По материалам периодической печати 1917 г.
Все даты по старому стилю.
Николай II
Ив. Знаменский пишет в «Дне»:
Восшествие на престол Николая II было встречено народом весьма сочувственно. Народ всегда верит наследникам и твердо убежден, что у отца с сыном неизбежные контры. Очень понравилось, что Николай II пешком прошелся по улице. После Александра III, отличавшегося, так сказать, убежденно-затворническим образом жизни, такое хождение царя реr реdеs ароstоlоrum казалось необычайным. И даже «бессмысленные мечтания», сказанные в ответ на известный адрес тверского земства, не могли сразу разрушить впечатления «либерального хождения» царских ног. Однако, тогда из уст в уста переходила крылатая фраза великой княгини Марии Павловны, сказавшей о Николае:
«У этого маленького человека в каждой складке царской мантии сидит самодержец».
Николай II действительно был самодержцем, абсолютистом до мозга костей. Величайшим заблуждением огромного большинства не только народа, но и так называемой интеллигенции было то, что они Николая считали совершенно беспомощным, слабым человеком. Конечно, он человек не крупного калибра, весьма узкого кругозора, небольшого образования. Но он по натуре деспот, завистлив, хитер элементарной хитростью и двоедушен.
Его министры были ничтожны не только потому, что он выбирал их по своему масштабу, но и потому, что ум, талант, сила неизбежно от себя отвращали царское величество.
Общеизвестна его ненависть к П. А. Столыпину, которому Николай II бесспорно был очень обязан. В черносотенных кругах незадолго до убийства Столыпина прямо говорили, что он человек конченный.
Николай имел в себе все черты азиатского царька. Уже подписав отставку Самарина, он лобызает его на прощанье. Уже вызвав Поливанова в ставку, он на вокзале весело шутит над Сухомлиновым, который-де думает, что выходит в отставку.
Витте Николай ненавидел прежде всего за то, что накануне 17 октября тот запугал его, топая ногами и разыграв сцену притворной истерики в присутствия императрицы. Один из приближенных к Витте чиновников рассказывал по всему Петербургу, что, приехав от царя с докладом, Витте хватался за голову и бегал из комнаты в комнату с видом затравленного зверя.
«Иметь с ним дело, о, иметь с ним дело»,—вопил Витте.
Загадочная фраза Витте о том, что история покажет, «что сделал Витте»,—относится, надо полагать, именно к этому, так сказать, субъективному оттенку царского величества.
Говорили иные из приближенных, что Николай добр. Быть может, к домашней челяди. Он держался за власть с каким-то исступлением, с фантастическим упрямством, словно дрожа за свою жизнь и отожествляя ее с властью. Его система была сложной системой недоверия ко всем. Этим объясняется постоянная наличность какого-то сверх-советчика. Таким был одно время Клюев, которого царь, вопреки явному правительству, рассылал для ревизии страны. Таким мог бы стать Демчинский, знаменитый «предсказатель погоды», для которого, быть может, на долгое время была бы готова должность придворного астролога, если бы Демчинский, всему предпочитавший «момент», не свел бы быстро все дело на получение субсидии его журналу «Климат». Таким был Филипс, кн. Путятин и, наконец, Распутин.
Круг идей Николая, как можно судить по делам его, и «полному собранию речей», конфискованному догадливой цензурой, был, конечно, крайне ограничен. Но если про Александра III Бисмарк выразился на одном куртаге: «Je no sais pas se qu'il veut, mais il le veut bien», то относительно Николая и это можно было сказать еще в большей степени. Он знал, что надо повелевать. Он знал, что если «коготок увяз—всей птичке пропасть» и что поэтому ни в каком случае не следует уступать, иначе как под давлением неотразимых обстоятельств.
В последнее же время его упрямство равнялось безумию. По всему Петрограду ходило обращение к царю всех великих князей и княгинь по поводу ссылки Дмитрия Павловича. Он и тут остался упрямым и непреклонным, словно не чувствуя, не понимая, что погружается в бездну. В сущности, в последнее время он был уже едва ли вполне нормальным.
И, вне всякого сомнения, закроется ибо некому ее станет читать, никому она не нужна—миллионов марковских соратников, готовых защитить старую власть, конечно, не оказалось.
Киев, 12 марта 1917 г.
(По телеграфу из Петрограда)
Два вопроса волнуют больше всего общественное мнение: это отношение к войне и судьба бывшего Императора. Эти два вопроса странным образом переплетаются.
Партия пораженцев была и до революции. Тогда пораженцы объясняли свое стремление быть побитыми немцами так: поражение вызовет революцию—революция принесет освобождение.
Но революция произошла по счастью раньше поражения. Старая власть свергнута именно для того, чтобы не было поражения. Ожидается учредительное собрание, которое сделает выбор жить ли нам по образцу Англии или подражать Франции. При этих условиях, кто может желать, чтобы нас победила Германия? Разве те, кто хотят установить в России не английские, и не французские порядки, а порядки германские или, вернее, прусские. Поэтому до известной степени можно предполагать пораженчество в тех кругах, которые отстаивали старую власть и которые могут надеяться, что бронированный кулак Вильгельма опустится на учредительное собрание и предпишет ему свою волю. Совершенно непонятно, каким образом люди, стоящие за новую Россию, могут желать или безразлично относиться к тому, чтобы новую Россию раздавила старая Германия.
Но еще более непостижимо становится, когда эти же люди требуют, чтобы бывшего русского Императора задержали в пределах России, несмотря на то, что Англия готова принять на себя заботу о бывшем Царе.
Получатся нечто поразительное по недомыслию. С одной стороны Вильгельму любезно предоставляется взять Петроград, а с другой требуют, чтобы здесь оставался бывший Царь. Неужели никому из господ, проповедующих такую странную комбинацию, не приходит в голову, что из этого может произойти?
Впрочем, необъяснимость психологии этого рода иные злые люди объясняют очень просто.
„Вы удивляетесь,—говорят они,— что есть господа, которые одинаково желают поражения новой России, как желали поражения старой России? Так ведь это очень понятно: эти хронические пораженцы — просто уклоняющиеся. Это не политика, а естественное нежелание идти на фронт".
Когда пораженцев, требующих, чтобы бывший Царь оставался в России, сбивают с их нелепой аргументации—они перескакивают на другое, утверждая, что именно для войны важно пребывание бывшего Царя в России, ибо он знает военные тайны и может их выдать. Эти наивные люди воображают, что при современных русских условиях они могут окружить Царя лучшим надзором, чем англичане. Это просто смешно слушать.
Сейчас во всех слоях, в том числе в армии, бродит масса мутных элементов. Еще вчера арестован новый начальник патронного завода Петрограда, оказавшийся бывшим жандармом. Этот господин, когда были открыты тюрьмы, вышел вместе с другими, переоделся в форму офицера, сказал рабочим и солдатам на патронном заводе революционную речь и был ими избран начальником завода. Кто знает, сколько таких элементов проникло сейчас на разные ступени власти. Представьте себе, что этого рода господин, избранный в революционной суматохе, попадет в охрану, сторожащую бывшего Царя. Если бы и появилось желание разглашать тайны, во что мы не верим, то где легче это сделать—в России ли при современной ее обстановке, где шпионы и провокаторы, выпущенные из тюрем, перемешались с населением и войсками, или в Англии, где железный порядок обеспечивает вокруг бывшего Царя непроницаемую стену?
Над этим не мешает задуматься.
В. Шульгин.
Красное знамя над дворцом
Над Зимним дворцом вместо императорского штандарта развевается красное знамя.
«Мост свободы»
Общий вид моста и аркад на правобережном подходе к мосту
Рабочие, занятые сооружением моста через Волгу у Симбирска, обратились к правлению Волго-Бугульминской железной дороги с предложением изменить первоначальное название «Мост Николая ІІ» наименованием его «Мост свободы».
Правление дороги на заседании 11 марта удовлетворило это ходатайство. Мост этот является самым большим не только в России, но и во всей Европе.
Еще по теме:
Революция. 1917 год. Предисловие
.............................................................................
Распутин и царский дом
Революция. Петроград 2 марта. Великая хартия свободы
Революция. Петроград 3 марта. Отречение великого князя Михаила Александровича
Революция. Ликвидация монархии. Политическое обозрение
Революция. Подробности отречения и ареста Николай II
Революция. Март 1917 года. Николай II и Александра Феодоровна
Николай II. Последние дни царствования (из рассказов приближенных)
Великий князь Николай Михайлович об бывшем Императоре Николае II
Русская революция. Бывший император и императрица в Царско-Сельском дворце
Великие князья и княгини и революция (март 1917 года)
Николай ІІ от восшествия на престол до ареста (март 1917 г.)
Революция и царская семья (март 1917 г.)
К судьбе царской фамилии и его приближенных (март 1917 г.)
Николай ІІ и семья в Царском Селе (март 1917 г.)
Охрана Николая Романова (апрель 1917 г.)
Николай II и придворная камарилья
Об избирательных правах дома Романовых. Особое мнение (июнь 1917 г.)
«Царские игрушки»
Отъезд Николая II и его семьи из Царского Села
Прибытие Романовых в Тобольск (август 1917 г.)
Кто предал Николая II-го
|