Началось слушанием дело, волнующая информации о котором за последние полтора месяца не сходит со страниц нашей столичной и провинциальной прессы,—дело, каждая новая деталь которого вызывает взрывы негодования со стороны трудящихся масс нашего Союза.
В Колонном зале Дома Союзов, который со времени процесса знаменитого провокатора эпохи «Народной Воли», Ивана Складского, не видел в своих стенах судебных дел, — атмосфера большого судебного процесса. Задолго до назначенного часа Колонный зал начинает наполняться публикой.
В начале одиннадцатого часа председатель Особого Присутствия Веховного суда СССР тов. А. Я. Вышинский об'являст заседание открытым.
— Слушается дело о контреволюционной организации группы инженеров и техников, работавших в горной промышленности, в числе 53 человек...
Следует перечень фамилий обвиняемых, из которых многие, многие уже твердо запомнил советский читатель.
«ЗАЩИТНАЯ РЕАКЦИЯ».
Все ли обвиняемые доставлены в зал судебного заседания? — обращается председательствующий к секретарю.
Все, за исключением обвиняемого Некрасова, И. П.
Оказывается, не доставлен в зал судебного заседания обвиняемый Некрасов. Оглашается акт освидетельствования Некрасова за подписью психиатра московских мест заключения Красушкина и главврача Бутырской тюрьмы Грановского о болезненных признаках, обнаруженных в последние дни Некрасовым.
Прокурор тов. Н. В. Крыленко говорит по этому вопросу:
Заключение врачей о подсудимом Некрасове в достаточной мере ясно. Врачи свидетельствуют, что Некрасов обнаруживает «защитную сознательную реакцию» после вручения ему обвинительного заключения и в ожидании процесса. В переводе на простой язык это означает: обвиняемый Некрасов сознательно симулирует болезнь. Нет поэтому достаточных оснований освободить Некрасова от присутствия на суде.
Защитница Некрасова Розенблюм считает, что нет оснований для утверждения, что Некрасов симулирует заболевание. Она полагает необходимым направить его в институт судебно-психиатрической экспертизы для исследования.
Верховный суд не находит оснований к выделению дела Некрасова в данный момент и считает необходимым доставить его в зал судебного заседания для участия в процессе.
* *
*
НЕЯВИВШИЕСЯ СВИДЕТЕЛИ.
Из огромного числа свидетелей не явились вызванные на процесс Янченко, Ряднов, Куропятов, Емельянов, Геладзе, Куприянов, Трофимов и Шварц.
Из числа 8 неявившихся свидетелей т. Крыленко считает необходимым присутствие на суде свидетеля Геладзе. Последний участвовал в деле в качестве эксперта и был также допрошен в качестве свидетеля на предварительном следствии. На суде он должен был удостоверить ряд весьма серьезных моментов. Представитель обвинения считает невозможным ограничиться теми показаниями, которые были даны Геладзе на следствии.
Защитник Рязанский ходатайствует перед судом о повторном вызове свидетеля Шварца, о причинах неявки которого сведений нет.
Защитник Левенберг ходатайствует о повторном вызове свидетелей Коваленко и Янченко.
Суд определяет принять меры к вызову в судебное заседание свидетелей Геладзе, Янченко и Коваленко, отказавшись от допроса остальных неявившихся свидетелей.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВИДЕТЕЛИ.
Вопрос о свидетелях не исчерпывается приведенными моментами.
Второй представитель государственного обвинения т. Рогинский ходатайствует о вызове б дополнительных свидетелей: Киселева, Неполна, Третьякова, Болгова, Лившица и Золотарева.
Ряд защитников — проф. Вормс, Оцеп, Ордынский, Плятт, Розенблюм, Долматовский и Левенберг—ходатайствуют о вызове дополнительных свидетелей. Число их достигает 70.
Тут и многочисленные свидетели для «общей характеристики» тех или иных обвиняемых и свидетелей, которые должны удостоверить, что обвиняемые «добросовестно работали», что отдельным из обвиняемых (напр., Березовскому) принадлежит несколько изобретений, направленных к улучшению производства.
Тов. Крыленко считает целесообразным вызвать только несколько свидетелей из тех многих десятков, о вызове которых ходатайствует защита.
— Вызов свидетелей для обшей характеристики, — заявляет прокурор, —вообще нецелесообразен: общая характеристика пусть даже и благоприятная для обвиняемых, не может свести на нет их контрреволюционных и вредительских действий. В лучшем случае такого рода свидетели смогут утверждать, что им ничего не было известно о вредительской деятельности обвиняемых. Но это отнюдь не означает, что эта вредительская деятельность не могла иметь или не имела места в действительности.
Возражая — по мотивам беспредметности их допроса — против вызова длиннейшего ряда других свидетелей, выдвигаемых защитой, — государственный обвинитель считает возможным удовлетворение ходатайства защиты лишь в той части вызова следующих свидетелей:
Нетушилова, который должен показать, что обвиняемый Валиковский ходатайствовал о скорейшем пуске шахт,—это ходатайство имеет прямое отношение к делу;
Корнаковой, которая, по заявлению защиты, должна опровергнуть факт, инкриминирующийся Андрею Колодубу: прикосновенность к расстрелу его прислуги Поли:
Левченко и Гончарова — для характеристики отношения Емельяна Колодуба к рабочим;
Денисова и Шестаковского — в опровержение некоторых показаний обвиняемого Бабенко;
Чумичева — для установления того факта, что разрушение брикетной фабрики имело место ранее, чем обвиняемый Кузьма стал работать в соответствующем районе;
Шехтера — для характеристики отношения обвиняемого Кузьмы к работе;
Рейцмана, являвшегося переводчиком немецкого инженера Мейера при отношении обвиняемого Кузьмы к рабочим (Инж. Мейер не владеет русским языком).
ХОДАТАЙСТВО ОБ ЭКСПЕРТИЗЕ
«Процессуальные моменты» еще не исчерпаны, хотя они заняли уже добрых несколько часов утреннего заседания.
Защитник Рязанский возбуждает ходатайство о производстве судебно-психиатрической экспертизы в отношении обвиняемого Башкина, исходя из того, что на предварительном следствии поднимался вопрос о душевном заболевании Башкина, что он «даже находился на излечении в поликлинике».
Защитник Башкина видит тем большее основания для удовлетворения этого ходатайства, что история болезни (больничный лист) Башкина, затребованный из Ростова в стадии предварительного следствия, до сих пор еще не получен.
Прокурор Н. В. Крыленко не видит никаких оснований для того, чтобы подвергать обвиняемого Башкина судебно-психиатрической экспертизе.
Защита, — говорит прокурор, — по тем документам, которые имеются в деле, не имеет возможности утверждать и не утверждает, что Башкин невменяем. Башкин подвергался освидетельствованию на предварительном следствии. Заключение такое: у него было констатировано состояние нервного подъема или нервного психоза, но это далеко от невменяемости.
Меры к доставлению истории болезни из Ростова приняты. Когда она будет получена, защитник Башкина будет иметь возможность ознакомиться с нею и, если к тому будут основания, возбудить ходатайство о психиатрической экспертизе. Пока же никаких объективных доказательств необходимости этой экспертизы нет.
В своем ходатайстве о психиатрической экспертизе в отношении Башкина защитник Рязанский находит поддержку в лице М. А. Оцепа, защищающего обвиняемого Отто.
Отто утверждает, что Башкин его оговаривает. Исследование психического состояния Башкина могло бы уяснить, по мнению защитника, в какой мере состояние Башкина влияло на его показания вообще и, в частности, в отношении Отто.
Н. В. Крыленко по поводу соображений защитника Оцепа заявляет:
— Такое умозаключение вообще не может явиться предметом компетенции экспертизы. В какой степени тот или другой ответ Башкина вызван стремлением его самозащищаться и оговорить других обвиняемых,—такая постановка едва ли может быть допущена при экспертизе, если бы она и была произведена.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ДОКУМЕНТЫ
За вопросом о производстве психиатрической экспертизы в отношении Башкина идут многочисленные ходатайства защиты об истребовании ряда документов, освещающих те или иные стороны деятельности обвиняемых до момента привлечения их к ответственности по данному делу.
По этим ходатайствам дает заключение второй представитель государственного обвинения тов. Рогинский. Он считает целесообразным истребовать лишь отдельные наиболее существенные документы из обширного перечня, приведенного защитой, при условии, если будет указано местонахождение этих документов, и при условии, если они имеют непосредственное отношение к событиям и фактам, исследуемым судом.
Наконец, после долгих часов, ходатайства сторон исчерпаны. Особое присутствие Верховного суда удаляется на совещание для обсуждения всех затронутых обвинением и защитой вопросов.
Суд удовлетворяет ходатайство обвинения о вызове 6 дополнительных свидетелей: Киселева, Погубина, Третьякова, Болгова, Лившица и Золотарева.
Удовлетворяется также судом частично ходатайство защиты о вызове дополнительных свидетелей. Будут дополнительно вызваны в качестве свидетелей: Киселев (тот же, который вызван по ходатайству прокуратуры), Чумичев, Нетушилов, Бейцман, Корнакова, Кувардин, Ковалев.
Не находя достаточных оснований для того, чтобы подвергнуть Башкина судебно-психиатрической экспертизе. Верховный суд отклонил ходатайство в этой части.
Частично удовлетворено судом ходатайство защиты об истребовании некоторых документов, имеющих отношение к обстоятельствам дела.
* *
*
Процессуальные моменты поглотили все вчерашнее дневное заседание.
В вечернем заседании суд перешел к оглашению обвинительного заключения, обнимающего свыше 300 страниц текста.
Чтение обвинительного заключения, вероятно, будет продолжаться еще и в сегодняшнем заседании.
Л. Н.
2-й день процесса
Чтение обвинительного заключения, начатое еще в вечернем заседании первого дня процесса, заняло не только все утреннее заседание вчерашнего дня, но и часть вечернего заседания.
Наконец, обвинительное заключение полностью оглашено. Отдельно на нeмeцком языке оглашаются те места из обвинительного заключения, которые касаются обвиняемых — германских подданных.
Особое присутствие Верховного Суда переходит к предварительному опросу обвиняемых.
—Подсудимый Березовский, признаете ли вы себя виновным в предъявленных вам обвинениях?
Следует безоговорочный ответ:
Признаю.
53 раза повторяет председатель тов. Вышинский этот вопрос, — 53 раза, ибо в сегодняшнем судебном заседании благополучно присутствует и обвиняемый Некрасов, И. И., обнаруживший накануне, как известно, «защитную сознательную реакцию*.
* *
*
Ответы обвиняемых на вопрос о виновности разбиваются на 3 группы:
Признаю.
Не признаю.
Признаю частично.
Подобно Березовскому, безоговорочно признают себя виновными в предъявленных им обвинениях:
Калганов, Самойлов, Бабенко, Чернокнижников, Никишин, Башкин, Петров, Матов, Братановский, Казаринов, Детер, Бояринов, Соколов и Кржижановский.
Совершенно отрицает свою виновность следующая группа подсудимых:
Андрей Колодуб, Элиадзе, Нашивочников, Васильев, Кузьма, Беленко, Антонов, Горлецкий, Стояновсний, Семенченок, Владимирский, Овчарен, Кувалдин, Люри, Некрасов, А. Чиновная, Валиковский, Скорутто, Рабинович, Именитов, Юсевич, Штельбрит, Отто, Мейер (последние трое — германские подданные).
Четвертый обвиняемый из числа германских подданных, Бадштибер, примыкает к обширной группе, которая частично признает свою вину, каждому из обвиняемых этой категории приходится, естественно, отвечать на вопрос председательствующего, как следует понимать формулу «частично».
В частности, обвиняемый Бадштибер (как уже отмечалось германский подданный) дает по этому поводу следующие пояснения:
О существовании контрреволюционной вредительской организации я не знал. Признаю себя виновным в том, что признавал машины, непригодность которых была мне известна, годными после того, как получил от Кестлера деньги...
* *
*
К числу частичных относятся и обвиняемый Некрасов, Иван. Он признает себя виновным «в даче сведений Георгию Акимовичу Шадлину, за границу».
И — «больше, ни в чем».
Обвиняемый Мешков расшифровывает «частично» следующим образом:
О существовании вредительской организации я не знал и в ней не участвовал. Виновен в том, что однажды в обществе своих товарищей вел разговор о рудниках, сообщая при этом сведения, которые, как мне заведомо было известно, могли быть сообщены за границу...
Какие это были сведения? И на это дает ответ обвиняемый Мешков, — надо отдать ему справедливость— ответ достаточно полный:
Эти сведения касались рудников «Югостали». Я указывал, какие из этих рудников наиболее удобны для концессии...
Вы хотели, чтобы эти сведения были переданы куда следует?—спрашивает Мешкова председательствующий.
Мешков дает утвердительный ответ, но поспешно оговаривается.
Сведения, которые я давал, носили такой нейтральный характер, что они не могли дать оружия в руки врага.
Обвиняемый Сущевский заявляет:
— Я не признаю себя виновным во вредительстве на производстве, во всем остальном—признаю.
Обв. Колодуб Емельян говорит:
О существовании организации я не знал и в ней не участвовал, но я признаю себя виновным в сравнительно недостаточных достижениях по профобразованию...
Продседательствующий вносит ясность в туманную формулировку Ем. Колодуба о «недостаточных достижениях»:
Вы признаете себя виновным в том, что задеривали профобразование, сознательно мешали его развитию?
Подсудимый соглашается с формулировкой тов. Вышинского и прибавляет:
Но не сознательно, а просто по неведению.
«Частичные» признания в отдельных случаях принимали несколько курьезную форму. Обвиняемый Файерман, например, заявляет:
— Признаю себя виновным в том, что был вовлечен в контрреволюционную организацию помимо своей воли.
Следовательно,—замечает тов. Вышинский,—вы признаете, что в этой организации состояли?
Да, но после вовлечения.
Тут, конечно, не приходится спорить с Файерманом: он состоял только после «вовлечения»...
Очень мягко формулирует свое частичное признание и обв. Горлов.
В процессе работы ему «приходилось выполнять проекты, в результате которых имело место вредительство, но «о существовании вредительской организации он не знал и в ней не участвовал».
Обв. Шадлун признает, что «с конца 1923 года» состоял в организации, однако, во вредительстве он не признает себя виновным.
Обв. Бояринов отрицает свое участие в контрреволюционной организации, хотя и не отрицает, что «слышал о существовании такой организации». Вина, его в том, что он не предпринял ничего для разоблачения этой организации.
Аналогичное об’яснение по поводу своей виновности дает обв. Калнин. Впрочем, он уточняет: «ограничивался только тем, что докладывал о вредительстве начальству.
Обв. Ржепецкий признает себя виновным в получении писем от Дворжанчика для Сущевского, не отрицает, что ему было известно о том, что в этих письмах Дворжанчика «без директивы». Он признает себя также виновным в «доставлении некоторых сведений через границу».
Обв. Будный также получал и передавал, по его собственному признанияю, письма от Дворжанчика. «но в организации не состоял».
Очень осторожны по форме, хотя достаточно ясны по существу, признания обв. Потемкина.
Признаю себя виновным,—говорит он,—в том, что в 1924 году не умышленно принимал участие во вредительских действиях. О существовании организации после 1924 года я не знал.
А до 1924 года?—следует естественный вопрос председательствующего.
До 1924 года, если считать ту группировку, которую возглавлял главный инженер Бояринов, то в этой группировке я участвовал.
Обстоятельно, по записке, читает свои частичные признания обв. Одров.
Признаю себя виновным в том, что за время с апреля по июль 1923 г., по поручению Будного и Сущевского, передавал письма, исходившие от Дворжанчика, причем содержание некоторых писем мне было известно. Признаю себя также виновным в том, что осенью 1926 года передал Бояринову для Дворжанчика сведения о шахте «Центральная»,—я тогда не придавал этому значения. Еще в том признаю себя виновным, что за время с 1924 года по апрель 1926 года получал 4 раза деньги от Дворжанчика..!
А после этих «частичных» признаний следует добавление, не совсем вытекающее из этих признаний:
— О существовании вредительской организации не знал, членом ее не состоял, никаких отношений с заграницей не имел.
* *
*
На этом заканчивается второй день процесса. Об’является перерыв до понедельника.
Л. Николаев.
3-й день процесса
На очереди — допрос обвиняемых по существу предъявленных им обвинений. Но судебное заседание начинается не с этого, а с некоторых моментов процессуального характера.
БЕРЛИНСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ СОЮЗА МЕТАЛЛИСТОВ И АЕГ.
— На имя особого присутствия Верховного суда СССР, — заявляет председательствующий тов. Вышинский, — поступило телеграфное ходатайство берлинского правления союза металлистов о допущении в качестве защитника обвиняемого Мейера члена союза металлистов поверенного Мунте.
Председатель предлагает обвинителям и защите высказаться по этому вопросу.
— Наш закон, — говорит тов. Крыленко, — в этой области таков: кроме лиц, состоящих в коллегии защитников, допускаются в качестве защитников на суде близкие родственники обвиняемых и уполномоченные государственных, общественных и профессиональных организаций Союза Советских Социалистических Республик.
Таким образом, в данном случае речь может идти об особом разрешении суда, в силу которого было бы допущено к защите обвиняемого Мейера лицо, неправомочное для этого с точки зрения законов СССР. По формальным основаниям я должен был бы возражать против допущения в качестве защитника гр. Мунте. По существу же обвинение считает безразличным вопрос о том, допустить или не допустить гр. Мунте к защите, так как гр. Мунте может, и не будучи допущенным к защите, консультировать уже участвующего в процессе защитника Мейера. Обвинение в силу этого целиком передает этот вопрос на усмотрение суда.
Защитник Мейера проф. Вормс поддерживает ходатайство о допущении гр. Мунте к защите, полагая, что последний, как человек лучше, чем он, знакомый с условиями работы германских рабочих в крупных капиталистических фирмах, должен быть допущен к защите «наряду с ним или даже взамен» его.
Особое присутствие Верхсуда не нашло возможным допустить к защите гр. Мунте.
ЗАЯВЛЕНИЯ ОБВИНЯЕМЫХ СУЩЕВСКОГО И КАЗАРИНОВА
Председатель оглашает поступившие к нему заявления обвиняемых Сущевского и Казаринова. Оба они просят о назначении им другого защитника вместо защитника Денике. Сущевский в своем заявлении указывает, что он
«не ожидал такого безнадежного взгляда от защиты», что на первом свидании с ним, на его вопрос, какая кара ему угрожает, защитник Денике ответил: «Не стану вас успокаивать. Того, в чем вы сознались, вполне достаточно для расстрела».
Обвиняемый Казаринов пишет в своем заявлении:
«Защитник Денике попросил меня, какой я избираю путь защиты, и указал мне, что он, как защитник, ничего советовать мне не может, но ставит меня в известность, что я, идя по пути признания своего преступления, несомненно, буду расстрелян».
«В виду того, однако, — говорится еще в заявлении Казаринова, — что у меня лично сложилось убеждение, что защитник Денике не сочувствует избранному мною пути защиты, что, в свою очередь, помимо его воли, может отозваться на ведении моего дела, — я прошу суд о предоставлении мне другого защитника из числа лиц, занятых в данном процессе и знакомых с ним».
В своем заявлении Казаринов жалуется еще на следующее:
«Мой защитник гр. Денико, на мою просьбу согласовать с защитником инж. Матова и Братановского несколько вопросов, вызывающих неувязки в наших показаниях, сообщил мне о том, что он этого сделать не может, так как указанные обвиняемые, повидимому, собираются на суде отказаться от данных ими показаний. Об этом ему, Депико, стало известно из совещания с защитником Муравьевым 13 мая».
Верховный суд решил освободить защитника Денике от обязанностей по защите обвиняемых Сущевского и Казаринова, а также третьего обвиняемого, которого он защищал, инж. Калисна. Участвующей в процессе защите поручено перераспределить между собой своих подзащитных с таким расчетом, чтобы выделить защитника для Сущевского, Казаринова и Калнина. Вместе с тем Верхсуд вынес следующее определение:
«Принимая во внимание, что заявления Казаринова и Сущевского аналогичны уже ранее рассмотренным особым присутствием Верхсуда в распорядительном заседании заявлениям Матова и Братановского в отношении защитника Муравьева и усматривая из заявления Казаринова, что между защитником Денике и Муравьевым существовал сговор, — поручить прокуратуре произвести по настоящему делу надлежащее расследование».
БЕРЕЗОВСКИЙ И ЕГО ПРИЗНАНИЯ.
Березовский — инженер с более чем двадцатилетним производственным стажем, работавший на ответственных местах в Донецко-Грушевском и нескольких других районах. Он — не последняя спица в той колеснице, которую так добросовестно тащили в течение многих лет шахтинские вредители и их вдохновители и помощники, находящиеся за пределами достижения советского правосудия. Берозовский — одна из маститых фигур допроса.
Его допрос поглотил весь вчерашний день, и он еще не исчерпан до конца. Четко, хотя и негромким голосом, тоном привычного докладчика, (вероятно, так же он в свое время делал доклады об улучшении производства) он дает свои показания.
Березовский предупреждает, что ему «придется начать издалека».
И он, действительно, начинает издалека, с того, как его отец «до 1857 года был крепостным в Смоленской губ. и удрал в Финляндию». В Финляндии отец Березовского был батраком, а переселившись затем в тогдашний Петербург, каким-то образом превратился в... «заведующего хозяйством на одной из фабрик».
Родители внушили Березовскому, что смысл и цель существования — в личном благополучии. И студент горного института Березовской крепко воспринял родительскую мудрость, — он «с головой ушел в вопросы материального существования». Он был далек от участия в каких-либо студенческих кружках. Его «кругозор был узок». Теоретические занятия и студенческая практика показали ему, «какое нескончаемое поле для применения теоретических знаний лежит перед инженером, который всецело отдается этому делу». И Березовский стал «изучать производство ради производства».
Этот девиз стал для него еще более обязательным, когда он вошел в среду инженеров со стажем и положением.
— Я знал одно, что задача инженера—стремиться к увеличению добычи, к удешевлению производства; знал, что надо работать так, чтобы интересы хозяина были соблюдены. Капиталистический строй я считал незыблемым, я даже представить себе не мог, как бы мог существовать другой строй.
Столь «аполитичен» был Березовский...
Рухнул капиталистический строй. Пришлось бежать с рудников хозяевам Березовского, невеселые месяцы пришлось пережить и самому Березовскому. Но он твердо верил в хозяина, в старого, — настоящего хозяина. Он не мог и не хотел признавать нового хозяина—рабочего.
Сейчас на суде Березовский говорит со спокойной обстоятельностью об этой вере в хозяина, о честном служении ему. Но было время, когда в нем, Березовском, бурлила ненависть к вновь пришедшему хозяину. Тогда из его уст извергались горячие слова в защиту старых хозяйских интересов. Тогда шахтеры всем нутром жгуче воспринимали в нем подлинного врага. С мягкостью, которой мог бы позавидовать присяжный дипломат, Березовский рассказывает о том, как он в период временного правительства участвовал в совещании по вопросу об «улажении интересов рабочих и промышленников («мир в промышленности»!), и что его выступления «не понравились рабочим», — настолько не понравились, что он счел за благо убраться из Александро-Грушевского района, куда он снова вернулся лишь в 1920 г. уже в качестве инженера, доставленного советской властью, принявшейся за восстановление Донбасса.
«Советским» инженером Березовский сделался, продолжая хранить в своей душе ту же неистребимую веру в торжество капиталистического строя, «если не на военном фронте, то на экономическом», — так ободрял Березовского старый сослуживец, по отношению к нему «старшее лицо», инженер Прядкин. Он говорил, — и Березовский разделял эти мысли, — что дни революции недолговечны, что рабочий класс в России — незначителен, а крестьянство у нас инертно, в Западной же Европе капиталистический строй незыблем...
Отсюда, от этого символа веры Березовского, закрепленного «старшим лицом» Прядкиным, ведет свое начало вредительская идеология и тактика Березовского и ему подобных. Этот путь впервые «был подсказан» ему Прядкиным. А через год—два, в 1922 году, Березовский прямо уже получил от бывшего тогда техническим руководителем Донецко-Грушевского района инженера Шадлуна вредительские директивы и... деньги.
Кстати — о деньгах. Березовский несколько раз на протяжении своих многочасовых показаний упоминает о щедрости бывших хозяев, о том, что эта щедрость еще больше укрепляла веру в их, хозяев, скорое возвращение на рудники (не станут же настоящие хозяева зря платить деньги своим бывшим инженерам!).
Тов. Крыленко заинтересовывается этим моментом. Он заставляет Березовского подсчитать, сколько он получал от старого хозяина и сколько от советской власти. И, оказывается, советская власть была так же добра по отношению к Березовскому, как и ого старые хозяева.
«Вредительское хозяйство».
Да, именно такой термин употребил вчера, может быть, даже, наверное, незаметно для самого себе, Березовский, хотя каждая фраза его показаний выкроена, с исключительной четкостью и дипломатичностью.
Березовский безоговорочно признает свою виновность. Он перечисляет на суде длинный ряд вредительств, непосредственным проводником которых был он сам, он говорит о своем раскаянии в прошлых тяжких преступлениях, но при всем этом, когда внимательно слушаешь его показания, трудно отделаться от впечатления, что он стремится что-то замолчать.
Березовской пытается утверждать, что его вредительская работа начинается только с 1922 г., после встречи его с инж. Шадлуном, соблазнившим его хозяйскими благодеяниями («хозяева меня не забывают, и вас могут поддержать, если ...»).
Но после некоторых напоминаний А. Я. Вышинского и Н. В. Крыленко, сопоставляющих соответствующие даты, Березовский признает, что и до 1922 г. имела место его активная вредительская деятельность.
Березовский вел «вредительское хозяйство» в Донецко-Грушевском районе, когда там была затоплена одна из лучших по месту рождения и оборудованию (по характеристике обвиняемого) шахта Ново-Азовская и др.
Это под его непосредственным техническим руководством производилась реставрация длинного ряда мелких шахт с «рыхлыми пластами»,—шахт, которые явно не могли быть рентабельными, между тем как шахты с заведомо блестящими данными оберегались, как ценности, как капитал, который должен будет в свое время заполнить сундуки бывших и грядущих хозяев.
Это он, Березовский, неуклонно проводил директивный лозунг вредительской организации:
— Ухудшение качества угля и удорожание себестоимости.
Березовский подробно, со всем знанием техники повествует о том, как пришедшие в негодность сортировки на ряде рудников превращали высокие сорта угля в низкосортные, что, естественно, приносило крупный материальный ущерб. А мер к постройке новых сортировок не принимали, ибо «были директивы»!
В тех случаях, когда Березовский сам не был инициатором вредительских действий, он молча наблюдал их, хотя у него «был достаточный стаж, чтобы обосновать мотивы против применения таких методов».
Не так легко перечислить все те акты вредительства, о которых рассказывает Березовский.
Любопытно отметить, что Березовский, держащий в общем курс на откровении показания, на «освобождение от гнета» прошлых преступлений, в то же время пытается отрицать некоторые признания, сделанные им на предварительном следствии.
Л. НИКОЛАЕВ.
4-й день процесса
Признавая в общем свою вину, Березовский перечисляет многочисленные акты вредительской работы, проделанной им на протяжении 7—8 лет. Он не отрицает факта систематического получения им через инж. Шадлуна и Горлецкого денег от бывших владельцев рудников, однако, он в то же время стремится смягчить общую картину. Нo это сделать трудно даже Березовскому. Он сам того не замечает, что смягчение у него получается чисто словесное. Ибо жуткие факты вредительства, конечно, не становятся менее жуткими от того, что Березовский о них рассказывает в крайне деликатных, крайне литературных выражениях.
До 1926 года у Березовского не было никаких решительно сомнений в правильности избранного им пути служения старым хозяевам. А в 1926 году, — уверяет он, — у него «стала сильно колебаться идеология».
— И если я продолжал еще не противодействовать актам вредительства, если я участвовал еще в принятии средств, то это было лишь актом малодушия. Больше я ничем не могу это об'яснить.
Впрочем, минуту спустя Березовский приводит другое об’яснение и, пожалуй, более убедительное, чем «акт малодушия»:
...Наконец, те средства, которые в последнее время стали притекать, они ошеломили, я бы сказал, величиной своей.
С «колеблющейся идеологией», искавший «подходящего случая» для того, чтобы придти с повинной, Березовский продолжал с прежней энергией осуществлять и в 1927 г.
* *
*
Допрос Березовского, занявший весь третий день процесса, продолжался и вчера. Он отвечает на длиннейший ряд вопросов, задаваемых членами особого присутствия Верхсуда, государственными обвинителями и защитой. И еще выпуклее, еще отчетливее выступает картина той грандиозной вредительской деятельности, которая была проведена при его непосредственном и активнейшем участии.
Этим моментом заинтересовывается член особого присутствия донбассовский рабочий тов. Киселев.
Значит, вредительская организация, к которой вы принадлежали, ставила своей целью ослабить нашу мощь в случае войны? — спрашивает тов. Киселев Березовского.
Отрицать не приходится, — следует ответ.
Вы заявляли здесь, — спрашивает общ. обвинитель т. Шейн,—что факты вредительства на Щербиновском и других рудниках бросались в глаза. Реагировали ли на эти явления инженеры и техники, не примыкавшие к вашей вредительской организации?
На этот вопрос тов. Шейна Березовский отвечает:
Дело в том, что горные работы по самой природе своей связаны с целым рядом случайностей. Поэтому инженерно-техническим работникам, не имевшим отношения к вредительству, неудачи, неполадки могли казаться явлениями случайного характера.
Разумеется, это — лишь формальная отписка, типичная отписка спеца с цеховой психологией. Подлинный советский инженер должен был заметить эти бившие в глаза, по выражению самого Березовского, акты вредительства...
* *
*
Исчерпаны, наконец, все уточнения почти двухдневных показаний Березовского.
Верховный суд переходит к допросу свидетелей, имеющих отношение к исследованным моментам. Свидетели эти,—шахтинские рабочие, помогают суду восстановить образ Березовского.
Зарубщик Доровский знает инженера Березовского с 1913 года. В свое время он работал на шахте «Петропавловская» (ныне «Октябрьская Революция»), во главе которой стоял инженер Березовский. Доровский приводит только один эпизод, свидетелем которого он был, но и он прибавляет выразительный штрих к фигуре Березовского.
Дело было в 1917 году, в период временного правительства. На рудниках применялся труд военнопленных- австрийцев. И, вот, по словам тов. Доровского, Березовский заставлял военнопленных работать «голыми, босыми», позволял себе рукоприкладствовать,—полоскал под бока...
Другой свидетель—шахтер Сапрунов, также наблюдал обрисованное предыдущим свидетелем отношение Березовского к военнопленным. Отобрав однажды в казармах рабочих военнопленных,—Березовский приказал построить их во фронт и через переводчика заявил им грозно:
— Если будете плохо работать, буду вас морить голодом и холодом!
Тот же свидетель Сапрунов говорит о моменте, уже известном из показаний самого Березовского (см. вчерашний номер «Труда»), о выступлении Березовского на совещании: по вопросу об «урегулировании интересов рабочих и промышленников» (в гор. Черкасове).
Оказывается, делегат от шахтеров, присутствовавший на этом совещании, по возвращении рассказал рабочим, что Березовский на совещании горячо и убежденно доказывал, что интересы производства, интересы промышленников требуют присылки на рудник... сотни казаков. Это сообщение вызвало бурю негодования среди шахтеров, состоялось общее собрание, на котором «все рабочие голосовали против Березовского,—чтобы его не было».
— С тех пор он от нас уехал,—заканчивает свой рассказ Сапрупов.
Третий свидетель — механик Золотарев (служит на руднике «Мировая Коммуна»), Производственный стаж: —30 с лишком лет. Специалисты, типа Березовского и ему подобных вредителей, недолюбливали Золотарева за его близость к рабочей массе, и по этой причине Золотареву пришлось пережить немало мытарств, перебросок и т. д. Вынуждаемый к переходам с одной шахты на другую, Золотарев наблюдал в свое время не только инженера Березовского, но и обвиняемых Калаганова, Элиадзе и Гаврющенко. Всех трех Золотарев расценивает, как явных контрреволюционеров, и утверждает, что так же расценивали их все рабочие.
Четвертый свидетель Чебадов (член ВКП, остальные свидетели—беспартийные) рассказывает на суде об эпизоде, имевшем место в 1920 уоду (как известно, в 1920 году Березовский стал «советским» инженером). Березовский встретил на улице отряд шахтеров-комсомольцев, добровольно отправлявшихся на фронт. Он начальственно заявил «своим» шахтерам:
— Вы идете не воевать за советскую власть, а громить и грабить! Вы—мародеры и хулиганы! Я не пущу вас на фронт!
Комсомольцы с трудом удержались: хотелось намять бока Березовскому.
Березовский, по свойственной ему манере, не решается целиком отрицать этот выразительный эпизод, но стремится придать ему более мягкое словесное оформление.
Небезынтересно отметить, что по возвращении этих добровольцев с польского фронта им долго не удавалось поступить на свою привычную шахтерскую работу: Березовские не принимали их на работу... Этот момент находит подтверждение в показаниях других свидетелей, допрашивавшихся на предварительном следствии.
Так округляется на процессе «маститая» фигура Березовского.
