Начало:
Дело Бейлиса. Хроника судебного разбирательства. Часть 1. 25 сентября 1913 г.

Дело Бейлиса.

4 октября 1913 г.

КИЕВ. Открывая заседание, председатель до приглашения в зал присяжных заседателей заявляет, что печатаемый в одной из киевских газет стенографический отчет о заседаниях по настоящему делу, несмотря на то, что суд всячески идет навстречу, предлагая просматривать стенограммы, не только не воспроизводит происходящего в зале, но искажает даже определения суда. В виду этого председатель предупреждает, что, к крайнему сожалению, будет вынужден, если продолжится такое ведение отчета, прекратить стенографирование. По ходатайству Грузенберга, заявление председателя полностью заносится в протокол.

В зал приглашаются присяжные. Допрашивается ряд свидетелей, не вносящих ничего нового.

Феодосия Петренко, давно живущая в Лукьяновке, свидетельствует, что Андрюша был развитой не по летам, симпатичный, но самолюбивый мальчик. Он не боялся ходить по ночам, почему и получил прозвище „Домовой". Андрюша был постоянным гостем Чеберяк.

Жена ранее допрошенного Наконечного Мария показывает, что после переселения Андрюши в слободку Лукьяновку его не видела и от дочери своей Дуни не слышала, чтобы незадолго до обнаружения трупа она каталась с Андрюшей на мяле.

Шорник Горбатько показывает, что начал работать на заводе с середины апреля 1911 года вместе с евреем Гулькой, вскоре уволенным и оставившим свой инструмент в мешке в шкафу, вероятно, рассчитывая поступить вновь. Бейлиса не знает. Был на заводе при аресте Бейлиса и обыске. Шорная находилась в конюшне. Свидетель работал своими инструментами. Прокурор обращает внимание присяжных на показание Горбатько, что в помещении шорной стояла кровать, на которой любил иногда отдыхать Дубовик. Грузенберг обращает внимание, что предъявленные следователем четыре швайки признаны свидетелем принадлежащими Гульке.

Кровельщик Чернявский показывает, что однажды Наконечному, у которого был свидетель, Захарченко, рассказывая о подчистках Чеберяк в заборной книжке, передавал также, что убийство совершено Чеберяк. Свидетель возражал, что простые убийцы, опасавшиеся, что Андрюша, видевший дележ украденного, выдаст, не станут прокалывать жилы, но Захарченко ответил: "Так сделано, чтобы стереть мотивы преступления". На вопрос Замысловского Чернявский показывает, что Захарченко тогда собирался вести дело против Чеберяк из-за подчисток в заборной книжке из лавки дочери Захарченко.

Передопрашивается бабушка Андрюши Нежинская, удостоверяющая, что когда они жили в Лукьяновке, Андрюша часто заходил в лавку Шнеерсона, торговавшего сеном. Вскоре после пропажи Андрюши перебрались опять в Лукьяновку, и свидетельница зашла в лавку Шнеерсона. Неизвестный еврей с веселым видом читал газету. Шнеерсон сказал что-то по еврейски. Свидетельница слышала слово „баба". Неизвестный перестал читать.

 Шнеерсон на очной ставке заявляет, что Андрюши не знал, и сено свидетельница брала года четыре назад, а потом не приходила. Отвергает ее показание о чтении газеты и показывает, что Чернобыльский жил в подвальном помещении в квартире Бейлиса. Евреи торговцы, предлагая товар, изредка заходили в его, Шнеерсона, лавку. На вопрос Замысловского, читал ли он в газетах об убийстве и интересовался ли обнаружением трупа недалеко от него, с указанием на евреев, отвечает отрицательно. Зарудный заявляет, что смысл допроса Шнеерсона ясен.

 Руководствуясь статьей 630 устава уголовного судопроизводства—представить по поводу каждого следственного действия замечания, защита указывает, что расследование степени прикосновенности к делу о Ющинском лиц, не привлеченных и не имеющих возможности законом предоставленными способами защищаться, является несогласным  с законом, могущим создавать неправильную судебную перспективу и повести к судебной ошибке. Защита протестует против такого следования и просит внести все показания Шнеерсона в протокол.

Председатель разъясняет, что на вопросы сторон, подозревающих в чем-либо свидетелей, свидетели могут не отвечать, но сама защита предлагает такие вопросы, например, в допросе Чеберяк.

 Шнеерсон заявляет, что будет отвечать на все вопросы.

 Производится очная ставка Веры Чеберяк и Ордынского. Чеберяк удостоверяет, что в кабинет ресторана должна была приехать с Выграновским и Бразулем к 3 ч. вечера, но запоздали. В кабинете находились еще двое неизвестных. Было много вина, было и шампанское. По предположению Чеберяк, по четырем счетам заплачено 200 р. В деньгах не стеснялись: швейцару за пальто Выгранов дал рубль. Свидетельница ничего не пила и не ела и пробыла не более десяти минут. В виду запоздания отложили беседу до следующего раза. Удостоверяет, что Ордынского в ресторане не видела и совершенно не знает.

 Ордынский, наоборот, удостоверяет, что был в кабинете. Сколько уплачено, он не знает. Каждый платил за себя. Предполагает, что уплачены каждым десятки копеек. За выпитую свидетелем воду он сам заплатил 20—30 копеек.

Свидетель Ефим Бойтенко показывает, что приехал за год, в марте 1911 г., из Могилевской губернии. Кирпич начали возить в начале марта. Возчиков было много. Возили из верхних печей вниз, к богадельне. За вывозкой наблюдал Чернобыльский. Работы начинались с 6 ч. утра. От нижних печей за буграми верхних не видно.

Одиннадцатилетний Назарий Заруцкий, с любопытством оглядываясь по сторонам и улыбаясь, первоначально показывает, что за неделю до обнаружения трупа катался с Андрюшей на мяле. Затем утверждает только, что видел одного на углу Головецкой улицы в бардовой рубашке. Свидетель ходил с детьми на завод кататься на мяле, пока не было забора. Потом не ходили. Случалось, выбегал сторож с палкой и прогонял. По виду сторож немножко старый; белый же или черный, свидетель не заметил. Бейлис не гонял. Андрюша участвовал в катаньях, когда жил в Лукьяновке.

Замысловский указывает на некоторые противоречия в показаниях свидетеля на суде и у следователя и на отсутствие на предварительном следствии указания на некоторые обстоятельства, о которых свидетель говорит на суде.

На вопрос Григоровича Барского и прокурора, учила ли Вера Чеберяк свидетеля, как показывать, Заруцкий утверждает, что в свидетельской комнате в присутствии батюшки, дьякона и других Чеберяк учила его сказать на суде, что когда катался с Женей, Валей, Людмилой и Андрюшей, то Бейлис хватал детей, все вырвались, а Андрюшу он потащил.

Вера Чеберяк

На очной ставке Чеберяк утверждает, что не учила, а разговаривала с Людой. Свидетеля лишь спрашивала, помнит ли Женю и Валю и с кем теперь играет. Заруцкий стоит на своем. Чеберяк, продолжает отрицать факт подучивания и указывает свидетелю: "Это неправда. Так нехорошо говорить!"

 Председатель останавливает Чеберяк, предупреждая, что упрекать нельзя.

 Чеберяк повторяет, что только спрашивала, помнит ли свидетель Женю и Валю. Относительно же того, что Бейлис потащил Андрюшу, напоминала не она, а Люда. Прокурор просит занести в протокол, что разговор с Чеберяк, по заявлению Заруцкого, происходил при всех.

Вводится под стражей свидетель арестант Кучерявый, сидевший в камере с Бейлисом и Казаченко. В виду противоречия и запамятования оглашаются показания на предварительном следствии. Тогда Кучерявый показывал, что Бейлис просил Пухальского написать жене. Бейлис письмо прочитал и подписал. Казаченко перед освобождением говорил, чтобы Бейлис на него надеялся. Бейлис обещал, если Казаченко о нем похлопочет, дать, выйдя на свободу, сто рублей для уплаты защитнику Казаченко. Спрошенный Карабчевским, Кучерявый показывает, что не слыхал разговора об отравлении свидетелей. На вопрос прокурора отвечает, что арестанты об отравлении не стали бы говорить открыто.

Оглашаются показания отсутствующего свидетеля Буржинского, показывавшего на предварительном следствии, что он не говорил Голубеву о приезде Ландау.

Бывший служащий на заводе Синява, видевший после пожара на заводе Казаченко, уклонившегося от встречи с свидетелем, показывает, что предостерегал Дубовика против Казаченко, с которым ранее свидетель был в приятельских отношениях. Затем отношения прекратились, когда Казаченко, будучи в гостях у свидетеля, бил евреев и обманул свидетеля, взявши деньги. При работах на заводе в марте 1911 г. народ возил кирпич из верхней печи.

Воробьев показывает, что на заводе Зайцева служил дворником и сторожем. Жил в подвале под квартирою Бейлиса. В подвале жил также Чернобыльский, наблюдавший за рабочими и писавший записки о количестве взятого кирпича, на который Бейлис писал квитанции. В марте 1911 года была небольшая возка старого кирпича к богадельне. Забор в усадьбе Зайцева начали строить в октябре 1913 г. Детей на мяле свидетель видел до осени 1910 г., лично не гонял их и кто гонял, не знает.

Дудман показывает, что осенью 1911 г. по выходе из синагоги встретил Казаченко, просившего помочь выручить Бейлиса. Однако, свидетель ничего сделать не мог. На вопросы прокурора Дудман показывает, что состоял членом правления молитвенного дома, помещающегося в доме Сундуконскаго. По поводу религиозных толков среди евреев объясняет, что между хассидами и мезнагидами разница несущественная. Лично свидетель был 20 раз хассидом и мезнагидом. На вопрос Шмакова, какой молитвенный дом Сундуковскаго, куда ходит свидетель,—хассидский или мезнагидский, —Дудман затрудняется ответить и говорит, что средний, обыкновенный.

 Председатель, прерывая допрос, предоставляет сторонам высказаться, является ли вопрос о различии хассидов от мезнагидов вопросом факта или экспертизы. Прокурор считает вопрос уместным постольку, поскольку он касается не различий между теми и другими, но принадлежности. На вопрос Зарудного Дудман отвечает что разница небольшая-кто много молится, тот считается хассидом. В Киеве не хассидов больше, но есть и хассиды, что не составляет тайны.

Шмаков просит занести в протокол, что не было разрешено спрашивать, в какой молитвенный дом ходит свидетель, что, однако, разрешено Зарудному, и что свидетель показал, что в Киеве не хассидов больше, а относительно молитвеннаго дома Сундуконского сказал, что  он средний, обыкновенный. Наконец, на вопрос Замысловского свидетель ответил, что в каждой губернии другой толк, назвать толков не мог. При дальнейшем допросе Дудман объясняет, что синагоги открыты для всех и всякий приходит молиться по своему.

Обрядчик в молитвенном доме Жук свидетельствует, что в синагогу пришел неизвестный, сидевший, по его словам, вместе с Бейлисом и сообщивший, что Бейлис страдает и просит евреев освободить его иначе умрет. Неизвестный просил денег. Заявление его осталось без последствий. Свидетель показывает, что хассидских синагог в Киеве больше, чем мезнагидских. Свидетель принадлежит к хассидам польского толка. Шмаков спрашивает, не является ли учителем литовскаго толка знаменитый Залман Шнеерсон. Свидетель отвечает утвердительно. Бейлиса и Файвеля Шнеерсона свидетель совершенно не знает.

Мордка (?) Дубовик, служащий на заводе с 1910 г., показывает, что вывозка кирпича началась в 1911 г., в первых числах марта. Раньше начали работы Черниговские рабочие, 12 октября работали киевские. 7 марта на закладке богадельни присутствовала полиция. Шорники работали на заводе своими инструментами. При отсутствии работы у шорников им отпускали мелкую починку, которую производили рабочие, приобретая шило и швайку. В 1910 г. Бейлис продал коров, ибо ему нужны были деньги на учение детей.

Оглашается приписка следователя на протоколе о взятии проб глины с усадьбы Зайцева 14 марта 1912 г, в которой отмечено, что при прибытии следователя на заводе работ по выделке и вывозке кирпича не производилось.

Оглашаются показания умершего Колбасова, хозяина переплетной, в которой работал Приходько ,а также служившего в мастерской Василевского, свидетельствовавших о безотлучном прибывании Луки в мастерской в течение недели по 12 марта, а также в ночь на 12 марта и характеризующих Луку, как хорошего человека.

Оглашаются показания умершего Васильева, жившаго в доме Захарченко и показавшего, что Александра Приходько не любила и била Андрюшу, а также свидетельствовавшего, что Шаховский видел Андрюшу и Женю гулявшими в Загоровщине, характеризовавшего Чеберяк, общавшуюся с подозрительными людьми, как зло двора Захарченко, полагавшего, что Чеберяк покрывает убийц Андрюши, утверждавшего, что Женя многое знает о деле, но мальчик тертый и правды не скажет, удостоверившего, с другой стороны что в заборе, усадьбы Зайцева, чинившемся лишь после Пасхи, много дыр, в которыя не только пролезть, но и проехать можно, и свидетельствовавшего также, что Чеберяк в очень хороших отношениях к Бейлису. Прокурор, Грузенберг и Григорович-Барский обращают внимание присяжных на различные места показаний Васильева.