ТРИДЦАТЫЙ ДЕНЬ ПРОЦЕССА
ПО СУЩЕСТВУ
Имел ли Отто перед от'ездом в СССР беседу с главным инженером АЕГ Блейманом, который так же, как и Исай Башкин, состоял членом вредительской организации, о котором много рассказывал накануне Казаринов? Да, беседа у Отто с Блейманом действительно происходила, но чисто служебного, «делового характера».
Блейман подчеркнул, что ему, Отто, следует изучать в Донбассе на коксовых предприятиях, «какие там можно произвести работы». Совершенно деловой характер носили также его беседы с Исаем Башкиным.
В записной книжечке Отто оказались начертанными знакомые нам фамилии берлинских «полпредов» вредительской организации: Рубеновича, Казаринова (и еще Бипика, также представителя Донугля в комиссии по заказам оборудования в Берлине). Но Отто заявляет, что Казаринова он никогда не видал; что он впервые видит его на суде. А Казаринов утверждает, что, приехав из Берлина, Отто явился к нему на квартиру и передал ему пакет,— «почту Матову». От кого? Нетрудно догадаться.
От тех, с которыми и Матов, и Казаринов совещались по во-вопросам вредительства в Берлине.
«НЕОРГАНИЗОВАННЫЙ КОММУНИСТ»
Отто считал необходимым носить «форму» друга СССР. Другой обвиняемый—германский подданный, монтер фирмы АЕГ Мейер —идет гораздо дальше. Он считает необходимым об’явить себя «неорганизованным коммунистом». Сам Мейер «неорганизованный», а вот сын у него, в Германии, вполне «организованный коммунист», со всеми атрибутами и с партийным билетом, конечно.
Впрочем, Мейер не всегда настаивает и на своей «неорганизованности» и на «организованности» его сына. Не один раз он отказывался на предварительном следствии от этих утверждений, не один раз снова возвращался к ним.
Был еще Мейер «социал-демократом до 1920 года». Но и в этом он не очень уверен...
Как и Отто, Мейер твердо помнит одно: никакого отношения к вредительской организации он не имел.
Не менее усердно и так же запутываясь подчас в сетях собственных противоречий, Мейер отрицает факт передачи им Абраму Башкину денег, привезенных из Берлина.
Мейер безнадежно запутывается в показаниях о своих встречах с Исаем Башкиным в Берлине. То он его видел один раз, то он его видел 3 раза, и Башкин даже, однажды, приходил к нему на квартиру.
Словом, показания Мейера весьма «неорганизованны»...
ОДИН ИЗ ВОЖДЕЙ
Матов.
Эта фамилия десятки, может быть, сотни раз, произносилась в стенах Колонного Зала на протяжения последнего месяца. И особенно часто стал упоминаться Матов с тех пор, как на процессе изучается многогранная деятельность харьковского вредительского центра, в состав которого вошел ряд руководящих работников Донугля.
Что сказать о Матове до вредительского периода? Он похож на многих других инженеров, прошедших на процессе до него. Двадцатилетний производственный стаж. Служба в Донбассе на довольно ответственных постах, из которых последний—пост директора-распорядителя рудника «Золотое», принадлежавшего французской акционерной компании.
Здесь отметим одну существенную деталь. Одним из членов правления этой французский компании, находившимся в России, был не кто иной, как Дворжанчик, (а до него—инженер Лямин, также упоминавшийся на процессе).
Конечно, Матов в 1919 году оставил рудник вместе с белыми. С рудника—в Ростов. Из Ростова—в Крым... А затем—вернулся в Донбасс уже в качестве советского инженера. Все годы Матов занимает видные административные должности, а в 1926 году, как мы знаем, он становится во главе знаменитого управления нового строительства.—там, где вредительской организации нужен был «свой человек», и именно такой последовательный и бесспорно способный организатор вредительства, как Матов.
ПОСЛУШАЕМ МАТОВА
Матова стоит послушать. Матову есть что рассказать, даже если у него нет намерения (а в этом вряд ли можно сомневаться) рассказать все, что он мог бы рассказать.
Когда зародилась шахтинская вредительская организация? Матов называет 1924 год. До этого года «отдельные инженеры» имели связь и, конечно, не «бесцельную» с бывшими хозяевами рудников, в частности и, в особенности—с Дворжанчиком. И Матов связался с Дворжанчиком.
В том же 1924 году Матов,—об этом нам уже известно не из показаний ранее допрашивавшихся обвиняемых,—получил первое директивное письмо от Дворжанчика и первые «премии» от него же. И вот вскоре после этого было сколочено первоначальное ядро организации, состоялся ряд совещаний членов ее...
ОРГАНИЗАЦИЯ ПАРИЖСКОГО ЦЕНТРА
1924 год — это период, когда Дворжанчик являлся представителем группы бывших русских углепромышленников в Польше. В 1925 году организуется парижский центр углепромышленников. Задачи Дворжанчика и К* становятся шире, «концессионные» аппетиты становятся больше. И вот начинается усиленная переписка Дворжанчика со «старыми инженерами».
Характер этой «переписки» нами давно и детально изучен: любезное письмецо, теплый привет из-за рубежа, вредительская деректива и для поощрения первая—«премия», за которой начинается уже плановое, снабжение вновь завербованного вредителя.
ОВЛАДЕНИЕ АППАРАТОМ ДОНУГЛЯ
Энергичной вербовкой новых членов вредительской организации, не исчерпывалась организационная деятельность руководящего ядра вредительской организации.
Уже в 1925 году руководители организации обсуждают на своих совещаниях вопрос «об овладении всем аппаратом Донугля и притом о «глубоком» овладении. И мы хорошо знаем, что это решение было принято организацией и блестяще проведено в жизнь. Мы знаем, что все «командные высоты» Донугля были в действительности заняты активными и талантливыми вредителями.
ЗАГРАНИЧНЫЕ КОМАНДИРОВКИ
Существование крепко - сколоченного объединения углепромышленников в Париже и филиала этого об’единения— в Варшаве (организатор филиала—все тот же Дворжанчик), естественно, выдвигало необходимость установления прочных святей между шахтинскими вредителями и субсидирующими их зарубежными центрами.
И вот на очередном совещании харьковского центра—в том же 1925 году—принимается решение о «заграничных командировках». Здесь очень простая и одновременно очень сложная, в смысле разгадки ее извне, механика. Официально—-тот или иной видный инженер командируется за границу или с «научной целью», или «для закупки машин» и т. п.
А по существу—представитель вредительской организации с соответственным «удельным весом» (вспомните, как перед заграничной командировкой Бахтиаров заботился о «поднятии удельного веса» Казаринова) —делегируется в вышестоящую вредительскую организацию—-в заграничные центры—для информационных докладов о работе на местах, для связи, для получения новых вредительских директив и... новых субсидий, новых «премий».
МАТОВ—ЗА ГРАНИЦЕЙ
Только о некоторых деталях заграничного путешествия Матова.
В Берлине Матов из числа членов организации застал знакомого уже нам по показаниям Казаринова Рубановича.
Они быстро «сработались». Ибо оба они были в курсе очередных задач организации. Все ладилось быстро.
Из Берлина Матов отправился в Париж. Роль Исая, Башкина в Берлине,—в Париже выполнял Юсевич. Там он, Юсевич, был связующим звеном между шахтинской организацией и парижскими хозяевами его. По случаю приезда Матова и, конечно, с его участием и с участием Юсевича состоялось совещание парижского бюро, бывшего совета с’ездов горнопромышленников юга России. Надо ли прибавлять, что Матов выступил с обширным докладом о положении каменноугольной промышленности, с уклоном, — соответственно персональному составу участников совещания — к рудникам, принадлежавшим раньше французским компаниям.
Конечно, Матов услышал в прениях по его докладу указания на необходимость задерживать строительство в крупных шахтах и т. п.
СОКОЛОВ ЗОВЕТ ФРАНЦИЮ ВОЕВАТЬ С СССР
Но если Матов и другие говорили о конкретных задачах вредительства, то Соколов в свое время—фактический руководитель совета с’ездов горной промышленности, говорил о «политическом моменте».
— Задачи членов совета съездов—влиять на французское правительство, чтобы склонить его к военным действиям против СССР.
При этом Соколов, естественно, выражал надежду, что Франция будет выступать против СССР в дружественном окружении союзников...
ДОКЛАДЫ В ХАРЬКОВЕ И МОСКВЕ
Берлин, Париж — позади.
Декабрь 1925 года. Матов возвращается в Харьков. Матов делает информационный доклад о обоих заграничных успехах в харьковском вредительском штабе.
Январь 1926 года. Матов и Бахтиаров — в Москве. Снова — «инфромационный доклад» Матова, на этот раз,—на совещании организовавшегося, по данным Матова,—в 1920 г. московского центра: здесь присутствует Рабинович, Именитов и «несколько незнакомых» Матову лиц. Матов отчитывается в своей заграничной командировке перед московским штабом.
«ПЕРВЫЕ ЛИЦА»
Хотя и не очень охотно, Матов все же признает, что его надлежит отнести «к числу первых лиц» вредительской организации.
А кто же остальные «первые лица»?
— Бахтиаров, Братановский, Детер, Березовский, Мешков, Казаринов, Валиковский, Шадлун и Бояршинов.
Матов отмечает значительную роль Юсевича, парижского «полпреда».
***
Из показаний Матова мы узнаем, что вредительская организация «охватила одиннадцать крупнейших рудоуправлений и самый центр — Донуголь». И при всем этом, — признает Матов, — вредительство не остановило могучего роста Донбасса.
Не могло остановить, ибо творческая энергия рабочего класса, его воля к социалистическому строительству не поддалась червоточине.
Л. НИКОЛАЕВ.
Процесс близится к своему завершению, а тем временем газеты продолжают писать о новых происшествия на производстве и принимаемых мерах по их искоренению.
Вопиющая бесхозяйственность
ЗАГРАНИЧНЫЕ МАШИНЫ ЗАЛИВАЮТСЯ ВОДОЙ
СТАЛИН, 23/VI (ТАСС). На заводе бывш. Боссе (Донугля) отмечена вопиющая бесхозяйственность. Недавно на заводе выстроены новые корпуса, электростанция и установлен ряд заграничных машин. Место для постройки корпусов выбрано неудачно (под горой), вследствие чего во время дождя машины заливаются водой. На заводе, на открытом месте, лежит до 10 станков, которые ржавеют; имеются ненужные станки. Материалы переданы прокурору для привлечения виновных к ответственности.
Борьба с злоупотреблениями
АРТЕМОВСК, 23/У1 (ТАСС). Борьба с злоупотреблениями в советском аппарате приобретает в округе большой размах и уже дала довольно ощутительные результаты. Только за апрель и май месяцы РКИ привлечено к ответственности за бюрократизм и волокиту 93 ответственных работника; снято с работы, как разложившийся элемент, 16 чел.
В процессе расследования имеется на сегодняшний день 20 дел по извращению директив вышестоящих органов, по оторванности от рабочекрестьянских масс и т. д.
РУДНОМ ПРИКРЫВАЛ ПРОФРАБОТНИКА-ГРУБИЯНА
ШУМАКОВ СНЯТ С РАБОТЫ.
ХАРЬКОВ, 25/У1.—(ПО ТЕЛ. ОТ НАШ. КОР.) В всеукраинский комитет горняков поступило заявление рабочих шахты N 19 Краснотворческого рудника, сталинского рудоуправления, о грубом обращении председателя шахткома Шумакова с рабочими. Шумаков преследовал критику, грозил «сослать критикующих на Соловки» и однажды, в разгаре спора, плюнул одному рабочему в лицо.
Рабочие просили сталинский окр-профсовет снять Шумакова с работы, но рудком не выполнил постановления ОСПС об этом.
ВУК союза горняков постановил немедленно снять с работы Шумакова и командировать для расследования на месте члена президиума ВУК.
„ТРУД" ПРАВ,
обвиняя „Цегострест" и „Стеклострой" в бесхозяйственности
Рабочие требуют обуздать зарвавшихся руководителей строительства
ТРИДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПРОЦЕССА
НА «КОМАНДНЫХ» ВЫСОТАХ ДОНУГЛЯ
Обвиняемый Матов, давший в своих обширнейших показаниях столь выпуклую картину зарождения, развития и деятельности контрреволюционной вредительской организации, ее внутрисоюзных и зарубежных центров, между прочим, указывал, что организация блестяще справилась с задачей «овладения аппаратом Донугля».
Матов приводит иллюстрации. Руководящую роль в Донугле играл Рубанович, вредитель, который с таким успехом, — вместе с Казариновым и Матовым — устанавливал связи организации с Берлином. Во главе электро-механического отдела Донугля стоял Плотке (один из членов организации, не вернувшийся в СССР из очередной «заграничной командировки»). Отделом механизации руководили также знакомые вредительские фигуры: Чинокап и Горлецкий. Управление нового строительства, возглавляли «сам Матов» и не менее последовательный вредитель Братановский. Наконец, иностранным отлетом Донугля ведал Казаринов, один из заграничных «полпредов» организации.
УДЕЛЬНЫЙ ВЕС БОЯРШИНОВА
К этому списку руководящих вредителей, занявших подлинно командные высоты Донугля, следует прибавить Бояршинова, технического директора Донугля. который, по словам Матова, «позже других вступил в организацию (в 1925 году), но стал одним из главных деятелей ее, одним из руководителей организации.
Все наиболее крупные вопросы,—подчеркивает Матов, — проходили через технического директора Бояршинова. В частности, ни одно из вредительств, проводившихся в управлении нового строительства, не могло пройти мимо.
Таков удельный вес того вредителя, который сменил у микрофона перед судейским столом обвиняемого Матова.
БОЯРШИНОВ О СЕБЕ
Бояршинов, бывший член совета съездов горнопромышленников, в 1919 году объявившего генерала Краснова спасителем «погибающей родины» и присягавшего на верность белой идее, в 1920 г. занял в советском Донбассе, несмотря на свое среднее техническое образование, должность заведующего техническим отделом центрального правления каменноугольной промышленности. Затем Бояршинов восходил все выше и выше по лестнице управления Донбассом.
Бояршинов, который упоминался, как один из руководящих вредителей не только в показаниях одного Матова, — этот Бояршинов отнюдь не признает себя виновным в принадлежности к вредительской организации.
Между тем, предыдущие дни судебного следствия (показания Казаринова и других) показали, что еще задолго до образования вредительской организации, в Шахтинском районе и задолго до вступления в нее Бояршинова, последний являлся тем центром, вокруг которого группировались будущие вредители.
Но... Бояршинов утверждает, что он и в тот период «был лойяльным советским гражданином». Бояршинов даже выдвигает чисто-деловое об’яснение. Ему, видите ли, некогда было заниматься антисоветскими делами и даже беседами, ибо «он был чересчур поглощен своей работой»...
При таких условиях можно только удивляться тому, что у Бояршинова все же нашлось время разглядеть, что в Донугле, техническим директором которого он был, существует вредительская организация. Бояршинову «приходилось» быть в самых тесных отношениях с руководящими деятелями организации. Но и это еще, конечно, не значит, что он и сам был вредителем...
Напрасно прокурор тов. Крыленко напоминает Бояршинову о некоторых фактах, как будто твердо устанавливающих его принадлежность к организации.
В свое время Бояршинов беседовал с такими видными деятелями организации, как Матов и Бахтиаров, на тему о возвращении на рудники старых хозяев. В 1923 году Бояршинов сообщил Дворжанчику сведения о тех условиях, при которых было бы возможно получить в Донбассе концессии...
Бояршинов считает, что он только «не оправдал доверяя». И об’яснение он приводит чисто-психологическое: коллизия между чувством и долгом. «Чувство»—это слово должно означать опасения Бояршинова, что разоблачение им вредительской организации будет истолковано, как «месть»...
О МОСКОВСКОМ ЦЕНТРЕ
В 1926 году парижский центр вредительской организации дал очередную директиву, очередной лозунг— быть готовым «на случай войны», уметь в нужный момент вывести из строя донбассовские рудники. В 1926 г. на пленуме вредителей одни высказывались «за интервенцию», а другие— «против интервенции».
В 1926 г. был образовал московский центр вредительской организации, куда, по словам Матова, был перенесен центр тяжести руководства организации, связи с заграницей и «денежных расчетов». Об этом харьковский центр узнал от Скорутто, одного из руководящих работников главного горно-топливного управления ВСНХ. Скорутто привез харьковскому центру, потерявшему свою самостоятельность, первые директивы из Москвы. Кроме Скорутто, Матов знает, как членов московской организации, Именитова и Рабиновича. Они все трое присутствовали на заседании московского центра, когда Матов, вернувшийся из своей плодотворной заграничной командировки, делал там обширный «информационный доклад».
Рабинович и Именитов, кроме того, неоднократно присутствовали на заседаниях харьковских вредителей, официально проводившихся под видом заседаний технического совета Донугля, и т. д.
ИМЕНИТОВ
Начиная с 1923 года, Именитов, инженер с сорокалетним стажем, работал в московском представительстве Донугля (он был заместителем управляющего представительством),
— Я ни к какому центру, ни к каким контрреволюционным организациям не имел никакого отношения! Я даже не имел ни малейшего подозрения об их существовании!
Так категорически Именитов отрицает свою виновность и в начале допроса и в конце его. А, с другой стороны, несколько обвиняемых не менее уверенно и твердо изобличают Именитова, как члена московского центра.
Обвиняемый Братановский, как и Матов, видел Именитова на совещаниях харьковского центра. Именитов не только просто присутствовал на этих заседаниях, но и принимал активное участие в обсуждении очередных вредительских проблем.
Обвиняемые Казарянов и Сущевский, хотя и не могут «достоверно» установить принадлежность Именитова к вредительской организации, но и у них «впечатление было вполне определенное», что Именитов не чужой человек во вредительской организации.
Именттов утверждает, что Матов и Братановский просто оговаривают его. Мотивы оговора? Они неясны Именитову. Может быть, они хотят свое собственное падение оправдать тем, что и все другие донбассовские инженеры— вредители. Может быть, какие-нибудь другие, непостижимые соображения руководят «всеми оговорщиками»...
— Меня погубило то, что свои деловые, служебные поездки в Харьков я приурочивал к сессиям технического совета Донугля: я хотел быть в курсе нового строительства, новых проектов. А у них, у моих оговорщиков, могло получиться такое представление, что я участвую в организации.
«СВЯТОЙ МАКАРИЙ» И УЛИКИ
Наконец, есть еще одна улика против Именитова, которая, несмотря на свою несколько курьезную форму, не может не быть вопринята, как улика довольно серьезная. В руках тов. Крыленко листочек из записной книжки Именитова. На этом листочке... стихи Именитова, сочиненные им в январе текущего гола, незадолго до его ареста.
В этих стихах, написанных по случаю «дня святого Макария», праздновавшегося в свое время студентами Петроградского горного института (этот Институт окончил Именитов), Именитов предается тревожным размышлениям о «чудовищных безобразиях» и о том, «кто будет в ответе»:
«Может быть, и мы с вами поплатимся,
Может быть, и все пройдет благополучно.
Может быть, в Соловки прокатимся,
А, может быть, наградят поштучно».
— Чем вы об’ясните, что ваше поэтическое настроение по случаю «дня Макария» ударилось в направлении Соловков,—спрашивает председатель суда тов. Вышинский.
— Не находите ли вы, что эти ваши стихи вполне соответствуют обстоятельствам данного процесса?—-спрашивает тов. Крыленко.
Именитов не может не признать, что «об'ективно, если подойти серьезно»,—это как будто так. Но в действительности—это лишь необъяснимая случайность...
— Я эти стихи писал без всякого плана. Вы видите, там начало, как будто очень серьезное, наводящее на размышления, а дальше, в конце, говорится о «милых дамах»...
И Имеянтов снова отрицает свою причастность к вредительской работе.
Таковы все «за» и «против» в отношении Именитова.
Л. НИКОЛАЕВ.
