательство, продажность, взяточничество, укрывательство. И все это происходило на фоне безобразнейшего, циничнейшего отношения инженеров к своему повседневному служебному долгу...
Но не так уж редки у нас образы инженеров, строителей социалистического хозяйства.
Проф. Осадчий заканчивает свою речь цитированием выдержек из газет, говорящих об инженерах—энтузиастах советского строительства, отдающих все свое творческое существо делу. И среди этой категории инженеров немало «старых инженеров».

Речь т. Шеина

РОЛЬ ТЕХНИЧЕСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМ СТРОИТЕЛЬСТВЕ

— Процесс, свидетелями которого мы были последнее время, имеет большое значение для нашего Союза. То гнездо бандитов, которое было обнаружено в Шахтинском районе, заставило профсоюзы ревизионно отнестить к деятельности инженеров и техников и вывести по этому поводу свое постановление.

Тов. Шеин останавливается на роли технической интеллигенции в построении нашего хозяйства.

— В. И. Ленин говорил, что надо добиться того, чтобы техническая интеллигенция работала вместе с коммунистической партией. Это было трудно, но мы все же кое чего достигли в этой области. Вспомните тяжелые годы, которые переживала наша страна во время интервенции. Рабочий класс вместе с инженерством преодолевал тогда все трудности, чтобы дать возможность Красной армии победить врага. Я с гордостью должен удостоверить, что в тех трудных условиях наши ученые давали государству все, что они могли. И затем, работа нашей технической интеллигенции также продолжалась с успехом. В результате наше хозяйство было восстановлено с такой быстротой, какой не ожидали наши враги. Это было сделано усилиями рабочего класса и крестьянства, а также тех техников и инженеров, которые честно и добросовестно работали во имя блага страны.

РАССЛОЕНИЕ ИНЖЕНЕРНО-ТЕХНИЧЕСКИХ СИЛ

Попутно с этим шла дифференциация-расслоение инженерно-технической среды. Последний пленум ВЦСПС дал оценку работе инженерно-технической секции. Между прочим он констатировал, что огромное большинство инженерно-технических работников идет вместе с рабочей массой. Но вместе с тем, есть еще среди них группа, которая не лишена идеологических колебаний. И, наконец, есть среди техников и инженеров такие, которые не за страх, а за совесть, ведут подрывную работу нашего Союза.

К числу этих принадлежат те 53 человека, которые сидят на скамье подсудимых. Это те, которые сами себя изолировали от рабочего класса.

ИХ ЛИЦО

— Если мы,—продолжает    обвинитель,—внимательно    прислушаемся к показаниям подсудимых, касающимся их студенческой жизни, то увидим, что она совершенно не похожа на жизнь нашей молодой интеллигенции тех годов, когда эти люди кончали университеты. Мы знаем, что наша интеллигенция до 1905 года в высшей школе была революционно настроена. А здесь перед нами—люди, которые кончили до 1905 года. Что же представляли они из себя в то время?

Они знали только шкурнические интересы.

Капитал купил этих людей. Особенно ярко высказал это здесь Березовский. 400—500 руб. в месяц, наградные, выезд, даже «домашние животные». Нет сомнения, что все эти люди были сторонниками капитализма.

Как же эти люди встретили Октябрьскую революцию? Кто из них сказал здесь, что он вздохнул свободно, когда капитализм был окончательно свергнут в России? Этого мы не слышали.

Между прочим, из заявления Самойлова тов. Шеин приводит фразу, в которой обвиняемый говорит, что корпоративность, которая была присуща инженерству, нашла себе место и в инженерно-технической секции.

Что же конкретно делали эти приверженцы капитализма? Начали они с того, что берегли хозяйское добро, когда хозяева вынуждены были уйти из Донбасса, но надеялись на скорое возвращение.

ОТ «ХРАНЕНИЯ» — К ВРЕДИТЕЛЬСТВУ

Но шли годы, и уверенность в приходе старых хозяев падала. Живые силы пролетариата невольно заставляли их расширять добычу угля, как бы они этому ни противились. И вот этим слугам капитализма, получавшим подачки с барского стола, начали присылать из Европы денежную поддержку со стороны иностранного капитала. В результате к сохранению имущества была прибавлена порча качества угля и удорожание его стоимости. «Здесь уже нельзя было отделаться затоплением шахт, ибо шахты откачивались. Необходимо было перейти на другие пути, на пути чистого вредительства. В тех шахтах, где мало-мальски была поднята добыча, портились машины, вентиляция, разрабатывались машины, вентиляция, разрабатывались пласты не те, которые нужны и т. д.

—    От имени более тем стотысячной массы инженеров и техников, давших свой отзыв на шахтинское дело, — заканчивает свою речь т. Шеин,—я прошу Верховный суд применить жесточайшее наказание к этим преступникам.

Речь т. Крумина

—    Исключительная опасность вредительской организации, — говорит тов. Крумин, — заключается в том, что она пышным цветом расцетала именно в каменноугольной промышленности. Вредители подготовляли кризис Донецкого бассейна, но кризис Донбасса есть кризис тяжелой индустрии, есть срыв индустриализации страны.
—    Эта организация должна быть сметена с лица земля!
***

После речей общественных обвинителей выступил— в вечернем заседании— государственный обвинитель тов. Крыленко. Его речь будет продолжаться и сегодня.

ТРИДЦАТЬ ШЕСТОЙ ДЕНЬ ПРОЦЕССА

РЕЧЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБВИНИТЕЛЯ ТОВ. Н. В. КРЫЛЕНКО

ТО, ЧТО НЕ ТРЕБУЕТ БОЛЕЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

Н. В. Крыленко начинает свою одиннадцатичасовую речь с указания, что ему придется сделать отступление от обычного метода построения обвинительной речи: он не собирается доказывать данными судебного следствия основной факт по делу шахтинских вредителей—факт самого существования контрреволюционной организации.

 — После 35 дней судебного следствия, — говорит прокурор, — после взаимной перекрестной проверки, проверки показаний сознавшихся обвиняемых, после исследования фактов об’ективного характера, после изучения реального положения вещей на том или ином участке Донбасса, в тех или иных отраслях производственной деятельности Донугля,—«после всего этого факт существования организации следует считать совершенно бесспорным. Совершенно бесспорно, что организация существовала в течение ряда лет, действовала согласно установленным и признанным ее членами целям.

Ни те из обвиняемых, которые признали себя виновными, ни те, которые ни в чем не сознались, не отрицают факта существования организации. Не могут отрицать этого факта и буржуазная печать, и общественное мнение буржуазной Европы.

НЕ ОДИН ДОНБАСС

 Тов. Крыленко подчеркивает далее, что организация эта охватывала не только Донбасс. Данные дела говорят о том, что организация была более мощной, более сильной, чем это казалось на первый взгляд. Показания свидетелей Андреева и Мухина, а также подсудимого Скорутто (последнего в закрытом заседании суда) говорят о том, что контрреволюционная организация имела в достаточной степени укрепившиеся корни в центральных учреждениях, управляющих нашей промышленностью.

Отчетливо освещена на процессе также и связь контрреволюционной организации с некоторыми организациями бывших русских промышленников в ряде буржуазных стран Европы.

ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ ЯВЛЕНИЯ

Подчеркнув, что контрреволюционные преступления делаются все более и более редкими в нашей стране, Н. В. Крыленко ставит следующий вопрос:

— Как же объяснить, что представители технической интеллигенции на одиннадцатом году революции сидят здесь в качестве обвиняемых в тягчайших контрреволюционных преступлениях?

Мы должны понять исторические корни этого явления и сделать из этого ряд выводов, в частности и такие выводы, которые должны быть учтены при определении конкретных форм уголовной репрессии в отношении обвиняемых (здесь тов. Крыленко, как и накануне общественный обвинитель тов. Гринько, подчеркивает, что шахтинское дело отнюдь не означает, что на скамье подсудимых вся наша интеллигенция, и даже вся техническая интеллигенция).

Я вспоминаю другой процесс, происходивший в этом же самом зале, процесс, также привлекший к себе общественное внимание трудящихся нашей страны и общественное мнение буржуазной Европы. Я говорю о процессе правых эсеров, происходившем в 1922 году. И тогда в качестве обвиняемых на скамье подсудимых сидели в большинстве представители интеллигенции, правда, не технической, а профессиональные политики, представители когда-то крупной политической группировки.

Но то был период, когда подводились итоги гражданской войны, когда последняя уже отходила в прошлое, но еще кое-где слышались отзвуки ее громов. В тот период еще можно было об’яснить подобные выступления. В тот период можно еще было говорить о том, что кое-где копошатся группы, говорящие об открытом восстании против советской власти, против власти, установленной волей миллионов, волей большинства рабочего класса и крестьянских масс. Тогда, но не теперь, не 7 лет спустя, не на одиннадцатом году пролетарской революции.

Сейчас мы уже прошли через ряд лет успешного мирного строительства. Сейчас мы пришли уже к определенным и крупным успехам. Казалось бы, что в данный период представители интеллигенции, носительницы славных традиций героической борьбы чуть ли не со времен эпохи «Народной Воли», ни в коем случае не должны находиться по ту сторону баррикад, отделяющих нас от буржуазного мира. А между тем, это так. И сейчас мы видим представителей интеллигенции в роли наших врагов.

Цель организации, в которую входили подсудимые — борьба против советской власти и помощь в случае вооруженной интервенции врагам Советской Союза. Мы видим, что реальной связью этих людей с нашими врагами была золотая цепь — золото из карманов Дворжанчика, Прядкина, Соколова и всех прочих из тех, которых мы вряд ли пустим к себе обратно.

ИХ НАДО СУДИТЬ НЕ ПО СЛОВАМ, А ПО ДЕЛАМ

— Видели ли мы, — говорит далее прокурор, — со стороны самих подсудимых хоть какой-нибудь намек на политическую постановку вопроса? Бросил ли нам здесь хоть кто-нибудь из них политическую перчатку? Нет, здесь перед нами было либо слезливое бормотанье о пощаде, либо признание о том, как они не устояли перед признаком золотого мешка, либо утверждения, что они теперь поняли и готовы признать преимущества советского строя.

Это все для нас слова, и этим словам мы не должны верить! Словами раскаяния, кстати, весьма запоздалыми, здесь оперировать не приходится. Слова сейчас не помогут. Словами сейчас сделанного не замазать.

ТРУСЛИВЫЕ НАЕМНИКИ

Это—не люди политической борьбы.—продолжает тов. Крыленко,—это— простые наемники, трусливые наемники, которые согласны продавать сегодня тех, кому они сами вчера продавались, которые готовы сейчас здесь говорить и клясться, что они вновь будут служить советскому государству. И точно также клясться, как клялись они на том собрании в Харькове, где тов. Ломов сделал на собрании инженеров первое сообщение о таллинском контрреволюционном заговоре. На этом собрании подсудимый Матов заявил, что инженерство желает выразить свое отношение к этому преступлению, Матов предложил резолюцию, клеймящую презрением тех, кто предает, тех, кто участвует в контрреволюционном заговоре.

С лицемерием, которое может только вызвать чувство гадливости и презрения, Матов предложил эту резолюцию тому, кого он обманывал в течение ряда лет. А на другой день после этого сообщения Матов вновь принялся за контрреволюционную работу, предпринял шаги, чтобы скрыть документы, которые могли бы пролить свет на существование контрреволюционной организации. Матову мы обязаны тем, что в этом процессе так мало чисто документальных данных. Иначе никто из подсудимых не смел бы сказать, что он не член организации, не посмел бы становиться в театральную позу и, бил себя в грудь, говорить, что чуть ли не с детских пеленок он чувствовал социалистический строй, Октябрьскую революцию.

Вот почему мы здесь должны разбирать только дела вредителей и по делам этим должны судить их!

ОБЕР-ОФИЦЕРЫ КАПИТАЛА

Государственный обвинитель продолжает вскрывать общественно-политическое содержание этого исторического процесса.
— Представители технической интеллигенции, сидящие перед нами на скамье подсудимых, сами говорили нам, что до резолюции они были обер-офицерами капитала. Они чувствовали себя тесно связанными с капиталистами, а потому они и шли на поводу у капиталистических предпринимателей уже и тогда, когда состояли на советской службе.

Что же, так и поставим вопрос: процесс этот есть демонстрация одной из форм классовой борьбы, которую ведет буржуазный мир против социалистического пролетарского государства.

ТЯНУТСЯ НИТИ

На скамье подсудимых сидят наши классовые враги, посланные к нам в глубокий тыл извне буржуазией. Но буржуазный мир не представляет собой единого целого. В «пределах одного и того же государства есть различные группировки. И в данном зале мы видим, как от отдельных подсудимых тянутся нити к различным группировкам подобного рода. Эти нити идут в Париж, в Варшаву, в Берлин.

Одна нить ведет к бывшим промышленникам юга России, об’единившимся с представителями французского капитала, заинтересованными в возврате им рудников.

Другая нить ведет к Дворжанчику и к польскому объединению тех же бывших горнопромышленников.

Третья нить ведет к ряду лиц пока, надеюсь, отдельных лиц, связанных с немецкими фирмами, которые по тем или иным мотивам находились в сношениях с контрреволюционной организацией. За этими лицами стоят отдельные группировки, которых мы не можем и не хотим отождествлять, как бы нам это ни приписывали, со всем комплексом буржуазно-классовой партии, но о существовании которых мы не можем и не хотим забыть.

СИЛУЭТЫ НЕКОТОРЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ

За этими группами вырисовываются также силуэты некоторых учреждений, правда, туманные, но в достаточной мере знакомые,—учреждения не только экономического, но и прямо политического характера. Если можно было говорить и спорить о связях вредителей с этими учреждениями до закрытого заседания суда, то теперь об этом спорить не приходится.

Что же все это означает? Это означает, что в тех условиях классовой борьбы, которую ведет Социалистическая Советская Республика с капиталистическим миром, сидящие на скамье подсудимых являются авангардом этого классового врага, подосланного нам в тыл, его диверсионным отрядом.

МЯГКОЕ И ЖЕСТКОЕ ВЫРАЖЕНИЕ КЛАССОВОЙ НЕНАВИСТИ

Н. В. Крыленко останавливается на «политической философии» обвиняемого Горлецкого, как на образце «мягкой формы выражения классовой ненависти к социалистическому строю и пролетарской диктатуре».
— По мнению Горлецкого, власть должна принадлежать определенной совокупности, как он говорил, рабочих, крестьян и частных капиталистов.
Для него неприемлем социалистический порядок. Если послушать его, эволюция советской власти по пути возврата к капиталистическому строю началась и неминуемо, неизбежно будет продолжаться.
Но если Горлецкие давали нам мягкое выражение классовой ненависти, то их хозяин, Дворжанчик, как об этом нам рассказывал здесь Казаринов, не мог без ненависти, без пены у рта говорить о советской власти. Достаточно вспомнить содержание некоторых писем Дворжанчика, которые частично были оглашены на судебном следствии, чтобы стала совершенно очевидной истинная классовая природа этой борьбы.
Интеллигенция никогда не была классом или слоем населения, которая имела отчетливую политическую физиономию. По самой природе своей интеллигенция была осуждена на то, чтобы расслаиваться и тяготеть то к классу крупной буржуазия, то подниматься— иногда—до высот сочувствия рабочему классу. Так было во всех революциях. Так было и в нашей революции. А когда наша революция размахнулась шире, тогда интеллигенция стала откатываться назад, вправо. И недаром все
они, или большинство из них, в 1919 году в Ростове клялись приложить все усилия, чтобы уничтожить Советский строй.

«Не станет промышленности, не будет России, если представители добровольческой армии, вместе с представителями горной промышленности не заключат тесного союза для победы над большевизмом, для уничтожения этого исчадия от ада».

Такие слова говорил ген. Май-Маевский на ростовском съезде горнопромышленников в 1919 г.

—    Вот когда, — восклицает прокурор, — эти люди говорили своим настоящим языком! Вот когда они без всякого фигового листка показали свое настоящее классовое лицо! А на этом съезде мы видим Горлецкого, Скорутто, Березовского, Штельбринга (не подсудимого, а его отца), Будного, Шадлуна, Юсевича и того Владимирского, который здесь представлялся невинным ребенком.
—    Об этих фактах далекого прошлого мы сейчас должны вспомнить. Не потому, что мы хотим подсудимых сейчас судить за это, но для того, чтобы понять психологию этих людей, чтобы понять их некрашенное лицо.

***

Остановившись еще на некоторых моментах, характеризующих общественно-политическое содержание шахтинского процесса, государственный обвинитель переходит к детальнейшему уликовому разбору виновности каждого из обвиняемых, объединяя их в группы, связанные единым характером, или единой территорией вредительства, или единым руководящим центром.

***

Прокурор требует высшей меры социальной защиты—расстрела—для следующих двадцати двух подсудимых: Березовского, Калганова, Андрея Колодуба, Александра Некрасова, Горлацкого, Бояршинова, Матова, Братановского, Мешкова, Шадлуна, Юсевича, Казаринова, Сущевского, Будного, Кржижановского, Бояринова, Башкина, Детера, Васильева, Кузьмы и двух представителей московского центра—Рабиновича и Скорутто.

В отношении всех других обвиняемых прокурор находит возможным ограничиться различными сроками лишения свободы.
От обвинения Мейера, одного из трех германских подданных, прокурор отказывается, считая, что оговор Башкина в отношении Мейера не убедителен. В отношении другого германского подданного, Бадштибера, а также в отношении некоторых других обвиняемых, прокурор считает возможным применить условное осуждение.

***

Вчера вечером начались речи защиты.

Мы умеем карать врагов

ПРИГОВОР ПО ДЕЛУ ШАХТИНСКИХ ВРЕДИТЕЛЕЙ

28 июня выступил с большой речью государственный обвинитель тов. Крыленко. Он говорил около 10 часов. Тов. Крыленко заявил, что существование контрреволюционной организации доказано. Но перед судом находятся не смелые политические борцы, а трусливые наемники капитала.

Для вредителей, слуг капиталистов, главное были деньги. Для получения их они не останавливались ни перед чем. Они продавали нашим классовым врагам кровь и пот советских рабочих.

Тов. Крыленко кончает свою речь заявлением, что после этого суда все раскрытые и нераскрытые вредители у нас и их заграничные вдохновители должны понять: советская власть еще не разучилась расправляться со своими врагами.

2 июля подсудимым было дано последнее слово. Почти все они просили сохранить им жизнь, заявляли, что изменили свои убеждения, уверены в крепости советской власти и просит дать им возможность загладить свою вину.

С утра 5 июля, когда должен был быть об'явлен приговор, у Дома Союзов собралась тысячная толпа нарола. Колонный зал был набит до отказа.

В 10 ч. 15 мин. в зал ввели обвиняемых.

Ровно в 12 час., после 52-часового совещания, выходят члены Верховного Суда.

— Заседание специального присутствия возобновляется,— говорит председатель. — Об’являю приговор.

В первой части приговора подводятся итоги судебного следствия. Суд признал доказанным существование контрреволюционной организации, установившей связь с бежавшими за границу капиталистами и получавшей от них деньги и указания.

До 1924 г. вредительские действия носили неорганизованный характер, но с 1924 г. уже начинает создаваться организация. Дальше в приговоре подробно рассказывается об установленных судом фактах вредительства.

11 обвиняемых приговорены к расстрелу с конфискацией имущества. Это: Горлецкий, Березовский, Шадлун, Казаринов, Бояршинов, Матов, Братановский, Бояринов, Кржижановский, Юсевич и Будный.

Остальные 38 обвиняемых приговорены к тюремному заключению на разные сроки, от 1 года до 10 лет, с частичной конфискацией имущества.

Вместе с тем суд считает необходимым представить на усмотрение Президиума ЦИК СССР нижеследующее:
Значительное большинство осужденных к расстрелу не только признало свою вину перед пролетарским государством, но и стремились раскрыть перед ним все обстоятельства совершенных ими тяжких преступлений.
Учитывая это обстоятельство, а также и то, что громадное большинство осужденных представляет собой квалифицированную техническую силу, которую возможно использовать на практической работе, специальное присутствие Верховного Суда в отношении Березовского, Казаринова, Матова, Братановского, Шадлуна и Бояршинова ходатайствует о замене им расстрела иной мерой социальной защиты.

Подводя итог необходимо отметить, что процесс был открытым. Защищали подсудимых 15 известных московских адвокатов. Ход процесса освещало 120 журналистов. Не было ни одной мало-мальски значимой газеты, которая не посвятила бы свои материалы ходу процесса.

Даже самые "отъявленные либералы" признают, что процесс не был постановочным. Был проведен в соответствии с действующим в те времена законодательством.

Во время судебного следствия «признали» свою вину полностью 20 обвиняемых, частично — 11, не признали — 22.

Процесс по шахтинскому делу завершился 5 июля 1928 г. оглашением приговора.

Их общего числа  обвиненных в умышленном вредительстве, создании подпольной вредительской организации 53-х инженеров и руководителей четверо  были оправданы. Одиннадцать человек приговорены к расстрелу. Впоследствии шестерым из них Президиум ЦИК заменил расстрел 10 годами лишения свободы.

 На заседании Политбюро ВКП(б), когда обсуждалась судьба осуждённых, Сталин выступил за неприменение расстрела в отношении оставшихся пяти осуждённых. Об этом после того как процесс завершился Бухарин рассказал  в своей  беседе с Каменевым.  

По словам Бухарина, когда в узком партийном кругу обсуждалась форма приговора и кого к каким срокам заключения или к высшей мере наказания приговорить, Сталин абсолютно неожиданно предложил не применять смертной казни, хотя на предыдущих стадиях рассмотрения было решено, что формула приговора должна включать смертную казнь в отношении хотя бы группы руководства контрреволюционной организации.
В результате Бухарин, Рыков и др. проголосовали против этой инициативы Сталина и добились применения смертной казни.

Бухарин оправдывал свои действия тем, что  они (Бухарин, Рыков, Томский) голосовали за применение смертного приговора потому, что были связаны логикой всего предыдущего поведения.   А Сталин (в интерпретации Бухарина) хитрый, коварный политик взял да и изменил свою линию поведения.

В конце 2000 года все осужденные по шахтинскому делу были реабилитированы. Как сообщала Генеральная Прокуратура РФ, 6 июля 1928 года 49 специалистов Донбасса были приговорены к различным мерам наказания Верховным судом СССР под председательством ректора МГУ Андрея Вышинского. В качестве обвинения фигурировало создание «вредительских групп в ряде рудоуправлений Донбасса, правлении треста „Донуголь" и в правлении ВСНХ СССР» с целью нанесения вреда советской власти.

 Обвинение утверждало, что определённо «оперировало фактами аварий и затоплений на шахтах, а также антисоветских высказываний ряда лиц». В ходе проверки материалов дела комиссией по реабилитации при Прокуратуре РФ было выявлена фальсификация доказательных материалов и отсутствие вины у осужденных.