Дело Бейлиса. Хроника судебного разбирательства. Часть 32. 26 октября 1913 г. Прения сторон-7 - 4 Ноября 2013 - Дневник

Продолжая свою речь Грузенберг рисует преступление следующим образом. 9 марта несколько воров, завсегдатаев Чеберяк, были арестованы в бане. 10 марта обыск у Чеберяк. 10 марта Женя рассказал об угрозах Андрюши. 12 марта Андрюша, ушедши гулять и оставив пальто у Чеберяк, мог вернуться, застать там Сингаевского, Латышева и Рудзинского, знавших уже от Чеберяк об угрозах. Один, схватив швайку, бьет его по голове. Ссылаясь на экспертизу Павлова и Кадьяна, а также покойного Оболенского, Грузенберг указывает, что удар в темя опасен. Мальчик падает, с него срывают куртку, наносят удары швайкой, оставляют в покое; жертва зашевелилась,—опять удары. Завечерело, уносят труп в погреб или сарай, а ночью в пещеру. Будь убийство предумышленное, приготовили бы топор или молоток.

Грузенберг отмечает, что при обыске у Чеберяк обнаружен полный набор инструментов, без колющего орудия. Между вещей Жени найден самодельный аэроплан, сделанный при помощи такого (колющего) орудия. Вечером второпях собрали Андрюшины книги и тетради, случайно захватили бумажку с проколами, обнаруженную затем в пещере. Грузенберг считает важным, что при мальчике нашли кусок наволочки со следами крови и мужского семени, каковое обнаружено на обоях квартиры Чеберяк. Это доказывает также, по мнению Грузенберга, что действовала не рука изуверов, ибо при печении мацы евреи соблюдают крайнюю чистоту; не могли бы они бить через шапку, не снявши куртки; не оказалось бы грязной тряпки.

Грузенберг полагает, что при обнаружении трупа Чеберяк зашевелилась; находясь у пещеры, она уже высказывает подозрение на мать и отчима; потом научает Женю сказать, будто 19 марта Федор Нежинский сообщил: „Андрюши нет—порезали жиды". Федор также поплатился из за Чеберяк. По этим ложным следам она долго вела полицию; увидав, что круг суживается, она придумала нелепую поездку в Харьков, водит Бразуля, создает сказки о Мифле. Через 16 месяцев, окруженная совсем, после смерти Жени вспоминает рассказ Жени о катании на мяле. Грузенберг безусловно верит в частное расследование Красовского, верит в его сыскной талант, не отрицает, что Красовский мог применять грубые приемы; указывает, что судебная истина часто добывается грубыми руками сыщиков; верит, что Махалин вел дело так, как показывал на суде; отмечает, что власть не проверила последних дней Рудзинского и Сингаевского; считает невозможным, что бы судебная власть поверила им, что Рудзинский с компанией 12 марта совершил кражу у Адамовича; считает небывалым явлением прекращение дела при полном сознании преступника.

Коснувшись экспертиз, Грузенберг доказывает, что хирурги в вопросе о характере поранений компетентнее судебных врачей, они указывают, что признали цель преступления — убийство; что касается упреков по поводу выражений проф. Павлова, Грузенберг признает у Павлова манеру говорить резко. Отрицая мучительство, как цель, Павлов назвал удар "забавным", не допуская, чтобы подобный удар наносился с целью мучительства. Отмечает, что Косоротов признал, что кровь могла остаться на месте преступления. Защитник находит, что рассказы Сикорского о ритуальных убийствах не имеют ничего общего с медициной. Останавливаясь на вопросе, какое дело евреям до Бейлиса, заявляет, что все чувствуют: удар, наносимый одному, наносится всем. Вопрос касается их веры, книг, а в деле религии все болезненно чувствительны. Начиная с конца 17 века, не было процесса, подобного процессу Бейлиса—здесь три дня судили еврейскую религию, выдергивали отдельные места из Библии, одинаково дорогой евреям и христианам. Еврейская религия не нуждается в защите. Какая гордость и счастье, что среди православных ученых и священников не нашлось ни одного, который явился бы поддерживать кровавый навет на суде! Пусть знают евреи и их дети, что православная церковь отнеслась к ним милостиво, была в этом деле хотя одна минута счастья!

Ф.А. Болдырев, председатель Киевского окружного суда

Председатель указывает, что еврейской религии и богослужебных книг не судили,—речь идет об изуверствах.

Грузенберг заявляет:

"3начит, мы три дня занимались ненужным делом, разбирая еврейские религиозные книги. Пранайтис сыпля удары и говоря о сознаниях, добытых путем пыток, заявил, что нехорошо применять пытки, но пытками открывалась истина. Здесь, на суде, где действуют Уставы Императора Александра Второго, говорилось о пользе пыток."

Эксперт И. Пранайтис

Грузенберг рад, что в одном лице слились обвинение евреев в ритуальных убийствах и признание пользы религиозных пыток в средние века.

Разбирая улики против Бейлиса, Грузенберг указывает, что Волкивна, со слов которой Шаховская рассказала, будто Бейлис схватил Андрюшу и поволок к печи,—заявила, что была пьяна, ничего не помнит. Когда Бейлис передал через вошедшего к нему в доверие Казаченко письмо жене, он не знал, что письмо попадет в руки начальства, однако, писал, что страдает невинно. Галкин показал, что с 1910 года за Андрюшей в слободке следил не то рыжий, не то черный еврей, в фуражке с красным околышем, а также будто он слышал, что Шнеерсон обещал показать Андрюше отца, но никто показаний Галкина не подтвердил. Ни одной улики против Бейлиса нет, но его, честного человека, ждет 20 лет каторги. По мере сил, здоровья, знания и опыта мы старались рассеять мрак в этом деле, заканчивает Грузенберг. Вынесли убеждение в полной невиновности Бейлиса.

Прокурор упрекнул русских в отсутствии мужества, но разве для произнесения того или иного приговора нужно мужество: виновен,—засудят; нет—оправдают. Но если бы вы почему-либо произнесли обвинительный приговор, Бейлис отправится на каторгу со словами на устах, произнесенными здесь одним из экспертов: „Верю во единаго Бога, но здесь под сенью разума, совести и милости, не допускаю возможности такого приговора!"

Г. Г. Замысловский, депутат Государственной Думы, поверенный гражданской истицы (матери Андрея)

Замысловский просит занести в протокол следующее: когда председатель при намерении цитировать Победоносцева остановил Грузенберга,—последний заявил: "Тогда скажу от своего имени", а также, что Грузенберг вчера неверно цитировал неоглашенную часть показаний Чеберяк об игре в почту возчиков с завода.
Грузенберг заявляет, что ходатайство Замысловского продиктовано желанием испортить впечатление от чужой работы.

Речь А. С. Зарудного.

Зарудный просит присяжных отрешиться от предубеждения, возникновению которого могли содействовать три выдвигаемых обвинением обстоятельств.

Первое —мысль: раз подсудимый еврей, ему присущи все недостатки евреев, о которых много говорил прокурор. Мы, подчеркивает Зарудный, защищаем не евреев, а только Бейлиса. В силу глубокого на него убеждения, не только Бейлис не виновен, а таких преступлений и не бывает. Остальное, что говорил прокурор, относится к области международной, межплеменной борьбы; но если судить даже врага, нужно стараться соблюсти справедливость.

Второе, что может создать предубеждение — заявление о погроме, особенно указание Шмакова: «Быть может, погром возможнее в случае оправдания, чем в случае обвинения». Этого нельзя ставить в основу приговора. Как скала среди бушующего моря, суд должен стоять высоко и, не дрогнув от волнения, вынести приговор.

Третье обстоятельство вытекает из всего указанного в правилах еврейской религии. Однако, если обвинителем признано, что вся религия к суду не привлекается, даже Бейлис не обвиняется в принадлежности к секте, а речь идет только о действиях отдельных изуверов, то какое значение имеют справки из религиозных книг евреев? Разве для изувера закон писан? Но в действительности речь не только об изуверах, ибо сущность теории обвинения о существовании таких изуверов заключается в утверждении, что в Библии кровавые жертвы проходят краевой нитью.

Зарудный доказывает, что в Библии нет указаний, чтобы евреи приносили человеческие жертвы; известно лишь, что за много тысяч лет до Рождества Христова, подпадая под влияние идолопоклонников, евреи начали служить идолам и приносить в жертву даже своих детей, но человеческие жертвы были у всех народов. В Киеве через несколько сот лет после Рождества Христова приносились человеческие жертвы Перуну, у евреев же жертвы животных прекратились с разрушением храма. Обвинитель утверждает, что через тысячу лет появилась Каббала, допускающая убийство, вместе с тем и процессы о ритуальных убийствах, но могут ли присяжные вдаваться в разбор исторических вопросов, если даже прокурор, по мнению Зарудного, ошибается в этой области, связывая возникновение ритуальных убийств с крестовыми походами, тогда как первый крестовый поход был в 1099 г., Каббала же появилась около 1300 года.

Останавливаясь на экспертизе, Зарудный отмечает, что с одной стороны был ксендз Пранайтис, не сообщивший ничего о своих ученых трудах, заметок своих не захвативший, не пожелавший, наконец, отвечать, а с другой стороны—знаменитый академик Коковцев, профессора Троицкий и Тихомиров. Он не сомневается кому окажут доверие присяжные. Далее Зарудный возражает Шмакову и Замысловскому. Заключает: пусть Бог удержит вашу руку от принесения невинного в жертву суеверий и темному предрассудку!

Речь Н. П. Карабчевского.

Начинает речь Карабчевский. Раньше на Руси существовал обычай родовой кровавой мести, но с тех пор, как государство взяло на себя правосудие, оно совершенно исключило мстительность. В недобрую минуту возник и протекает настоящий процесс, если он мог собрать около себя столько возбуждения. Стража, следствие, прокурор поставлены в тупик. Неужели думаете, что если бы предполагали, что в еврейской среде совершаются ритуальные убийства, правительство до сих пор не удосужилось бы обследовать это зло? Неужели в наше время гласности случаи убийств не были бы обнаружены? Но прокурор для обвинения делал ссылки на саратовский процесс, происходивший 60 лет назад, и должен был уходить в средние века. Был целый период, когда люди устраивали суд Божий в виду необходимости успокоить свою совесть. Под влиянием католического духовенства появился инквизиционный процесс. Обвинение ссылалось на такого рода процессы. Впоследствии установился формальный процесс, на котором разбор дел производился чисто механически. При таком процесс прошло саратовское дело. В существующих установлениях "Устав уголовного судопроизводства" является путеводителем, руководством, чтобы судья не сбился с правильного пути. Предварительное следствие должно исчерпать доказательства.

Однако, в настоящем деле,—продолжает Карабчевский—бывают моменты, когда мы чувствуем,что находимся на какой-то волне, нас качает с одной стороны на другую. Многое осталось не обследованным. Предполагаются цадики Эттингер и Ландау, оказавшиеся современными образованными людьми, которым никакого дела до цадиков нет. Прокурор говорит, что эти не похожи, но отец Ландау похож. К счастью, удалось доказать, что отец умер. Указывают еще десятки Ландау. Было много затемняющего процесс. В обыкновенном процессе этого не случилось бы.

Говорят существует молва о ритуальных убийствах. Но народ в большинстве уже не верит в эти убийства, но есть еще лица, которые держатся этих предрассудков. Карабчевский верит, что студент Голубев искренно убеждён в существовании ритуальных убийств, но возможно, что впоследствии, закончив образование, раскается в веровании. Обвинение называет процесс мировым, но где нам до решения мировых вопросов, дай Бог разрешить вопрос о виновности Бейлиса, что для вас, присяжные заседатели, должно быть важнее, серьезнее мировых процессов, вместе взятых!

Карабчевский единственное может считать установленным, что Андрюша и Женя 22 марта были вместе; дальнейшее не выяснено. Указывают на обескровливание трупа, сыщики интересуются, где кровь. Скажу, где пальто, там и кровь! Возможно, что толстое урсовое пальто было подостлано во время преступления. Прокурор в очень деликатной форме, предупредив, что бояться нечего, спросил Чеберяк, где пальто. Она шарахнулась от него. Вся Лукьяновка знала, что убийство не еврейское дело. Установлено, что труп перенесен в пещеру. Почему не старались узнать, откуда перенесен, не воспользовались собаками—ищейками? Собака могла завести к квартире Чеберяк и назревающий мировой процесс вдруг мог разрешиться.

Улик,—продолжает Карабчевский, против Бейлиса нет. Замысловский всю силу своего дарования посвятил математическому анализу. Такой прием по настоящему делу, полному бытовых сторон, не подходит. Историю с прутиками Карабчевский считает правдоподобной; находит, что недалекие трусливые, тупые и жестокие преступные типы если кто становится на пути, ни перед чем не остановятся. Карабчевский думает, что все пути были к Чеберяк. Только легковерный Бразуль мог поверить, что преступление можно раскрыть при помощи Чеберяк. Карабчевский отмечает, что обстоятельства и показания в пользу Бейлиса сразу отвергаются; считается, что в пользу Бейлиса все от жида; потому оценку улик против Чеберяк считает интересной с точки зрения того, как отнеслись бы к тем же уликам, если бы они были против Бейлиса. Думает, что всему поверили бы, ибо этому хотят верить. Во время очной ставки Сингаевского с Махалиным Карабчевский с трепетом; ждал, вдруг Сингаевский сознается; ведь прокурор сказал бы, что это новый подкуп со стороны жидов, не поверили бы. К счастью, Сингаевский оказался верным себе. Карабчевский находит прекрасным маневр: в случае, если Женя скажет „еврей", значит не учен; но произошло другое: еврей умиравшему не мерещился, он знал Андрюшу, хотел что-то сказать, но не мог. Умирающему мальчику всякий простит молчание, ибо это касалось матери.

Что касается волнения евреев по поводу дела, то Кара6чевский считает: раз затронут вопрос о ритуале, еврейство обязано было встать как один человек; однако, находит, что еврейство своим вмешательством повредило Бейлису, ибо, если бы дело слушалось, когда было назначено в первый раз, оно осталось бы простым и несложным. По поводу брошенных защитниками слов: "прислужники евреев", Карабчевский с гордостью заявляет, что в этом деле служит евреям и всегда будет выступать за невинно обвиняемых. По поводу указаний Шмакова присяжным, что возможны два вопроса: о факте совершения ритуального убийства и о виновности Бейлиса, при чем при отрицательном решении второго, первый может быть решен утвердительно, защитник заявляет, что усматривает общественную опасность в таком решении, тем более, что самый ритуал не установлен.

Разбирая улики, Карабчевский находит, что прямых улик нет. Что касается косвенных, за что ни возьмёшься, все рассыпается прахом. Еврейского засилья Карабчевский не боится и приглашает также и присяжных не бояться; если оно есть, это момент преходящий. Карабчевский призывает присяжных независимо от политических убеждений искать одну правду.

Процесс,—заканчивает Карабчевский,—меня глубоко трогает, волнует, но наш суд присяжных — беспристрастный и без влияний. Да поможет вам Бог сохранить эти заветы суда!

Прокурор заявляет, что пора кончать. Когда говорил, думал, что исчерпал доводы, но ошибся; к полемике с защитой прибегать не буду, положение зашиты тяжелое. Грузенберг напоминает утопающего, хватающегося за соломинку. Карабчевский торжествовал, он доверчив, верит версии Рудзинский-Чеберяк, хотя версию создали чьи-то чужие, вероятно, не Бейлиса, деньги. Карабчевский описывает картину преступления так, будто видит ее своими глазами. Прокурор заявляет, что не позволял себе помещать в газетах портреты предполагаемых убийц; сторонники версии о Чеберяк это сделали, нарисовали картину убийства. Прокурор также мог сказать: «Андрюшу притащил Бейлис, сын резника Шнеерсон наносил удары, Чернобыльский и Дубовик помогали." Защита недовольна деятельностью Машкевича, прокурор доволен, считая, что Машкевич восполнил пробел первоначального следствия. Указывают, почему волосы, найденные на кальсонах, не сличены с волосами Рудзинского и Сингаевского. Но,—спрашивает прокурор,— почему их не сличили с волосами Шнеерсона и других евреев с завода Зайцева.

Сличение взятой на заводе глины проба номер третий с глиной на тужурке очень неприятно защите. Спрашивают, почему не сличили с глиной в погребе Чеберяк, но у Чеберяк не было погреба. Грузенберг находит, что обвинители расходятся относительно участия в преступлении Чеберяк. Однако, прокурор существенного разногласии не видит, признает, что роль Чеберяк странна; возможно, что она причастна к преступлению. Представьте,— говорит он,-что пальто осталось у Чеберяк. Возвращаются дети, рассказывают, что Бейлис потащил Андрюшу; Чеберяк идет к Бейлису, ей угрожают: «У тебя одежда, ты воровка.

Мы всего этого не знаем,—заявляет прокурор,—нам удалось взять одного убийцу, а их было около пяти.
Обвинению отказали в оглашении саратовского дела, из которого видно, что евреи не переносят трупа; могли здесь за деньги перенести христиане. Защита уверяет, что раны на виске не имеют значения; экспертиза признала, что раны на виске загадочны. Прокурор отмечает, что появление Зогара в ХIII веке совпадает с ритуальными убийствами. Маазе признал громадное значение крови. Я не занимался, —говорит прокурор,— изучением еврейской религии; думаю, что и защита не больше меня знает. Грузенберг хватался за соломинку, за легенду о прутиках. Показания Малицкой и Дьяконовых? Но это хлам.

Грузенберг клялся, что отрекся бы от еврейской религии, если бы знал, что среди евреев есть изуверы, употребляющие кровь. Клятвы обязывают, и я бы этого не сделал. Чем виновата религия? Защита призывает не бояться еврейского засилья, ибо Россия пережила татарское иго, переживет и засилье. Да, говорит прокурор,— пережила татарское иго, революцию, еврейское пленение, но скольких слез и страданий это стоило. Здесь ссылались на Достоевского, позвольте и мне сослаться на его слова "евреи погубят Россию".

Чем бы ни кончился процесс, мне бы хотелось, чтобы приговор, как колокольный звон, как благовест раздался, не говорю в том смысле, чтобы вызвать гонение на евреев. Повторяю, да поможет вам Бог! Уверен, что, как бы вы ни относились к этому делу, на путь, на который хочет поставить дело защита, никто из вас не пойдет. Народная тропа к могиле Ющинского, замученного отрока, никогда не зарастет в России.

Объявляется перерыв до часу дня 27 октября.

Среди защитников, ссылаясь на непрерывность заседания, спрашивают почему до часу? Председатель: "Это мое право: завтра праздник. Прошу защитников быть корректнее".

ИЗЪ ПЕЧАТИ

Отклики дела Бейлиса.

Протест против кровавого навета.

Как сообщает иркутская газета „Сиб. Нов.", против суда над Бейлисом посланы телеграфом протесты в редакцию газеты «Киевская Мысль», с копиями всем защитникам, от следующих иркутских корпораций: адвокатов, врачей, группы гласных городской думы, учителей, журналистов и др., а также отдельных лиц и групп горожан.

Группа горожан, послала телеграмму защитникам Бейлиса такого содержания:

"Из далекой Сибири с напряженным вниманием следя за вашей борьбой с кошмаром, висящим над всем мыслящим русским обществом, переживая вместе с вами каждый шаг этой мучительной борьбы, — мы шлем вам, защитникам общечеловеческого дела свое приветствие и выражаем твердую веру в победу. Да будет ваше слово надгробным словом над позорной могилой темных суеверий и человеконенавистничества".

Под телеграммой имеются подписи представителей торговли и промышленности, врачей, гласных думы, инженеров, педагогов, литературных работников, представителей биржи и лиц других профессий.

Еще по теме:

Категория: Как это было | Просмотров: 1113 | Добавил: nik191 | Теги: Бейлис, Ющинский, суд, Газеты | Рейтинг: 5.0/7

Всего комментариев: 0

» Календарь

» Block title

» Яндекс тИЦ

» Block title

» Статистика

» Block title

users online