К закрытию парижской Всемирной выставки. Ч. 1 - 6 Сентября 2020 - Дневник

День закрытия ознаменовался громадным наплывом посетителей, свыше 700.000, которые жадно и спешно осматривали выставку во всех ее подробностях. Этот наплыв был тем заметнее, что несколько дней, когда вход был бесплатный, на выставке было очень и очень пустынно; впрочем, и цена на входные билеты за последнее время упала до 15 сантимов, а в день закрытия камло продавали два билета по 5 сант.

Но между тем оживление закрывающейся выставки вполне понятно, если сопоставить его с психологией больших городов. Тогда, быть может, и не будет неожиданным, что большинство посетителей последнего дня состояло не из лиц, много раз уже бывавших на выставке и пожелавших сказать «прости» нескольким наиболее любимым экспонатам, а из парижан, впервые перешагнувших порог выставки. Это характерная черта населения больших городов; оно вечно занято своим личным, эгоистическим делом, вечно куда-то торопится и всегда не успевает сделать то, что выходит из рамок повседневной сутолоки.

Сотни тысяч парижан, откладывая, за недосугом, со дня на день посещение выставки так и «не успели» до самого последнего дня побывать на ней. Но—увы! — в последний день выставка уже во многом напоминала первые свои дни: она наполовину была пуста.

Самое торжество закрытия состоялось неделей раньше, в том же зале празднеств, где полгода тому назад президент французской республики, окруженный блестящей свитой, объявил выставку открытой. Теперь не было речей, все ограничилось чтением написанных к случаю стихов, пением оперных артистов и хора и грациозными танцами кордебалета. Было как-то уныло, сумрачно; чувствовалось, что присутствующие пресытились уже празднествами, под конец ставшими «из экономии» очень банальными, — выставка ведь в финансовом отношении вышла очень плачевной.

Гораздо интереснее оказался устроенный в тот же день японцами праздник в честь 48-летней годовщины рождения японского императора. Торжество носило кокетливое название — праздник хризантем, этих грациозных цветов, национальных в Японии и все более и более входящих в моду в Европе; они так подходят и к декадентским мотивам, и к меблировке, и, сверх того, хризантемы — осенние цветы, которые, по выражению поэта, милей роскошных первенцев полей. Но и вообще хризантемы — цветы замечательные по разнообразию и нежности колеров.

В японском отделе на выставке они были прямо великолепны, приковывая всеобщее внимание. Представьте себе пять изящных и больших — в сажень в окружности — кустов, усеянных не менее как двумя стами цветов каждый. Японцы большие мастера в культуре цветов, в Японии есть хризантемы, имеющия по 800 цветов на одном корневище! И что самое интересное — японцы переняли методы культуры у европейцев, но терпением и оригинальностью приемов достигли неизвестных Европе результатов.

Характерно самое сопоставление приемов европейских и японских садовников: задача и тех, и других: — красота цветка, но тогда как первые понимают цветок в тесном смысле и поэтому направляют все силы растения, уничтожая обильные побеги и бутоны, на развитие лишь нескольких, но великолепных цветков на одном стебле, — японны считают цветком все растение и видят красоту его в гармоничном и пышном развитии всей, говоря образно, семьи, сидящей на одном корневище.

Они не боятся плодородия, не подстригают безжалостно смелых побегов и «лишних» бутонов, мешающих блистать нескольким избранным, напротив того, стремятся к многоплодию, но напрягают все свое искусство интенсивностью культуры, терпеливым уходом и умелым подбором к тому, чтобы вырастить растение и с обильными, и с великолепными цветами.

Поставьте рядом с полной силы японской хризантемой, сплошь усеянной цветами, выгнанный европейскими садовниками стройный стебелек с пятью-десятью цветочками, хотя и великолепными, — и вы, не колеблясь, отдадите предпочтение японцам.

Как видит читатель, вопрос, столь реально поднятый Э. Золя в его романе «Fесоndite», обрисовывается и в столь, казалось бы, далекой от философствования среде, как садоводство. Но это в сущности вопрос близости к природе или ее забвении, и он проявляется везде и всегда, где человек становится лицом к лицу к природе. Европа все более и более живет искусственной жизнью, забывая, что во все времена — и в эпоху богатырей наших былин, и теперь — народы черпают свои силы в земле, в природе.

Парижская выставка во многом подчеркнула, что это забвение природы, стремление к искусственности не проходит для европейцев даром: многие методы, принятые в Европе и основанные на искусственности, потерпели полное фиаско, лишь только они были сопоставлены с приемами, принятыми в заокеанских странах, более близких, как вся их жизнь, к природе.

Зайдем в отдел садоводства Канады и Северо-Американских Соединенных Штатов. Задача современного промышленного плодоводства заключается, между прочим, в том, чтобы доставлять торговле свежие плоды в течение всего года.

Европа разрешила ее, преждевременно выгоняя их; но как далеки эти фрукты и плоды, завернутые в вату и тщательно оберегаемые, от полных свежести и аромата плодов, созревших на солнце; это безумно дорогой продукт роскоши и чванства, не более.

Совершенно иначе подошли к решению задачи американцы; они направили свои усилия к выработке способа сохранения плодов, созревших в нормальных условиях. И это ими достигнуто теперь по отношению к яблокам; на выставке экспонировались ряды яблок, сорванных год тому назад, и они ни по аромату, ни по вкусу, ни по свежести—не отличались от яблок сбора текущего года.

Способ консервирования очень прост: все дело в тщательности его соблюдения; в грубых чертах он состоит в том, что завернутые в две бумаги, обыкновенную и восковую, яблоки складываются в бочонки и сохраняются в помещениях, где, с помощью особых аппаратов, всегда поддерживается одна и та же температура — 2-3 градуса тепла.

Благодаря этому способу получилась возможность иметь свежие яблоки круглый год и по цене весьма доступной. Практичные американцы уже организовали экспорт яблок в Европу, и теперь ежегодно очень большие их партии на крупные суммы ввозятся в особо устроенных судах в Лондон, Ливерпуль и Гамбург и в специально приспособленных поездах развозятся по континенту.

В этих двух решениях одного и того же вопроса так и видны аристократизм старой Европы и стремление молодой Америки работать на пользу народных масс. Практичность американцев вошла в пословицу: она проявлялась на каждому шагу и на выставке. Резко выступала она при осмотре отделов сельского хозяйства России и Северо-Американских Соединенных Штатов.

Эта промышленность имеет для каждого из этих государств первенствующее значение. И у нас, и в стране янки господин урожай — лучший министр финансов, и размеры вывоза зерна за границу определяют благополучие государственной жизни. Естественно поэту, что сельскохозяйственные отделы этих государств должны были иметь первенствующее значение на парижской выставке, и как показатель успехов сельского хозяйства двух стран, и как реклама важнейшему товару экспорта — зерну. Так и поставили свой отдел американцы.

Нива, № 51, 16 декабря 1900 г.