По материалам периодической печати за март 1917 год.
Все даты по старому стилю.
ПЕТРОГРАД. (7 марта). «Речь», со слов возвратившегося в Петроград высланного бывшим царем Николаем 31 декабря великого князя Николая Михайловича, сообщает:
«В сознании ли опасности, угрожавшей династии, или по чувству материнства— первой обратила внимание царя еще полгода назад на растущее недовольство Мария Федоровна. На то же самое указал осторожно Николаю и бывший министр финансов Барк.
1 ноября великий князь Николай Михайлович прочел государю свое письмо, касавшееся не только Григория Распутина, но и всего управления. Резкие обличения великого князя задели Николая как мужа, но он ничего, однако, не возражал и передал письмо своей жене Александре Федоровне, разорвавшей его.
— Ты знаешь что Протопопова, познакомившегося у Бадмаева с Распутиным, тебе подсунули? —спросил Николай Михайлович.
Ответ царя был:—«Знаю».
— И находил это нормальным?— спросил опять великий князь.
На это царь промолчал.
Несмотря на резкие обличения, царь оставался с Николаем Михайловичем крайне любезным все время, а 31 декабря, в полночь, великому князю было передано такое собственноручное письмо царя:
«Повелеваю тебе выехать в Грушовку на два месяца».
К письму была сделана приписка:
«Прошу тебя это исполнить 23 марта 2016 г.».
— Повелеваю и прошу,—вот и поймите его!—говорит Николай Михайлович.
Совещание великих князей у Андрея Владимировича также остро и прямо ставило вопрос о спасение династии и необходимости оградить царя от влияния его супруги. Когда великая княгиня Виктория Федоровна заговорила о непопулярности царицы, Николай прервал ее словами:
«Какое отношение к политике имеет Алис? Она сестра милосердия, и больше ничего».
На письме великих князей с просьбой об отмене высылки, в связи с убийством Распутина, великого князя Дмитрия Павловича в Персию Николай наложил резолюцию:
«Никому не дано права заниматься убийствами. Знаю, что совесть многим не дает покоя. Не один Дмитрий Павлович замешан.»
Накануне своей отставки пытался указать царю на недовольство в обществе также бывший министр народного просвещения граф Игнатьев, говорил ему об этом и великий князь Михаил Александрович, но все напрасно.
На вопрос, кто поддерживал царя в его упорстве, Николай Михайлович ответил:
«Главных все знают; кроме того, Щегловитов, которого мы называли Ванька-Каин».
Письмо Николая Михайловича к отрекшемуся Императору
В московских газетах напечатано письмо Николая Михайловича к Николаю II. Письмо написано в ноябре 1916 года.
«Ты, - писал Царю великий князь,—неоднократно выражал волю довести войну до победоносного конца. Уверен ли ты, что при настоящих тыловых условиях это исполнимо? Осведомлен ли ты о внутреннем положении не только внутри империи, но и на окраинах в Сибири, Туркестане и Кавказе? Говорят ли тебе всю правду или многое скрывают? Где кроется корень зла?
Разреши в кратких словах выяснить тебе суть дела. Пока производимый тобой выбор министров был известен только ограниченному кругу лиц, дело могло еще идти. Но раз способ стал известен всем и каждому, и об этих методах распространилось во всех слоях общества, то так дальше управлять Россией немыслимо. Неоднократно ты мне сказывал, что тебе некому верить, что тебя обманывают. Если это так, то тоже явление должно повторяться и с твоей супругой, горячо тебя любящей, но заблуждающейся, благодаря злостному и сплошному обману окружающей ее среды.
Ты веришь Александре Федоровне. Оно и понятно. Но, что исходит из ее уст есть результат ловкой подтасовки, а не действительной правды. Если ты не властен отстранить от себя это влияние, то по крайней мере огради себя от постоянных систематических вмешательств, от этих нашептываний через любимую тобою супругу.
Если твои убеждения не действуют,— а я уверен, что ты уже неоднократно боролся с этим влиянием,—то постарайся изобрести другие способы, чтобы навсегда покончить с этой системой. Твои первые порывы решения всегда замечательно верны и попадают в точку. Но как только являются другие влияния, ты начинаешь колебаться, и последующие твои решения уже не те. Если бы тебе удалось устранить это постоянное вторгательство во все дела темных сил, то сразу началось бы возрождение России и вернулось бы утраченное тобою доверие громадного большинства твоих подданных. Все последующее быстро наладилось бы само собой. И ты найдешь людей, которые при изменившихся условиях согласятся работать под твоим личным руководством, когда время настанет. А оно уже не за горами. Ты сам с высоты престола можешь даровать желанную ответственность министров перед тобой и законодательными учреждениями.
Это сделается просто, само собой, без напора извне и не так, как совершился достопамятный акт 17 октября 1905 года. Я долго колебался открывать всю истину. Но после того, как твоя матушка и твои обе сестры меня убедили это сделать, я решился. Ты находишься накануне эры новых волнений, скажу больше, —накануне эры покушений. Поверь мне, если я так напираю на твое собственное освобождение от создавшихся оков, то я это делаю не из личных побуждений, которых у меня нет—в этом ты уже убедился и ее величество тоже—а только ради надежды и упования спасти тебя, твой престол и нашу дорогую родину от самых тяжких и непоправимых последствий».
Великий князь Николай Михайлович об тлетворном влиянии Распутина и темных сил
1 марта возвратился высланный царем великий князь Николай Михайлович, автор известных исторических трудов об эпохе Александра I, находившийся в опале из-за явно выраженного им протеста против тлетворного влияния Распутина и темных сил на управление страной.
По приказу Николая II, собственноручно им написанному, в ночь под Новый год Николай Михайлович должен был выехать в имение Грушевку, Херсонской губернии, на два месяца.
Предполагая обыск и отдавая последнее распоряжение по дому, Николай Михайлович просил окружающих тщательно следить за тем, чтобы при обыске не пропали ценные рукописи и записки.
- Я своих хорошо знаю,—сказал он.
Возвратясь из ссылки, Николай Михайлович узнал о перевороте в Харькове. В газете «Южный Край» была помещена краткая биография членов временного правительства. Подробности же стали ему известны лишь в Вишере, когда в вагон вошел жандарм и сообщил, что в Петрограде «наших» почти не осталось, и советовал ему дальше не ехать.
Великий князь не послушался этого совета, поехал дальше и, интересуясь состоянием в столице, даже не воспользовался экипажем, который ему был выслан на вокзал.
Говоря о совершившемся перевороте, Николай Михайлович, с чувством большого почтения к событиям отметил то поразительное спокойствие, которое ему пришлось наблюдать в пути.
— Если бы не Протопопов со своими полицейскими,—заметил он,—то не было бы никакого пролития крови в Петрограде.
На вопрос о последних попытках повлиять на главу династии великий князь рассказал следующее:
— Из сознания ли действительной опасности, угрожавшей династии, из чувства ли материнства, но первым лицом за последние полгода, обратившим внимание Николая II на растущее недоверие в связи с ролью Распутина, была Мария Федоровна. Содержание разговора сына с матерью, происходившего в октябре в Киеве, точно неизвестно даже членам семьи. В осторожной форме на тоже самое указал царю и бывший министр финансов Барк. 1 ноября продолжительную беседу по этому же поводу имел с ним я.
Явился я с написанным мною письмом, которое сам прочитал государю. Оно касалось не только Распутина. Резкое и обличительное, оно могло задеть Николаи II, как мужа. Но царь не возражал и, взяв письмо, потом прочел его Александре Федоровне. Мне говорили, что когда он дошел до того места, где говорилось о царице, она с яростью выхватила письмо из рук супруга и разорвала его в клочки. Между прочим, когда речь зашла о Протопопове, я сказал:
— Знаешь ли, что Протопопова тебе подсунули? У Бадмаева его познакомили с Распутиным.
— Я это знаю,—заметил царь.
— И ты это находишь нормальным? —изумился я.
Царь промолчал. Несмотря на резкость обличительных слов Николая Михайловича, царь был с ним очень любезен и по обыкновению отмалчивался.
— Эта манера отмалчиваться,—продолжал беседу князь, прямо-таки отнимала всякую охоту говорить с ним о чем-нибудь. А тут еще эта любезность, не покидавшая его. Он положительно chаrmеur. Я даже как-то сказал ему, что от напоминает мне Александра 1. Во время разговора, когда я 6росал одну резкость за другой, у меня несколько раз потухала папироса. Царь любезно подавал мне спички, а я даже забывал поблагодарить его,—так я волновался. Напоследок я сказал ему:
— Здесь у тебя казаки, и много места в саду. Можешь приказать меня убить и закопать. Никто не узнает. Но я должен тебе все сказать.
И тут он промолчал. А 31-го декабря в 11 1/2 час. ночи, ко мне приехал курьер и подал его письмо. «Повелеваю тебе выехать в Грушевку на 2 месяца»,—писал царь. А дальше стояло: «Прошу тебя это исполнить». «Повелеваю» и «прошу». Вот поймите его.
Через два дня после этого царь принял Пуришкевича.
Он говорил о Распутине и Протопопове. После Пуришкевича имел собеседование на ту же тему с царем протопресвитер о. Шавельский. К этому времени относится и совещание великих князей у Андрея Владимировича.
Николай Михайлович, как уже высказавший свое мнение, на совещании не присутствовал. Не был там и его брат, великий князь Александр Михайлович. Впоследствии, 11 февраля, и он, однако, явился во дворец и наговорил царю немало горьких истин. В общем все они остро и прямо и, как оказалось, дальновидно ставили вопрос о спасении династии и указывали на необходимость оградить царя от влияния его супруги. Приезжала в Царское Село и великая княгиня Виктория Федоровна. Когда она заговорила о непопулярности царицы, Николай II, прервав ее, с удивлением сказал:
— Какое отношение к политике имеет Алис? Она—сестра милосердия, и больше ничего. А насчет непопулярности это неверно.
И он показал целую кипу благодарственных писем от солдат. Читавшие, однако, эти послания из лазаретов утверждают, что все они сфабрикованы чуть ли не по одному образцу.
— В них нет того, что так характерно для солдатских писем,—заметил Николай Михайлович.
Накануне своей отставки в горьких выражениях, в свою очередь, пытался убедить царя в том, что существует сильное недовольство в обществе, и бывший министр народного просвещения граф Игнатьев. Неоднократно до самых последних дней в том же духе говорил с Николаем II великий Князь Михаил Александрович.
Все это было напрасно. Царь прибегал к своему излюбленному способу ничего не отвечать на самыя категорические заявления и завершал аудиенцию обезоруживающей любезностью.
На вопрос, был ли царь в своем упорстве самостоятелен, или кто-либо поддерживал его, Николай Михайлович ответил:
— Главные из них - Александра Федоровна, Вырубова и Воейков. Но был там еще один человек, самый зловредный из них. Мы его называли Ванька-Каин. Это—бывший министр юстиции и председатель Государственного Совета И. Г. Щегловитов.
(«Рус. Сл.»)
Еще по теме:
Революция. 1917 год. Предисловие
.............................................................................
Распутин и царский дом
Революция. Петроград 2 марта. Великая хартия свободы
Революция. Петроград 3 марта. Отречение великого князя Михаила Александровича
Революция. Ликвидация монархии. Политическое обозрение
Революция. Подробности отречения и ареста Николай II
Революция. Март 1917 года. Николай II и Александра Феодоровна
Николай II. Последние дни царствования (из рассказов приближенных)
Великий князь Николай Михайлович об бывшем Императоре Николае II
Русская революция. Бывший император и императрица в Царско-Сельском дворце
Великие князья и княгини и революция (март 1917 года)
Николай ІІ от восшествия на престол до ареста (март 1917 г.)
Революция и царская семья (март 1917 г.)
К судьбе царской фамилии и его приближенных (март 1917 г.)
Николай ІІ и семья в Царском Селе (март 1917 г.)
Охрана Николая Романова (апрель 1917 г.)
Николай II и придворная камарилья
Об избирательных правах дома Романовых. Особое мнение (июнь 1917 г.)
«Царские игрушки»
| 