П. А. КРОПОТКИН
КАК ТЕОРЕТИК АНАРХИЗМА
4.
В теории тех течений, которые идут под лозунгом анархизма, нет, собственно, ни одного принципа, который целиком можно было 6ы приписать Кропоткину. Часто, однако, приходится читать, что Кропоткин в одном пункте анархистской доктрины произвел будто 6ы переворот: анархизм, который при Бакунине был коллективистическим, благодаря Кропоткину стал коммунистическим. Это утверждение основано на недоразумении.
«В своих экономических взглядах,—говорит нам сам Кропоткин *), Бакунин был полнейшим коммунистом, но по уговору со своими друзьими-федералистами из Интернационала, он называл себя анархическим коллективистом, отдавая дань недоверию, которое вызвали к себе во Франции коммунисты-государственники...
Для него, как и для друзей, коллективизм означал общее владение всем, что служит для производства, не определяя заранее, в какой форме будет производиться вознаграждение труда среди различных групп производителей: примут ли они коммунистическое учение или предпочтут марки труда, или равную для всех поденную заработную плату, или, какое-нибудь другое решение».
*) «Анархия», Изд. «Голос Труда», Петербург, 1919, стр, 48—49.
Совершенно очевидно, что нововведение Кропоткина вовсе не означало шаг вперед в развитии теории анархизма. Бакунин знал, что общество строится на обладании средствами производства, а не потребления, что необходимо поэтому раньше всего создать определенную форму производства, а формы распределения будут созидаться в горниле самой революции, под влиянием конкретных условий борьбы.
И Российская революция вполне доказала правоту Бакунина: раньше всего революционный народ взял в свои руки средства производства: фабрики, заводы и землю, а формы распределения еще до сих пор находятся в стадии развития от буржуазной оплаты труда к полному коммунизму, который станет возможным только тогда, когда новые условия производства настолько поднимут производительность труда, что сделают возможным обеспечение каждого всем необходимым.
Если допустить, однако, что внесение коммунизма в программу анархического учения было шагом вперед в смысле большей ясности конечных целей, то несомненным шагом назад было то, что Кропоткин на место определенной и ясной бакунинской формулы борьбы классов поставил сбивчивое и временами опасное понятие о внеклассовом или каком-то всеклассовом народе. Бакунин, подобно Марксу, обладал тонким аналитическим умом и прекрасно понимал, что между буржуазией и пролетариатом есть масса промежуточных трудовых групп со своеобразными интересами и с собственной идеологией.
Правда, он нигде не видел «антиколлективистического черепа», но он прекрасно понимал, что к мелкой буржуазии и интеллигенции необходим особый подход, что эти группы могут и должны пойти с пролетариатом в одном случае и могут и должны пойти против него в тысяче других случаев. Анализируя, как экономист и психолог, их идеологию, он. как идеолог рабочего класса, намечал определенные тактические планы — сделать из вероятных врагов возможных союзников. Но совершенно иначе подходит к этим опасным вопросам Кропоткин.
«Всякий честный человек. — говорит он, — из вас, молодежи, из крестьян и городских рабочих, из ученых и неученых, из бедных и богатых, — если в нем только бьется горячее, чуткое сердце, — должен понять, как попираются теперь права человечества, должен сознать свои право и придти туда, куда его толкает весь современный строй,— он вынужден стать революционером.. »
Вся тактика революции здесь строится на «горячем и чутком сердце»... В наше великое и жуткое время это звучит как наивная шутка.
А в чем основная идея учения Кропоткина о разрушении государства? Бакунин никогда не отделял капитала от государства, понимая, что зто—две ипостаси единой сущности — господства буржуазии.
Кропоткин своим рядом серьезнейших и добросовестнейших исследований о происхождении и природе государства внес в этот вопрос такую путаницу, в которой анархизм совершенно смешался с либерализмом.
В одном случае он ставит знак равенства между государством и правительством. В другом он под государством подразумевает только централизованное правительство. Иногда он выражается так, что городская средневековая община, которую он пышно именует «вольной коммуной», почти сливается с будущей идеальной коммуной, или, по крайней мере, представляет шаг на пути к ней, а иногда он дает себе совершенно ясный отчет в классовом и государственном характере средневекового города.
В его книге «Хлеб и Воля» мы читаем:
«Как только общинам X, XI и XII века удалось освободиться от власти светских или духовных властей, в них тотчас же стали сильно развиваться начала общего труда и общего потребления.
«Город — именно город, а не частные лица («Господин Великий Новгород» в России) — снаряжал корабли и посылал караваны для торговли с отдаленными странами, и барыши от торговли доставались не отдельным купцам, а опять-таки всему городу, город же покупал и нужные для жителей припасы.
Все это исчезло. Одна только сельская община еще борется за сохранение последних следов этого коммунизма, да и то удается ей только до тех пор, пока государство не бросит на чашку весов свой тяжелый меч».
Зато в другом месте «Речи бунтовщика» он говорит:
«Освобождаясь от помещиков, средневековая коммуна освобождалась ли так же от богатых купцов, наживших большие состояния на торговле товарами и в банках? — К сожалению, нет! Разрушивши замки дворян, горожане по прошествии некоторого времени увидали, что такие же замки начинают воздвигаться богатыми купцами, и что во внутренней жизни коммуны началась борьба между богатыми и бедными, в которую скоро стал вмешиваться король».
Итак, в «вольной коммуне была борьба классов: одни богатели, а другие беднели, и барыши вовсе не доставались всем, и «город» был просто собирательным именем для класса купцов, как теперь «отечество» только фирма для буржуазии.
Придя к такому выводу, Кропоткин понимал, что такая «коммуна» не только не является идеалом, но даже преддверием будущей коммуны, и вот он естественно пытается внести различие. В той же книге (стр. 118) он говорит:
«Для горожанина средних веков его коммуна была государством (!), строго отделенным от других своими границами. Для нас же коммуна уже более не только земельная единица. Это скорее — общее понятие (?) о каком-то (?) союзе равных, не знающем ни городских стен, ни границ... Создается коммуна общих интересов, которой члены будут разбросаны в 1.000 сел и городов...»
Признаюсь, мне это кажется странным. Что в коммунах будут отдельные группы, что эти группы одной коммуны будут вступать в разнообразные союзы с другими подобными им или полезными им группами, несомненно. Но возможно ли самое существование какой 6ы то ни было коммуны без определенной экономической базы?
Стало быть, при современных способах производства, при современных средствах сообщения, при современном состоянии науки, которая еще не привела нас к лабораторному изготовлению продуктов питания, невозможно экономическое существование общества, без какой-нибудь определенной территории, — коммуна интересов скорее применима в области чисто умственной деятельности, а никак не в области производства, без планомерной организации которого коммунизм невозможен.
Я. НОВОМИРСКИЙ.
Коммунистический интернационал : Орган Исполнительного Комитета Коммунистического интернационала. - 1920 №16
Еще по теме:
Петр Алексеевич Кропоткин как теоретик анархизма. Часть 1.
Петр Алексеевич Кропоткин как теоретик анархизма, часть 2
Петр Алексеевич Кропоткин как теоретик анархизма, часть 3
Петр Алексеевич Кропоткин как теоретик анархизма, часть 4
Петр Алексеевич Кропоткин как теоретик анархизма, часть 5
Петр Алексеевич Кропоткин как теоретик анархизма, часть 6
П. А. Кропоткин. К возвращению в Россию. Часть 1.
П. А. Кропоткин. К возвращению в Россию. Часть 2.
П. А. Кропоткин. К возвращению в Россию. Часть 3.
Возвращение в Россию П. А. Кропоткина (30 мая 1917 г.)
Петр Алексеевич Кропоткин - Исследователь забайкальской Сибири
| 