Продолжение. Начало

ВОСЬМОЙ ДЕНЬ ПРОЦЕССА

О ТОМ, КАК КУПИЛИ НИКИШИНА

Обвиняемый Никишин выгодно отличается — по характеру его показаний — от других допрошенных до сих пор обвиняемых. Никишин, став на путь признания своей вины, не вуалирует искусно неприятных для него моментов, не применяет тактики умолчаний не только неприятной, по и явно нецелесообразной.

Не случайно такой характер показаний Никишина. Высококвалифицированный инструктор по врубовым машинам (хотя он и не имеет специального образования), 18 лет связанный с каменноугольным производством, — Никишин чужд специфически спецовской (конечно, в дурном смысле слова) психологии.

Другие обвиняемые занимались вредительской работой с 1919—20—21 г.г. и вплоть до 1927 года, некоторые — до самого дня своего ареста. С Никишиным дело обстоит несколько иначе. Он не пустил глубоких корней в шахтинской организации.

 До 1926 года я вредительством не занимался, а вот 1926 г. считаю для себя вредительным.

В 1926 году стали поступать на шахты джеферовские машины, совершенно непригодные. Никитин указывал на это инженеру Калганову. Указывал также и на то, что на шахтах даже нет рабочих, которые могли бы обращаться с этими машинами. И получил авторитетное «раз`яснеание» от инженера Калганова:

 Старайтесь разместить, как можно больше машин, подготовьте место для новой партии. Вам, может быть, придется работать при других хозяевах...

Никишин апеллировал по этом вопросу к вышестоящему инженеру Горлецкому и получил тот же ответ, то же задание.

«КОМПЕНСАЦИИ»

Никишин выполнил это задание. Его стали усиленно «компенсировать». Прежде всего ему предоставили квартиру из 3 комнат в доме для техников, дали выезд. Наконец, его стали усиленно премировать, — давали ежемесячно от 30 до 100 рублей премиальных.

— ...Затем на меня стали плохо действовать,—рассказывает Никишин о своем падении, — соприкоснования с иностранцами, с представителями иностранных фирм.

Представитель Суливановской фирмы американец Мерфи «обхаживал» Никишина мелкими подарками и угощениями, стремясь обеспечить благоприятные отзывы со стороны Никишина о машинах своей фирмы. Представитель немцкой фирмы Кнапп инженер Кестер добивался от Никишина признания, что суливанонгкис машины не годятся, и прельщал машинами своей фирмы.

КНАППОВСКИЙ КОНВЕРТ

Когда прибыли две немецких машины, Никишин с первого взгляда убедился, что это — «дело дутое». Сборка этих машин еще больше укрепила Никишина в его мнении. Здоровый рабочий инстинкт продолжал говорить в Никишине хотя он уже сделался и с формальной стороны и по существу вредителем. Он стал говорить Калганову о непригодности машин. Калганов ответил коротко и твердо:

 Надо работать!

Итак, снова задание главного инженера Калганова. А тут еще тонкое воздействие немецкой фирмы через специально приглашенного для сборки машиномонтёра фирмы Батштибера. За «примитивной выпивкой», на травке, разговорились Никишин и Батштибер. Немецкий монтер стал говорить о том, как трудно при советских ресурсах восстанавливать промышленность, что без иностранных машин советским предприятиям не обойтись. А после этой «подготовки» Батшибер, охраняя интересы своей фирмы и хорошо зная, что Никишин считает машины непригодными, сказал:

 Я вижу, вы уделяете много внимания нашей фирме... Вот, наша фирма вам передает конверт...

Никишин не устоял против соблазна, Никишин принял пакет. После выпивки подсчитал, — в конверте оказалось 400 рублей...

БРАТЬЯ КОЛОДУБЫ ОТРИЦАЮТ ВСЕ

Андрей Колодуб и Емельян Колодуб. Мало сходства в их внешности, несмотря на то, что они — родные братья. В их вкусах и наклонностях тоже немного сходного.

Андрей Колодуб, несмотря на то, что он окончил штейгерскую школу и ряд лет работал на шахтах, оказывается тяготит к сельскому хозяйству. Емельян Колодуб, человек с большими администраторскими способностями, управлявший в дореволюционное время делами крупнейших шахтовладельцев, сумевший накопить значительный капиталец и обзавестись собственными шахтами, — в то же время имеет пристрастие к «литературному труду». По крайней мере, защитник Ем. Колодуба — тов. Короленко — долго распрашивает его о каких-то его «печатных выступлениях», едва ли не по вопросу об улучшении быта рабочих...

Но между обоими братьями есть и черты сходства. Совершенно одинакова их линия поведения на суде. Оба они держатся краткой формулы:

«НЕ ПРИЗНАЮ»...

 Не признаю! Категорически отрицаю!    
Ни в чем не признаются виновными братья Володубы.

В томах дела есть ряд показаний свидетелей - рабочих о жестком обращении Андрея Колодуба с рабочими, о том, как он морил голодом немецких военнопленных, а в период гражданской войны — пленных красноармейцев. Все это — злые выдумки, — не смущаясь отвечает А. Колодуб. Он был только «требователен к рабочим», — за это они ему мстят.

Перечисляется ряд вредительских действий Андрея Колодуба. Но он твердит, несмотря на то, что его уличают и Калганов и Самойлов:

 Я ничего не знал и не подозревал о вредительстве. Все это мне стало известно лишь из обвинительного заключения.

Андрей Колодуб отрицает и факт систематического получения — через Калганова — «поддержки» от бывших королей угля из-за границы. Он отрицает даже совершенно незыблемые факты, признанные решительно всеми обвиняемыми, к которым он имеет отношение. Например, что шахта «Красненькая» (быв. собственность Самойлова), на восстановление которой было затрачено около 200 тыс. рублей, была явно нерентабельна и что затевать это могли только люди, имеющие явно вредительские намерения.

Ем. Колодуб идет по тому же пути абсолютного отрицания фактов, в том числе и тех фактов, которые им самим не отрицались на предварительном следствии. Послушать Ем. Колодуба — он был самым лойяльным советским гражданином?

Впрочем, кое в чем, хотя и очень косвенно, вынужден сознаться и Ем. Колодуб, когда перед судейским столом предстает свидетель Прудентов, бывший в 1919 г. начальником шахтинской контрразведки, с которой входили в весьма близкое соприкосновение и Ем. Колодуб и его, склонный к тихому житию, брат, и Березовский, и Калганов, и Бабенко, и Самойлов, и Гаврюшенко. Но на показаниях Прудентова придется остановиться особо.
 
Л. НИКОЛАЕВ.

ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ ПРОЦЕССА

ЕМЕЛЬЯН КОЛОДУБ О КОНТРРЕВОЛЮЦИОНЕРАХ

Емельян Колодуб, этот человек, имевший низшее образование и пишущий профессорским языком, жесточайшим образом инспектировавший рабочих и уверяющий, что к рабочим у него было самое мягкое отношение, этот высокий старик, с глубоко запрятанной в глазах волевой мощью и хитрецой,—он очень охотно характеризует, как контрреволюционеров, многих других обвиняемых.

Но он глубоко оскорбляется, когда название контрреволюционера применяется к нему самому. Он, Емельян Колодуб, отнюдь не контрреволюционер! Он готов признать, что его родной брат—Андрей Колодуб—заслуживает эту обидную кличку. Но на него Емельяна Колодуба, в этом отношении,—впрочем, и во всех остальных отношениях —возведена напраслина.

С Емельяном Колодубом не так-то легко договориться о том, кого именно можно с полным основанием считать контрреволюционером. Но прокурору Н. В. Крыленко, в конце - концов, удается достигнуть с Емельяном Колодубом общей платформы.

— Если здесь будет установлено, — обращается Н. В. Крыленко к Ем. Колодубу, — что кто-нибудь ходил в деникинскую контрразведку, называл там фамилии рабочих, а этих рабочих потом арестовывали и расстреливали, — такого человека можно считать контрреволюционером?

Ем. Колодуб, не щедрый на прямые ответы, соглашается:

 — Да, безусловно.

ТАЙНЫ ШАХТИНСКОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ

В сопровождении конвоира на эстраду, где расположен судейский стол, поднимается свидетель Прудентов, доставленный сюда из дома заключения.
Этот свидетель, капитан деникинской армии, в 1919 году был начальником шахтинской контрразведки.

 Я не могу ничего сообщить суду об обстоятельствах настоящего дела. Но я знаю некоторых обвиняемых. Они были известны мне в период май — сентябрь 1919 года, когда я возглавлял контрразведку в г. Шахтах. За этот период посещали контрразведку инженеры: Березовский, Калганов, Ем. Колодуб, Андреи Колодуб, Самойлов, Башкин, Бабенко и Гаврюшенки.

 Что же, они были привлечены вами в качестве сотрудников, в качестве секретных осведомителей?

 Нет, я никого из них не привлекал к сотрудничеству; они посещали контрразведку добровольно. Эти лица давали нам сведения о настроениях рабочих, называли фамилии тех рабочих, которые проявляли особую активность, как революционеры. Мы эти сведения, конечно, разрабатывали, арестовывали соответствующих лиц и предавали их военно-полевому суду.

Отвечая в дальнейшем на вопросы председателя суда А. Я. Вышинского и прокурора Н. В. Крыленко, Прудентов, не без некоторой сдержанности, —ибо эти моменты затрагивают его собственные интересы, как обвиняемого в контрразведческой деятельности,—признает, что для того, чтобы быть расстрелянным по приговору военно-полевого суда, достаточно было быть изобличенным в принадлежности к коммунистической партии, достаточно было оказаться красноармейцем.

«Я КАТЕГОРИЧЕСКИ ОТРИЦАЮ»...

Все перечисленные Прудентовым «посетители» шахтинской контрразведки по очереди выходят к судейскому столу и, благородно негодуя, заявляют:

 Я категорически возражаю...
 Я энергично протестую...

Первым «возражает» Калганов, о котором Прудентов вспоминает, что он обычно приезжал в контрразведку на паре серых лошадей.

 Я не ездил в контрразведку и никогда не ездил на серых лошадях,— говорит Калганов,—я всегда ездил на вороных.

Прудентов настаивает на «серых в яблоках». Прудентов вспоминает еще, что у Калганова в доме постоянно бывал мичман Ильинский, в то время — начальник новочеркасской контрразведки.

 Этот, — характеризует Прудентов  мичман Ильинский, — не упустит своего, он, бесспорно, широко использовал Калганова для своей работы.

ЕМ. КОЛОДУБ НЕ ЗНАЛ, ЧТО ТАКОЕ КОНТРРАЗВЕДКА

У Емельяна Колодуба жил постоянно помощник Прудентова по контрразведке, жандармский офицер Сазонов, хотя он имел возможность получить квартиру, территориально более для него удобную.

 Сазонов, — профессиональный жандарм, — заявляет Прудентов, — он получал у Емельяна Колодуба весьма ценные сведения.

Ем. Колодуб не возражает:

 Жил у меня Сазонов действительно, и знал я, что что он служит в контрразведке. Но я думал, что контрразведка—его воинская часть...

«СЛУЧАЙНОЕ ЗНАКОМСТВО»

Самойлову «помнится», что он познакомился с Прудентовым в городском саду и только один раз и виделся с ним. Просто «случайное знакомство». Но Прудентов ему напоминает:

 На предварительном следствии, во время очной ставки, когда я вам сказал, что мы часто с вами видались, вы ответили: «Ну, уж и часто». Значит, вы сами не отрицали, что хоть и редко, но бывали у нас.

РАЗГОВОР В БАНЕ

 Я во всем чистосердечно признался,—парирует Бабенко показания Прудентова,—но в этом я не виноват.

 А помните, — обращается к обвиняемому Бабенко Прудентов, — в баню нас водили из места заключения. Вы подошли ко мне в бане и сказали: «Павел Федорович, а не лучше ли сознаться?» — «Безусловно», — ответил я.

Бабенко не сдается. Тот же банный разговор в передаче Бабенко звучит совершенно иначе.

 Я вас спросил: «Зачем вы меня оговариваете?», а вы ответили: «Цель оправдывает средства».

Дружным смехом встречает Колонный зал эту «перефразировку».

ЭЛИАДЗЕ «ПОМОГ ИЗВЛЕЧЬ»...

 Вот еще инженер Элиадзе бывал у нас в контрразведке, — говорит Прудентов, вглядываясь в группу подсудимых.—Был какой-то агитатор, работавший в шахте. Инженер Элиадзе помог мне извлечь его. Он спустил моих агентов в шахту, и они извлекли этого агитатора.
Инженер Элиадзе, несколько побледневший, выходит к судейскому столу, с плохо скрываемой злобой косится на свидетеля Прудентова и, конечно, «категорически отрицает».

 БЕРЕЗОВСКИЙ ПРОСИТ «УСТАНОВИТЬ ЕГО АЛИБИ»

Березовский по поводу показаний Прудентова заявляет:
 Я первый раз вижу гражданина Прудентова.
 А я утверждаю, — говорит Прудентов, — что нередко видел гр. Березовского у нас, в контрразведке.

Тогда Березовский заявляет, что с весны 1919 года по конец этого года работал не в Шахтах, а в другом районе, отстоящем на 60—70 верст от города Шахты. Мог ли он ездить в шахтинскую контрразведку специально для осведомления?

Члены суда заявляют, что, теоретически рассуждая, такая возможность не исключена. Тогда Березовский ходатайствует об «установлении его: алиби» путем истребования справки о том, что Березовский в 1919 году работал не в Шахтинском районе.

Суд ходатайство Березовского удовлетворяет.

**
*

Связь ряда подсудимых с деникинской контрразведкой подтверждает и другой свидетель, агент шахтинской контрразведки Кладько.
Этот свидетель, прежде всего, называет Емельяна и Андрея Колодубов. Затем идут:    Элиадзе,    Березовский, Калганов, Бабенко, Некрасов, Башкин. Кладько вспоминает не только одни их фамилии, но и некоторые эпизоды из деятельности контрразведки, связанные с «содействием» обвиняемых.

И снова Колодубы, Калганов, Бабенко и пр. старательно отрицают.

НЕ ШАХТИНСКОЕ ДЕЛО, А «КОЛОДУБОВЩИНА»

Из других допрашивавшихся вчера свидетелей наиболее ярки показания старого шахтера (28 лет стажа) Вайлова. Он начинает свои показания с определения роли Ем. Колодуба в процессе:

— Здесь, в Москве, пишут, — говорит он,—что это дело шахтинское, а мы, шахтеры, на руднике «Пролетарская Революция», вообще весь наш район, называем это дело «колодубевщина». Мы так считаем: вся суть дела от Емельяна Колодуба, а все остальные подсудимые—его помощники только.

Л. НИКОЛАЕВ.

в Одесском трамвае

ГДЕ БЫЛ КОНТРОЛЬ МСНХ?

 КАКИЕ ЕЩЕ НУЖНЫ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА?

Контрольная комиссия вскрыла преступное ведение дела на одесском трамвае

ПРИХОДИТСЯ УДИВЛЯТЬСЯ, КАК ИМУЩЕСТВО ДО СИХ ПОР НЕ РАСКРАДЕНО

ДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ ПРОЦЕССА

ИДЕОЛОГИЯ «ДЕЗОРГАНИЗОВАННОГО ХВОСТА»

Дореволюционный стаж инженера Нашивочникова очень невелик, — всего 2—3 года. В Шахтинском районе он работает с осени 1919 г.
—    Краток мой досоветский стаж, —говорит Нашивочников,—и я невольно должен поставить вопрос: «Мог ли я по идеологии подходить к той группе инженеров, которая с такой, я бы сказал, пренеприятной откровенностью говорила о себе в своих показаниях?»

Нашивочников об’ясняет, почему он не мог идеологически примыкать к обвиняемым-вредителям. Он, Нашивочников, «никогда не обольщался капиталом», ибо к тому времени, когда он стал инженером, от капитала остался только, «выражаясь несколько образно» (слова Нашивочникова), «дезорганизованный хвост».

—    Но почему случилось так, что я сел на скамью подсудимых рядом с ними?—философски вопрошает себя Нашивочников и философски же отвечает:
—    Я невольно должен был быть их товарищем, ибо по культурному развитию и по служебному положению мы так или иначе подходили друг к другу. Затем нас еще связывала инженерно-техническая секция. (Недурную «связь» осуществляла ипженерно-техническая секция в Шахтинском районе!—Л. Н.). Мы питали и чувства иногда одни и те же.

НАШИВОЧНИКОВ ОБЛИЧАЕТ ВРЕДИТЕЛЕЙ

Отрицая свою причастность к контрреволюционной вредительской организации, Нашивочников готов стать в позу благородного обличителя остальных подсудимых.

— Я никак не подозревал той подлости со стороны Бабенко, которую я увидел здесь, так как он был сильно обласкан советской властью. Затем перед ним открывалась широкая перспектива, — он был уже помощником главного инженера рудоуправления...

КАРТЫ НАШИВОЧНИКОВА.

Нашивочников признает, что за период его заведывания шахтой там действительно наблюдался ряд дефектов серьезного порядка, которые и он не может назвать иначе, как вредительством, по почему-то находит, что он мог и не замечать этого вредительства... Прежде всего потому, что он был «учеником этих вредителей». А затем, затем - его вводили в заблуждение некоторые достижения на шахте. И, наконец, последние аргументы: начальственая строгость Бабенко («он громил, крошил, уничтожал, разносил») и авторитет Калганова,—он «имел большое доверие среди ответственных лиц».

— Мог ли я подумать?!

Таковы карты, которые Нашивочников с благородным лицом (благородные лица, как известно, свойственны шулерам) раскидывает возле судейского стола.

НАШИВОЧНИКОВ, КАК ОН ЕСТЬ

Точнее — каким он был там, в глубине своей шахты и «на поверхности».

Председатель суда тов. Вышинский оглашает показания нескольких свидетелей-рабочих (показания, данные на предварительном следствии). Они дают достаточно яркое, выражаясь словами самого Нашивочкинова, «политическое оцепенение» его. Весьма любил Нашивочников отпускать крепкие характеристики по адресу советской власти. Советские организации он охарактеризовал, как «хулиганские гнезда» и т. д.

Когда на шахту попадал коммунист, Нашивочников, в тесном контакте с Бабенко, держал твердый курс на выживание его. Так было с электромонтером Кузиным, дававшим вчера показания на суде. Если не удавалось коммуниста выжить совсем, то ему давали работу явно ниже его квалификации, над ним ставили малоквалифицированного беспартийного, а «в случае неполадок каких-нибудь, валите на коммуниста».

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Они стоят почти рядом, на расстоянии одного шага у двух различных микрофонов: свидетель Домненко и обвиняемый Нашивочников, а рядом с ним другой обвиняемый — техник Васильев.

Домненко - горный машинист, работавший в 1926—27 г. в качестве заместителя Нашивочникова, заведывавшего рудником «Пролетарская диктатура». Домненко, который и сейчас в форме командира Красной армии, ладно облегающей его литое тело шахтера, с любовью, почти с нежностью говорит о горном производстве, о своих «штейгерских дневниках», о том самом полезнейшем изобретении рабочего - коммуниста Лунценко, которое столь успешно «тормозили инженеры и техники-вредители». Домненко, который всем своим прошлым показывает, в чем великая мощь командира Красной армии.

Этот Домненко—и инженеры-вредители Нашивочников и Васильев.

Почетный потомственный пролетарий и командир Красной армии Домненко и теперь, на суде, весь в волнении, весь трепещет, когда рассказывает о том, как Васильев пустил шахтеров в шахту с закрытой вентиляцией, несмотря на то, что Домненко еще накануне и в устной, и в письменной форме предложил ему привести в действие вентиляционные машины шахты (после ремонта).

Коммунист и командир на производстве Домненко пришел в ужас, когда на следующее утро, в седьмом часу, увидел, что вентиляционные машины закрыты, а рабочие уже с 6 часов в шахте. Он рванулся, привел в действие вентиляционные машины и бросился к телефону. Он кричал в телефон Нашивочникову о преступно-халатном поведении Васильева, забывшего о его. Домненко, распоряжении. Он кричал в телефон о том, что неизбежно отравление рабочих. А Нашивочников спокойно ответствовал:

— Ничего... Ерунда,—не сдохнут!

Не успел закончиться этот телефонный разговор, как из шахты раздался тревожный сигнал и оттуда стали выносить одного за другим отравленных ядовитыми газами шахтеров,—50 человек и среди них 1  труп, труп рабочего Зайцева.

А Нашивочников и Васильев в этот день сочли за благо укатить в Новочеркасск: «боялись эксцессов со стороны рабочих».

—    После всего того, что тетерь обнаружено, нельзя не думать,—заключает свидетель Домненко,—что это было сознательное вредительство, сознательная провокация волнений среди рабочих.

«ТАКОГО СЛУЧАЯ НЕ БЫЛО»

Что противопоставляют Нашивочников и Васильев этим показаниям Домненко, каждое слово которых дышет неподдельной искренностью?

Нашивочников гладенько и спокойно заявляет:

—    Такого случая не было.

За Нашивочниковым—Васильев:

—    Первый раз на суде слышу об этом.

Напрасно Домненко взывает к ним, напоминает им ряд характерных деталей, связанных с этим случаем.
Нашивочников и Васильев отрицают, отрицают...

Л. НИКОЛАЕВ.

Источник - газета "Труд" за май-июнь 1928 г.