Прекращение французской поддержки Врангелю
(От собственного корреспондента)
Париж, 24. III.
Сегодня вечером парижским газетам доставлено следующее официозное сообщение:
Французское правительство, не принимая на себя никаких обязательств, считало своим долгом в интересах гумманости оказать поддержку крымским беженцам. При этом сроком окончания поддержки было назначено 1-е января. Обстоятельства побудили продлить срок. Но теперь финансовые соображения вынуждают 30-го марта окончательно прекратить ассигновки на оказание помощи.
Вследствие этого беженцам сообщено, что они могут распоряжаться собой по своему усмотрению, и при содействии благотворительных организаций, в особенности Земского Союза приступить к изысканию средств к существованию. Французское правительство, с своей стороны, примет меры для облегчения возвращения в Россию тех, кто пожелает вернуться туда и окажет содействие лицам, которые пожелают принять предложение, сделанное им правительством Сан-Паоло, и поехать в Бразилию.
Подтверждается, что турецкое и греческое правительства настаивают на удалении крымских беженцев с их территорий, считая нежелательным сохранение русских лагерей.
В. Д. Кузьмин-Караваев и А. А. Титов от имени русского парламентского комитета обратились к П. Н. Милюкову и Н. Д. Авксентьеву с предложением присоединиться к протесту против предъявленного Францией Врангелю требования, отправить свою армию в Бразилию или в советскую Россию. П. Н. Милюков и Н. Д. Авксентьев ответили, что они ставят два условия: во первых — удаление Врангеля и во вторых, расформирование крымских войск.
Парламентский комитет постановил принять сделанное генералом Врангелем предложение образовать в Константинополе русский совет и одобрил намеченный Врангелем состав совета.
Н. В. Чайковский опубликовал письмо, в котором он заявляет о своем отказе принять участие в Константинопольском совете.
Берлин 26 марта
На чьей улице праздник?
Французский верховный комиссар в Константинополе обратился к генералу Врангелю с письмом, содержание которого приведено было нами третьего дня в подробной телеграмме из Парижа. Оно дополняется объяснениями, данными редакции «Посл. Нов.» представителем французского правительства. Объяснения эти не оставляют места ни для каких недоразумений.
Мы не хотим задавать себе вопрос, есть ли какая-нибудь прямая, умышленная связь между ультиматумом, предъявленным Врангелю Францией, и обнаженной до бесстыдства новой (хотя по существу давнишней) политикой английского премьера, ныне провозглашающей прежних «бандитов» — способными людьми.
Мы не станем гадать, выполняет ли верховный комиссар решения, принятые в лондонских беседах Бриана с Ллойд-Джорджем. Но для нас — и для всех, полагаем, — выводы получаются тождественные: единственной еще оставшейся (пусть в виде будущей лишь возможности, пусть только в форме немногих кадров) русской организованной военной силе нанесен последний удар. Она должна превратиться в людскую пыль.
Русским солдатам и офицерам предлагают ряд возможных поприщ: вырубать и корчевать девственные леса Бразилии, пасти свиней и копать огороды в Сербии, даже — для тех, кто ни за что не хочет расстаться с «военным ремеслом» (!) — поступить в распоряжение французского командования и в рядах иностранного легиона драться (раз уж они такие неисправимые драчуны) с кем угодно и с кем придется, — только не с большевиками, и наконец — воспользоваться выхлопотанной «амнистией» и вернутся в Россию, в распоряжение чрезвычаек, на чье благородство и верность слову французы, очевидно, всецело полагаются. Армии, как таковой, и ген. Врангелю, как ее начальнику, с 1 апреля не будет больше оказано материальной помощи.
Если Врангель бросит армию, перестанет противиться ее распылению, и если, в результате, число «нуждающихся беженцев» стало бы «прогрессивно уменьшаться отъездом их в Бразилию, Россию, Сербию», — вообще говоря, хоть к черту в пекло тогда «может быть (так сказано) было бы возможно еще в течение некоторого времени заботиться об остальных».
Таким образом, в настоящую минуту, подчинившись нравственному насилию, отказавшись от несомненного элементарного нравственного и политического долга, лежавшего на нем, по отношении к армии и требовавшего от него всех возможных усилий для ее сохранения, ген. Врангель не будет даже иметь в утешение полной гарантии, что оставленные им на произвол судьбы люди станут предметом чьей-то заботы. Правда, русская парижская газета, политическая программа которой до сих пор почти исчерпывалась практически борьбой против Врангеля, уговаривая его приехать во Францию, утверждает, что этим будет устранено то «средостение», которое кому-то «мешает» помочь страдающим.
Вероятно, за это дело примется всемогущая исполнительная комиссия членов Учред. Собрания. Увы, мы не вправе поставить ген. Врангелю в укор, что он не может сразу положиться даже на такую гарантию. . .
Положение, в самом деле, трагическое, «безвыходное», — но какой-нибудь выход — постепенный, мучительный, бесконечно тяжелый и унизительный будет, конечно, найден жизнью. Подсказывать, советовать, а тем более требовать чего-либо — мы бессильны. И, в сущности говоря, мы не имеем даже права предъявлять Франции какие-либо обвинения и требования. Ответ был бы ясен: французам незачем быть более русскими, чем сами русские. И такой ответ заключал бы в себе тяжкий укор и несмываемое обвинение.
К несчастью и укор и обвинение вполне заслужены той частью русской общественности, которая полнее всего представлена и шумнее всего выступала в Париже, т. е. именно там, где и выступления виднее всего, и ответственность за них наибольшая. Мы не знаем, что было сделано для спасения армии Врангеля, как целого,—была ли в чем-нибудь оказана помощь его собственным отчаянным усилиям и поддерживающим его группам.
Мы знаем, что русские официальные представители от него сразу отмежевались, а та часть общественности, которая до тех пор была теснее всего связана с сейчас упомянутыми группами, со дня на день переменила фронт, сперва чуть ли не оправдываясь в своей бывшей солидарности с «белыми генералами», а потом очень скоро открыв против них, и в частности против Врангеля, ожесточенную кампанию, исходящую из отказа и от вооруженной борьбы и от какой бы то ни было иностранной помощи в этой борьбе.
Был провозглашен лозунг «освобождения слева», порывом революционного народа, и на почве такого отречения от своего собственного прошлого, была сделана попытка воздвигнуть тот мифический фронт, который уже треснул сверху до низу, обнаружив в широкой бреши растерянные фигуры неудачливых тактиков, тщетно старающихся закрыть эту брешь обманчивыми декорациями. И даже теперь, в эту минуту унижения и пред лицом грозной проблемы «ликвидации» последней русской силы, они ищут козла отпущения и всю вину сваливают на того, кто один до конца исполнил свой долг.
Воистину безотрадная картина! Во всей истории нашего антибольшевистского движения такой черной — с моральной точки зрения — страницы еще не было. На улице большевиков сегодня праздник. Он для них устроен чужими руками: — в этом приходится сознаться... Эта победа не стоила им ни малейших усилий. За них работали другие, — и если бы на эту работу был взят у большевиков подряд и за нее советской властью назначен был приз, она бы не могла быть выполнена усерднее и лучше..
Руль. - Берлин, 1921 № 109, 27 (14) марта
Еще по теме:
Прекращение французской поддержки Врангелю
Завтра истекает срок ультиматума предъявленного французами генералу Врангелю (март 1921 г.)
Врангель отказывается выполнять требования Франции
Требование о ликвидации русских лагерей
Судьба армии Врангеля
Трагедия врангелевской армии
Обращение бывших врангелевцев ко всем гражданам РСФСР
Врангелю крышка
К уходу генерала Врангеля
К возвращению русских из Франции в Советскую Россию
Уход генерала Врангеля
Ликвидация врангелиады
|