Продолжение. Начало

ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ ПРОЦЕССА

ЗАГРАНИЧНЫЕ КОМАНДИРОВКИ

Как совещания харьковского вредительского центра происходили в кабинетах Донугля под прикрытием чисто деловой, производственно - технической «повестки дня», так и официальные заграничные командировки руководящих вредителей были не чем иным, как организацией связи с теми зарубежными «группировками», которые служили источниками «идеологического» и «премиального» питания вредителей. В такие «заграничные командировки», зачастую довольно длительные, ездил не один Детер. Но пока остановимся на путешествии Детера.

В ВАРШАВЕ, В ГОСТИНИЦЕ «БРИСТОЛЬ»

В заграничную командировку Детер отправился в 1927 году. Заметим в скобках, что к этому году почти все без исключения вредители уже успели пережить «перелом» и «раскаяться». Официально Детер направлялся в Берлин в качестве члена комиссии Донугля при нашем торгпредстве. Но еще до приезда в Берлин у Детера были приятные встречи, о которых стоит осведомить читателя.

В Варшаве у Детера есть шурин—Мяновский, он же— представитель польского об'единения бывших углепромышленников юга России. Детер, естественно, захотел с ним увидеться. Детеру тем приятнее была эта родственная встреча, что Мяновский был как раз тем человеком, через которого Детер неоднократно пересылал Дворжанчику, представителю парижского об'единения углепромышленников, «технические сведения», т.-е. осуществлял то, что нельзя назвать иначе, как экономическим шпионажем.

В одном из комфортабельных номеров гостиницы «Бристоль» Детер провел дружескую беседу с бывшим председателем советов с’езда горной промышленности Фениным (Фенин был министром торговли и промышленности в т. н. донской правительстве). Вместе с Фениным был поляк Вильга. Кто он, Детер «точно не знает». Он помнит только, что встречал его в свое время в том же «совете с’ездов».

От Детера мы, кстати, узнаем, что этот самый совет с’ездов горнопромышленников юга России, который в свое время присягая Краснову на верность белому делу, продолжает существовать.

Заслуги Детера вообще и в частности—в период шестимесячной заграничной командировки его, были по заслугам оценены руководящим штабом вредителей. Вернувшись из командировки, Детер получил повышение: он был назначен помощником заведующего производственным управлением Донугля. Он должен был «серьезно заняться» вопросом рентабельности шахт Донбасса.

Впрочем, Детер не успел «серьезно поработать» на своем новом посту: он был вскоре арестован...

ОДИН ИЗ ГЕНШТАБИСТОВ

Инженер Братановский бесспорно должен быть отнесен к верхушке шахтинской организации. Он — один из тех, который проводил активную вредительскую работу на периферии, на рудниках и впоследствии был настолько высоко оценен вредительским штабом, что его сочли за благо перевести в Донуголь, приставить его к руководству новым строительством,—местечко, которое дает широкие возможности для применения вредительских «идей».

Братановский отнюдь не огрицает, что он преступник, и тяжкий преступник. Но он—«благородный» преступник. По крайней мере, таким Братановский хочет казаться. Благородство его не только в «располагающем тоне», в спокойных, приятных манерах, в красноречии, в меру сладком, но и в той «душевной драме», которую он переживает...

Человеку благородной души нелегко сознаваться в собственных преступлениях. Но еще тяжелее «разоблачать преступления других». Вот почему, оказывается, Братановский в своих первоначальных показаниях на предварительном следствии «многого не договорил»... И все же, когда он прочитал свои собственноручные показания (данные на предварительном следствии), эту, по выражению Братановского, квинт-эссенцию преступлений вредительской организации,— он «пришел в ужас»...

ЕЩЕ ОДИН ПАДШИЙ АНГЕЛ

«Человек, гордившимся своей честностью и прямолинейностью, привыкший прямо смотреть всем в глаза, всеми уважаемый и всеми любимый»,—таким, —уверяет Братановский,— он был. Братановский «с горечью» рассказывает о своем падении.

Всякий падший ангел имеет своего соблазнителя,—эту истину, мы уже иллюстрировали вчера, когда говорили о Бояринове, о Некрасове, имевщих общего «духовного отца» Соколова, и другими примерами, проходившими на процессе. И Братановский, может быть, не стал бы вредителем, не потерял бы своего благородного лица, если бы он не столкнулся с Сущевским. Правда, Братановский—«левый кадет по убеждениям», фактически заходивший иногда «даже левее».

Правда, в 1918 году, когда Братановский был главным инженером Екатерининского рудоуправления, он, несмотря на «очень хорошие отношения с рабочими», все же предпочел уйти с рудника вместе с белыми.

ПЕРВЫЕ «ПРЕМИИ»

Но все же и Братановскому понадобился искуситель. Задача искусителя, т.-е. Сущевского, оказалась не очень трудной. Ему не пришлось долго убеждать Братановского, дать ему кой-какие сведения (конечно, «невинного характера»). Не отказался Братановскнй получить и «премию» от Сущевского. Первый раз - всего 200 рублей, причем Братановский в этот период «крайне нуждался».

Где благородство, — там и наивность. Принимая от Сущевского 200 руб., Братановский полагал, что это — «просто поддержка от бывших хозяев». Даже, больше: он полагал, что они послали ему деньги в счет тех нескольких тысяч, которые бывшие хозяева осталось ему должны.

Точно такие же наивные мысли были у Братановского и задолго до того, как он был «вовлечен» Сущевским, и еще в 1921—1922 году, когда инженер Шишкин передавал ему по 100 долларов от одного из бывших акционеров, француза Буроса...

В СЛУЧАЕ ИНТЕРВЕНЦИИ...

Тщательная лепка благородного автопортрета продолжается.

Да он, Братановский, не может скрыть некоторых вредительских дел своих. Тут и закладки мелких шахт, и торможение разработок на мощных пластах, и т. д.

Но все это делает Братановский исключительно из-за отвратительной «склонности к компромиссам». Мудрено ли, что Братановский, столь подверженный компромиссам, принимает к исполнению «устную директиву» организации (она была передана ему Бахтияровым в 1925 году): поработать над способом быстрой остановки рудников в случае... в случае интервенции. Братановский компромиссно подумал об этом и пришел к заключению, что собственно и думать-то не над чем: «всякий инженер, знающий свой рудник, всегда сумеет вывести его из строя — остановить водоотлив, повредить электростанцию». Мало ли что можно придумать: ну; хотя бы остановку вентиляторов. впрочем, это — «более длительный способ»...

«НОВОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО»

Нет надобности комментировать то, что Братановский рассказывает о своей деятельности и о деятельности других вредителей, «вольно или невольно ему помогавших». Достаточно только привести некоторые штрихи из этой области.

В техническом совете Донугля сознательно принимались «явно фантастические» проекты американских фирм «Стюарт» и «Аллен и Гарси». Это было делом Братановского, Рабиновича, Скорутто. Братановский выделяет также активность Донуглевских вредителей Матова и Бахтиарова.

Матов был, главным образом, занят собиранием сведений, которыми «интересовались бывшие хозяева. Братановскому и Бахтиарову «приходилось» помогать Матову по этой линии.

ОТКУДА ТЕКЛИ ПРЕМИИ

Интересны уточнения, вносимые показаниями Братановского в вопрос об источнике тех «премий», которые вредители получали из-за рубежа.

Дворжанчик, оказывается, посылал шахтинским вредителям деньги из кассы парижского об’единения бывших углепромышленников. Когда у этого объединения иссякли средства, за помощью обратились к французским промышленникам Буросу, Форрету и знакомому уже нам Ремо.

Наряду с парижской группой существовало и польское об’единение бывших акционеров горной промышленности юга России (польская группа была организована Дворжанчиком).

Братановский, видимо, имеет основания утверждать, что и парижское, и польское об’единения углепромышленников в свою очередь получали субсидии «из правительственных кругов».

О НЕМЕЦКИХ ФИРМАХ И ИХ «КОММЕРЧЕСКИХ» ПРЕДСТАВИТЕЛЯХ

Братановский рассказывает еще об одном источнике «премиальных», — о деньгах, которые текли в карманы вредителей от работников немецких фирм, «заинтересованных в получении заказов от советской каменноугольной промышленности». Речь идет о представителях фирм «АЕГ» (Всеобщая компания электричества), «Кнапп» и «Эйгоф».

Какие машины поставляли немецкие фирмы в донбассовские рудники, мы уже хорошо знаем по показаниям обвиняемых Никишина, Бадштибера и других.

И «идеи» представителей немецких фирм, всех этих инженеров Кестеров и Зеебольдов, нам тоже известны:

«иностранцы не заинтересованы в том, чтобы помогать советскому правительству восстанавливать промышленность»;

«поставили на рудник кнапповскую машину, — ну и пусть ее бросают в мусорный ящик!».

Мы помним по предыдущим дням процесса, что инженер Кестер и Зеебольд, которые должны были бы сидеть на скамье подсудимых, если бы они находились па территории СССР, — привозили шахтинским вредителям деньги и от своей фирмы «Кнапп», и от фирмы «АВГ» через служащего фирмы, Башиина (брата обвиняемого Абрама Башкина).

Кестеры, Зеебольды и прочие германские инженеры путешествовали в Донбасс, поддерживали словом и делом вредителей.
Вредители, ряд их — Детер, Казаринов, Братановский, и др. — в свою очередь встречались с вредителями этих фирм, когда они пребывали в Берлине.

Такова густая сеть, которая плетется из этих иностранных нитей. Это плетение, вероятно, выступит еще отчетливее в закрытых судебных заседаниях, когда суд будет иметь возможность интересоваться не только «неофициальными», но и «официальными» иностранными нитями, ведущими к шахтинским вредителям.

Л. НИКОЛАЕВ

ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ ДЕНЬ ПРОЦЕССА

С ПЕРИФЕРИИ - В ЦЕНТР

На протяжении многих и многих дней судебного следствия мы получили не одну иллюстрацию к тому положению, что все наиболее усердные и талантливые вредители с мест, с периферии, рано или поздно переводились на работу в Донуголь. И непременно на такой «пост», который предоставлял возможности проводить широкую вредительскую работу и притом в плановом порядке.

Этим признакам вполне удовлетворяли и перевод в Донуголь Березовского, и перевод Сущевского, и перевод Дитера, и переводы некоторых других обвиняемых.

Как известно, и Братановский проявил себя настолько «идеологически выдержанным», последовательным и активным вредителем на местах, что руководящая головка вредительской организации, члены харьковского штаба ее, они же, как тоже известно, руководящие работники Донугля, сочли необходимым посадить его в Донуголь.

Все это ясно для нас. И еще более ясно, конечно, было в свое время и для Братановского. Но, верный своему стилю, стилю благородного лицемерия, усиленно выдаваемого за искренность «исстрадавшейся души», Братановский уверяет, что перевод с Екатерининского рудника, где он был главным инженером, состоялся по его просьбе. По его просьбе, ибо, видите ли, Братановскому «было бесконечно тяжело вредить на своем руднике, где он проработал девять лет, знал не только всех рабочих,
но и их семьи».

Опять, стало быть, теория «компромиссов».

БРАТАНОВСКИЙ В ДОНУГЛЕ

Но как бы то ни было, Братановский оказывается в Донугле, в роли заместителя группового директора Сталинских рудников инженера Мешкова, члена группового директората. Здесь вредительская деятельность Братановского выразилась в энергичном проведении одной из основных директив организации — в «раздувании мелкой промышленности». В сотрудничестве с Мешковым Братановский осуществил закладку целых двух десятков мелких шахт, заведомо убыточных.

Между ним и Мешковым, — уверяет, между прочим, Братановский, — никаких бесед на тему о вредительстве не было, но они прекрасно понимали друг друга без слов...

Все выше и выше восходит Братановский, восходит с поразительной быстротой, на командные высоты вредительства.
В Донугле создается бюро проектирования, по «официальной» своей идее учреждение высокополезное, по своему существу же — ширма, за которой можно было проваливать нужные проекты и проводить в жизнь проекты вредительские. И во главе этого бюро ставится именно Братановский, успевший уже стать «своим человеком» для харьковского вредительского штаба. И, видимо, та «тонкость подхода», те «стратегические» способности Братановского, которые дают себя чувствовать теперь, на процессе, очень пригодились ему в этом самом бюро проектирования.

Вот почему, когда бюро проектирования выросло в целое управление нового строительства, во главе которого стал заслуженный среди заслуженных вредителей инженер Матов, тот самый, который тверже всех других «стоял за интервенцию», Братановский был назначен его заместителем.

На этом вредительском посту Братановский и проработал до самой своей «заграничной командировки», которая принесла ему «разочарование в западной культуре»...

ТАКТИКА И СТРАТЕГИЯ

Братановский кратко и выпукло обрисовывает тактические и стратегические методы вредительской организация.
В центре стремились к тому, чтобы все командные высоты были заняты вредителями (сам Братановский, Матов, Сущевский, Детер и другие—тому живые иллюстрации). В задачи руководящего центра организации входил также захват инженерно-технической секции.
На местах руководящим вредителям рекомендовалось распространять свое влияние на профсоюзы, добиваться популярности среди рабочих масс.

— Но какими же путями ваша организация добивалась популярности среди рабочих масс? — интересуется председатель суда тов. Вышинский.

Со свойственной ему ясностью изложения Братановский замечает, что по этой линии вредителям было важно добиваться не столько расположения рабочих к ним, вредителям, сколько нерасположения к «рудничному режиму», а отсюда — и к «советскому режиму» вообще.

Из показаний нескольких обвиняемых из категории «специалистов по рабочему вопросу» мы уже знаем, что именно такого эффекта обычно добивались вредители своим «нажимом на рабочих».

—    К числу тактических задач организации, — продолжает Братановский, — следует также отнести стремление ее проводить свои вредительские принципы и методы — под каким-нибудь благовидным предлогом — через соответствующие организации, в частности — через профсоюзы.

Наконец, Братановский об’ясняет и тот непонятный на первый взгляд момент, что отдельные члены организации, зачастую — достаточно влиятельные, не знали о принадлежности к организации некоторых обвиняемых.

—    В организации, — говорит Братановский, — соблюдалась строжайшая конспирация, и отдельные члены организации действительно могли не знать всех остальных членов ее.

НИТОЧКА К МОСКОВСКОМУ ЦЕНТРУ

Не одна ниточка ведет к тому огромному и запуганному клубку, который именуется шахтинской контрреволюционной вредительской организацией. Кропотливо шаг за шагом судебное следствие изучает путь каждой из этих ниточек, — до тех пор, пока она не приводит к клубку. При допросе Братановского многие из этих ниточек сходятся воедино. Их путь становится виден более отчетливо. И совсем четко вырисовываются очертания самого клубка.

Много рассказал Братановский не только о харьковском центре вредительской организации, но и о московском центре, который представлен на скамье подсудимых инженерами Рабиновичем, Именитовым и Скорутто. Из показаний Братановского мы узнаем, что связь харьковского центра, с московским установилась в начале 1926 года. Московский центр используется Харьковом для отправки в Варшаву и в Париж концентрируемых в Донугле «технических сведений», иначе говоря — шпионских материалов. Харьковские руководители организации несколько раз получали из-за рубежа субсидии через деятелей московского центра.

Братановский категорически утверждает, что на одном из заседаний технического совета Донугля, заседания, на котором разрешались — под легальным покровом — очередные вредительские проблемы, принимали участие Рабинович и Скорутто. А Именитов однажды докладывал на совещании харьковских вредителей о новых директивах из центра.

ИХ ДЕЛА, ИХ ИМЕНА

Продолжая рисовать структуру и деятельность вредительской организации, Братановский подчеркивает широту интересов ее. На совещаниях членов организации обсуждались вопросы о мелком шахтном строительстве («раздувание мелкой промышленности»), о нормировании труда, об увеличении (не об уменьшении, а об увеличении!) себестоимости угля, о методах антисоветской агитации, о партийной дискуссии (и, конечно, о «возможных последствиях ее»), наконец, обсуждался вопрос о интервенции и тактике «в этом случае».

—    Таким образом, это была в полном смысле слова политическая организация, — делает естественный вывод тов. Крыленко.

Но Братановский мягко поправляет:

—    Экономически-политическая — это будет точнее.

Братановский не отрицает, что конечной целью этой «экономической организации» было... свержение советской власти.

—    Тем более ясен ярко политический характер вашей организации,—подчеркивает тов. Крыленко,—и отсюда вполне понятна связь вашей организации с некоторыми заграничными учреждениями иностранных государств. А если еще иметь в виду, что ваша организация субсидировалась из зарубежных источников, то приходится сделать такой вывод: в последний период ваша организация превратилась в организацию иностранной буржуазии, ею субсидируемую и действующей на территории СССР в целях определенного вредительства на случай войны или интервенции.

Братановский не находит возражений против этого резюме прокурора.

—    Кто же из обвиняемых вам известен, как член организации?

Братановский перечисляет:

—    Матов, Бояршинов, Березовский, Мешков, Детер, Бахтиаров, Шадлун, Валиковский, Кржижановский, Чиинская, Горпецкий, Юсевич, Казаринов, Сущевский, Соколов, Ржепецкий, Кузьма.

К числу «сомнительных» Братановский относит Владимирского и Будиога, который, как известно, был чем-то вроде начальника связи во вредительской организации: несколько десятков писем из-за рубежа доставил он наиболее активным членам организации.

С меньшей определенностью Братановский отвечает на вопросы о том, кого можно причислить к числу руководителей организации.
—    Я уже говорил, что руководящая группа имела переменный состав...

Тут уже сказывается «компромиссная» натура Братановского: он мягко, корректно уклоняется от звания вождя вредителей...

Зато на вопрос о персональном составе московского центра, Братановский еще раз отвечает с полной определенностью:

—    Рабинович, Скорутто и Именитов.

БУДНЫЙ И ЕГО «ПОЧТОВЫЕ» ФУНКЦИИ

Нет особой надобности долго останавливаться на роли Будного во вредительской организации. Мы уже многое узнали о нем раньше, чем Верховный Суд приступил к его допросу. Мы знаем, что Будный, не будучи ни инженером, ни техником, будучи «только старым служащим» Дворжанчика, зарабатывал свои «премиальные» искусством «специальных знакомств», при помощи которых он переправлял Дворжанчику от вредителей и вредителям от Дворжанчика многие десятки писем с директивами, с «техническими сведениями» и т. д.

Что это были за письма?
Конечно, Будный (который, кстати, при белых был назначен уполномоченным по снабжению всего Донецкого бассейна) теперь играет в наивность. Он не знал, не догадывался ни о чем...

— Если мне прислали, почему же мне не было передавать?

Так грубо играет свою роль Будный.
Что ему платили за эти невинные почтовые операции,—этого Будный не отрицает.
В показаниях Будного фигурирует ряд «передаточных» личностей:    

Плящицкий, Лядов, какой-то «Аркадий», какой-то «просто хороший знакомый» и т. д. Но у всех этих таинственных незнакомцев одна общая черта: они все слишком хорошо знали пути к Дворжанчику и К-о.

Л. НИКОЛАЕВ.