Николай II. Последние дни царствования (из рассказов приближенных) - 7 Апреля 2017 - Дневник

— Чувствую, что в последний раз докладываю вам, Государь...
— Почему?.
— Или вы распустите Думу, или наступят события, которые сметут и вас, и Россию.

Предчувствие не обмануло председателя Думы. Аудиенция оказалась последней, и революция, в которую не верили, смела царскую власть.

И. В. Родзянко каждые доклад сопровождал одинаковыми предупреждениями. Он объяснял положение вещей, указывал на растущее недовольство, на расстройство государственных дел, на то, что министры руководствуются чаще всего личными, карьерными и корыстными интересами.

Настроение страны было чуждым и непонятным Царю. Он оставался глухим ко всем советам, выслушивал, что ему докладывали, и поступал все-таки по-своему.

Еще два года тому назад И. В. Родзянко говорил Государю:

— Никакие пулеметы и орудия не сломят народной воли. Она рано или поздно громко о себе заявит...

Царь отмалчивался.

После убийства Распутина двор подпал всецело под влияние Протопопова. Ренегат-министр, перекинувшийся из либералов в клику реакционеров, перещеголявший цинизмом и угодничеством своих предшественников, уверил, что все обстоит благополучно.

— Я подавил революцию сверху,—написал Протопопов на высылку князя Дмитрия Павловича и Юсупова,—подавлю и революцию снизу...

Когда Николаю II заикались о Протопопове, он неизменно отвечал:

— Протопопов из Государственной Думы... Не понимаю, почему им вдруг стали недовольны?

М. В. Родзянко энергично доказывал, что необходимо убрать Протопопова и расстаться с прежней безответственной властью.

Царь либо отмалчивался, либо отвечал:

— Сделаю, как мне Бог на душу положит.

Во время последней аудиенции Царь, как выразился Родзянко, «был чрезвычайно агрессивным». Аудиенция была непродолжительной и далеко не «высокомилостивой».
Так же относились и к А. И. Гучкову, когда он был председателем 3-й Думы.

Когда Гучков еще задолго до войны сделал Царю свой знаменитый доклад о наших военных недочетах, Николай II вместо того, чтобы принять советы к сведению, пригласил Сухомлинова и возмущенно спрашивал, откуда Гучкову известны военные секреты.

В результате последовала отставка товарища министра Поливанова. Сухомлинов воспользовался случаем, чтобы свести счеты.

Когда Голицына в Думе спросили, почему он согласился занять ответственный пост, к которому совершенно не подготовлен, неожиданный премьер не стесняясь ответил:

— Я сам сознаю, что вовсе не подготовлен. Я и Государю это сказал. Я такого ему про себя наговорил, что если это повторил кто-нибудь другой, я бы вызвал его на дуэль.
— А что вам ответил Государь?
— Ответил: Мне такого и надо...

Герцог Н. Н. Лейхтенбергский о последних днях царствования Николая II

Л. Ган в «Бир. Вед.» передает свой разговор с герц. Лейхтенбергским.

„Герцог Н. Н. Лейхтенбергский при низложенном императоре Николае II нес обязанности флигель-адъютанта в дни государственного переворота. Он дежурил в последние две недели при царе и был свидетелем всего происходившего, как в ставке верховного главнокомадующего, так и в Пскове в момент отречения царя от престола.

Н. Н. Лейхтенбергский сопровождал Николая II до царского павильона, и его впечатления представляют несомненно большой интерес.

Герцог Н. Н. Лейхтенбергский до сих пор не может опомниться от всего пережитого. Отдельные его фразы хаотичны, цельности в его рассказе нет.

Он говорит:

— Для меня, по крайней мере, с первого дня революции все было ясно; я чувствовал, что без тяжелых последствий для царствующего дома возникшие события не закончатся.

Все, что я вам скажу, верьте, это правда, чего я лично не видел и не слышал, об этом говорить не стану.
Когда были получены в ставке первые совсем еще смутные сведения о возникших в Петрограде беспорядках на почве недостатка хлеба, в свите считали, что событие это носит лишь прискорбный характер, оно не опасно и не грозит тяжелыми последствиями царствующему дому.

Я не знаю, что говорил Государь о первом дне революции, но лица свиты считали, что возникшие беспорядки—это типичный бунт, что при известной энергии его можно прекратить.

На царских завтраках и обедах, на которых я, как флигель - адъютант, присутствовал, и ничего слышал, какие меры вырабатываются для водворения порядка в столице и для восстановления спокойствия.
Среди же военных превалировало соображение, что надо послать в Петроград генерала с диктаторскими полномочиями, предоставив в его распоряжение отряд войск, для усмирения восставших.

Из Могилева в Петроград выехал ген. Иванов с эшелоном георгиевских кавалеров. Как я слышал затем, уже в пути, по мере приближения георгиевского батальона к Петрограду, среди георгиевцев возникло брожение. Они говорили, что напрасно их посылают в Петроград, так как в народ и народные войска стрелять они не будут.

Дальнейшие события шли, однако, с такой лихорадочной быстротой, что трудно было остановиться на определенной линии действий. Проектировалось осуществить одну меру, но через час намеченный план уже не годился, так как народные требования шли не эволюционным, а революционным темпом.
Был момент, когда казалось, что положение, может быть, в значительной степени спасено, если послать в Петроград популярного генерала с фронта, хотя бы генерала Брусилова, снабдив его диктаторскими полномочиями и дав вместе с тем возможность объявить народу, что Государь согласен на образование ответственного министерства.

Генер. Воейкову приписывается страшная, задуманная им мысль, будто бы он, при о6мене мнениями о создавшейся положении сказал:

— Что ж, надо открыть двинский фронт, революция немедленно будет тогда потушена.

Лично я этой фразы не слышал, как не слышал ее от Царя и других членов свиты и, мне кажется, что если и была такая фраза, то она была произнесена в совершенно ином смысле.

Фраза эта могла быть произнесена так:

— Революцию можно подавить силой оружия, но откуда взять войска? С севера, тогда ведь будет открыт двинский фронт.

Герцог Лейхтенбергский продолжает:

— Мне кажется, если бы Царь все время продолжал находиться в Могилеве и вел бы оттуда переговоры с исполнительным комитетом Гос. Думы, он бы не очутился в таком положении, в каком находится теперь. Ведь в пути Царь не имел возможности установить правильных и срочных сношений по телеграфу с М. В. Родзянко. Все переговоры пришлось вести через ген. Алексеева, а последний, сносясь с исполнительным комитетом Гос. Думы, передавал Царю народныя требования и желания.

— Если это так, то тогда зачем понадобилось Царю ехать в Псков? Отчего сразу он не возвратился в Могилев? Ведь там он имел полную возможность установить нормальные сношения в переговорах с Г. Думой.

— Я тоже не понимаю,—ответил герцог.—Имелось, очевидно, в виду выяснить настроение войск на фронте и в зависимости от этого принять дальнейшие шаги. Были разговоры, что поездкой в Псков, может быть, удастся через Лугу и Гатчину проехать в Царское Село.

На деле же оказалось обратное. Царь приехал в Псков и из первых же слов ген. Рузского убедился, что все его ставки проиграны.

Мы приехали в Псков 1-го марта. Сейчас же по приезде в царский поезд пришел ген. Рузский с докладом. Я нес тогда дежурство. В момент прихода Рузского в свитском вагоне был ген. Воейков. Насколько я припоминаю, здесь, кажется, больше никого не было. Ген. Рузский был взволнован, говорил нервным, повышенным тоном, и я понял, что восставшее столичное население и Г. Дума не пойдут на компромиссы.

Ген. Рузский говорил:

Вся политика последних лет—это тяжелый сон и сплошное недоразумение. Гнев народный не простит этого.

Ген. Рузский, называя имена Щегловитова, Сухомлинова, Протопопова, говорил о них с чувством презрения. Он говорил о возмутительном протекционизме, практиковавшемся при всех назначениях, намекал на некоторых влиятельных членов свиты, окружавших государя и умевших распространять на него свое влияние.

О чем говорил ген. Рузский затем с Государем, мне неизвестно, но, оставшись наедине с ген. Воейковым, я заметил:

— Кажется и по вашему адресу ген. Рузский прошелся.

Ген. Воейков стал доказывать, что никакого влияния на Государя он не имел и не имеет. Все назначения проходили без его посредства и его ведома.

На другой день, после того, как государь подписал акт об отречении, за чаем царь, между прочим, спросил меня:

— Объясните, герцог, отчего так не любят ген. Воейкова?

Я ответил, что не знаю, но объясняю себе это главным образом тем, что в народных массах существует уверенность, что ген. Воейков играет видную роль при дворе и имеет влияние в назначении сановников на высшие государственные посты.

Государь возразил, что он не знает случая, когда бы ген. Воейков хлопотал о назначении того или иного лица на ответственный пост.

— А граф Фредерикс? Он имел влияние при назначениях министров?— спросил я герцога.

Лейхтенбергский после непродолжительной паузы ответил:

— Я не понимаю, отчего так нападают на гр. Фредерикса. По моему мнению, гр. Фредерикс был единственным человеком, который старался говорить царю правду. Еще задолго до представления государю записки 12 членов царской фамилии княгиня Виктория Федоровна была в Царском Селе и говорила о пагубном влиянии темных сил, он несколько раз в весьма определенных выражениях указывал царю на отрицательную политику правительства, вызывающую справедливые нарекания со стороны народа. Такая политика,—говорил граф Фредерикс,—может привести страну к крайне пагубным результатам и причинить колоссальный вред самой царской династии.

Это,- продолжал герцог,— я утверждаю, имело место несколько раз, Фредерикс имел влияние на Царя, он его слушал.

Я спросил герцога, как же все это сопоставить? Что это упрямство, непонимание, нежелание понять народную волю?

Герцог Лейхтенбергский развел руками.

Лично я полагал, что все это объясняется безволием и слабохарактерностью. Я сам не понимаю, что, собственно говоря, произошло. Государь был опутан со всех сторон. Преступные люди его именем пользовались и чинили бесправие и произвол в стране.

Роковую роль во всей этой истории сыграла, конечно, Александра Федоровна, которая всем говорила, что народа ее любит, что народ ею дорожит.

Близкие ее спрашивали, откуда она знает, что народ ее любит?

Она отвечала:

— А те тысячи писем с приветствиями, которые я получаю, разве они не говорят о любви ко мне народа.
Вот где было затмение. Чтобы угодить царице, прислужники всех рангов фабриковали явно подложные приветственные письма, а она ими гордилась, всем их показывала.

На этой почве и возникла распутинщина, протопоповщина, мануйловщина и др.
И теперь естественно, что все проиграно.

Еще два вопроса:

Верно ли, что в последнее время свита в трудные моменты старалась спаивать Царя? Верно ли, что Царь последнее время совсем не интересовался делами?

Герцог на это так ответил:

— Что касается первого вопроса, то я заявляю, что царь иногда за обедом выпивал рюмку-другую вина. Он пил монастырский квас, портвейн.

На второй вопрос я могу ответить, что Царь не прочь был слушать анекдоты. Но надо принять во внимание обстановку, в которой он находился. Нельзя сказать, что он мало работал. Можно спорить о продуктивности работы.

О событиях и настроениях в стране он осведомлялся по докладам министров и главноуправляющих. Придавал больше значения военному делу, чем гражданским и общегосударственным делам. Газет не переваривал. Он не читал ни одной газеты, даже «Новое Время». Не терпел газет, считал, что газеты сообщают односторонние сведения и что в них он не может искать правды. Иногда ему подавался «Русский Инвалид», иногда некоторые крайне-правые газеты.

В заключение герцог Лейхтенбергский сказал:

— Когда царский поезд стал подходить к Царскому Селу, я обратился к государю с вопросом, не имеет ли он каких-либо указаний, желаний или распоряжений.

Государь ответил:

— Прошу вас слушаться и подчиняться временному народному правительству. Это единственное мое указание и просьба.

Эти слова он повторил и всем лицам свиты, сопровождавшим его в поезде».

Генерал Рузский об отречении царя от престола

— Генерал Рузский в интервью с корреспондентом «Русской Воли» подробно сообщает о ходе событий, сопровождавших отречение царя от престола. В 2 часа ночи 1 марта Николай сказал Рузскому, что решил пойти на уступки и дать ответственное министерство. В 3 часа ночи Рузский имел двухчасовую беседу по телефону с председателем Госуд. Думы Родзянко, убедившим генерала в том, что единственный выход из создавшегося положения - отречение царя от престола. После этого Рузской снесся по телеграфу с генералами Алексеевым, Брусиловым и Эвертом, единодушно признавшими необходимость отречения.

Рузский доложил царю об этом 2 марта, в 10 часов утра. Николай заявил, что готов отречься от престола, но желал бы сделать это в присутствии Родзянко, обещавшего, якобы, приехать в Псков. Однако, Родзянко определенно заявил генералу, что отлучиться из Петрограда не может и не хочет.

После завтрака царь послал Рузскому телеграмму об отречении. Получив телеграмму о выезде Гучкова и Шульгина в Псков, Рузский от опубликования сообщения об отречении воздержался. Царь обрадовался посылке комиссаров, надеясь на перемену положения, и нервничал в нетерпеливом ожидании.

Приехавших в 10 часов вечера комиссаров, вопреки приказанию Рузского, направили прямо к царю. Когда Рузский вошел в вагон, Гучков уже докладывал Николаю о событиях. Особенно поразил Николая переход его личного конвоя на сторону восставших.

Дальше царь слушал, Гучкова невнимательно.
На вопрос царя:«Что же мне делать?» Гучков тоном, не допускающим двух решения, сказал: «Надо отречься».

После долгой паузы Николай ответил, что он уже подписал акт об отречении в пользу сына, но теперь пришел к заключению, что сын не отличается крепким здоровьем, и поэтому уступает престол брату Михаилу.

Еще по теме:

Революция. 1917 год. Предисловие

.............................................................................

Распутин и царский дом

Революция. Петроград 2 марта. Великая хартия свободы

Революция. Петроград 3 марта. Отречение великого князя Михаила Александровича

Революция. Ликвидация монархии. Политическое обозрение

Революция. Подробности отречения и ареста Николай II

Революция. Март 1917 года. Николай II и Александра Феодоровна

Николай II. Последние дни царствования (из рассказов приближенных)

Великий князь Николай Михайлович об бывшем Императоре Николае II

Русская революция. Бывший император и императрица в Царско-Сельском дворце