Памяти М. И. Драгомирова

II.

Не стало большого русского человека!

Скончался М. И. Драгомиров!

Кто не знал его в России, кто так или иначе не был знаком с его воззрениями, с его метким словом, с его горячим и упорным отстаиванием тех взглядов, которыми он был проникнут всю свою жизнь и которые он насаждал в русской армии?

Да и в одной ли России имя его было известно, в одной ли России прислушивались к его словам, к его мнениям?

Во всем, интересующемся военным делом, мире знали, кто такой Драгомиров и в чем состоит его учение.

Я не пишу некролога. Я хочу только в мере моего умения обрисовать личность Михаила Ивановича, как я его знал и понимал.

Прежде всего приходится отметить его искреннюю любовь, его, если можно так выразиться, обожание русского солдата. Эта любовь, эта печаль о солдате красной нитью проходит через всю его деятельность, и она служит ему путеводной звездой во всех его взглядах и во всех его поучениях. Он любил всей душой своего святого серого страстотерпца и ему посвятил все силы своего ума, своего таланта. Будучи строгим и требовательным к начальнику, он был трогательно снисходителен к младшему брату, и угадывая своим чутким сердцем и анализируя своим большим ухом его миросозерцание, он доставил себе целью облегчить этому простому младшему брату выполнение того, что от него требовали и воспитать в нем доблестного защитника родины не за страх только, а за совесть.

Михаил Иванович превыше всего стремился развить в солдате мужество, стойкость и крепкую, незыблемую уверенность в необходимости во что бы то ни стало сойтись с врагом грудь с грудью, всегда помня, что удел солдата либо победить, либо умереть; среднего решения в этом вопросе быть не может и всякий компромисс ведет к бесславию и поражению.

Все остальное в военном деле, сколь бы оно важно ни казалось, является второстепенным по сравнению с этим главным условием, ибо как бы искусен, умен и сведущ воин ни был, какими бы усовершенствованными средствами его ни вооружали, но если он в смертном бою теряет самообладание и в нем зарождается мысль о сохранении своей шкуры, он неминуемо сдает перед человеком, который достижение цели ставит выше опасности. Такого направления держался в воспитании войск и великий серцевед Суворов, и потому-то Михаил Иванович был таким горячим его последователен. Отсюда и учение о первенствующем значении штыка, учение, понимаемое слишком узко людьми, упускающими внутренний смысл этого учения.

Стремясь развить в солдате чувство самоотречения, Михаил Иванович хорошо сознавал, что рассказы и повествования о долге, служении родине и т. п. русский простолюдин воспринимает туго, а потому он опирался на то, что вполне ясно и понятно каждому, именно на святость товарищеской поддержки, выручка своих, указывая, что сложить голову за близких составляет высшую доблесть, освященную заповедью Самого Господа.

Михаил Иванович в переходную эпоху после Крымской войны явился, если не единственным, то наиболее ярким выразителем необходимости отрешиться от типа прежнего солдата-автомата и перейти от муштры к воспитанию в духе сознательного, разумного бойца. Он требовал человеческого отношения к солдату, признания в нем высокого достоинства воина не на бумаге только, а на деле. Он настаивал на том, чтобы офицер занимался воспитанием солдата от сердца, чтобы он не только обламывал его наружно, а чтобы он заглядывал в его душу, в его ум и считался бы с его индивидуальными особенностями. Он ратовал за освобождение солдатских душ из цепких рук Егорычей и Михеичей, способных только муштровать, но не воспитывать.

Громадную, неисчислимую заслугу оказал покойный русской армии, горячо и настойчиво добиваясь проведения в жизнь своих идей, спервоначала казавшихся странными и даже потрясающими основы столь излюбленного плацпарадного обучения.

Честь и слава Михаилу Ивановичу!

Он, благодаря своему сильному характеру, благодаря умению заинтересовать своим убедительным изложением, направил, не без борьбы конечно, систему подготовки русского воинства в настоящее русло и сделался всеми признанным авторитетом в деле воспитания войск.

В стремлении воспитать солдата в духе сознательного, ответственного за порученное ему дело человека, Михаил Иванович придавал, как известно, огромное значение гарнизонной службе, видя в ней средство развить в солдате самостоятельность и умение решаться, так как в мирное время только одна эта служба ставит самому маленькому солдату на решение такие вопросы, от которых и у больших-то людей дух захватывает, вопросы о жизни и смерти, предоставляемые самостоятельному решению всякого часового. И этот взгляд на важность гарнизонной службы, помимо ее непосредственного значения, как на средство высоко воспитательного характера, мало - помалу, благодаря Михаилу Ивановичу, сделался общим достоянием.

Зная, насколько трудно нашему простолюдину дается всякая заучиваемая премудрость, насколько вместе с тем бесполезно бессознательное зазубривание всяких словесных тонкостей, Михаил Иванович требовал прежде всего простоты и ясности в обучении, а больше всего настаивал на том, чтобы учили примером — показом. Он и сам постоянно практиковал показные приемы, добиваясь возможно простого отношения к делу без лукавого мудрствования.

Вообще простота и логическая определенность были отличительными чертами его натуры. Мы все знаем, как он писал: логично, метко, нередко колко, но всегда с реальной простотой. А его лекции? все, кто его слышал, конечно помнят, что обыкновенно вначале прислушивались с некоторым разочарованием к вялой речи, как будто нехотя говорящего на самые обыденные темы, лектора, а через 5—10 минут вся аудитория — одно внимание, и плачет, и смеется по воле всецело захватившего ее учителя; и достигалось это не краснобайством, не эффектными фразами, напротив, все излагалось очень просто, но содержательность, искренность, вера, убежденность в связи с своеобразным остроумием, с умением кое-что подчеркнуть, кое-где выдержать, где нужно ввернуть бесцеремонное словцо, заставляли слушателей жадно глотать произносимую с кафедры речь и усваивать себе смысл и сущность идеи лектора.

Михаилу Ивановичу не повезло на войне в том смысле, что он, выполнив блистательно трудную операцию переправы через Дунай, затем в следующем деле, на Шинке, был тяжело ранен и дальнейшего участия уже принимать не мог, передан своему преемнику превосходно подготовленную им дивизию, которая выдающимися подвигами упрочила за своим учителем громкую репутацию практика-воспитателя.

Не только по военным вопросам, но и по другим отраслям знаний Михаил Иванович был человеком высоко образованным. Чего он не читал, чем он не интересовался? А уже если он интересовался, то интересовался не поверхностно, не верхоглядствовал, а заглядывал в сущность дела и со свойственной ему проникновенностью схватывал такие особенности, которые ускользали от других. Иногда казалось, что это Михаил Иванович носился с какими-то пустяками, не стоящими внимания. А потом выходило так, что эти пустяки разрастались в широкое дело и получали большое значение, которое Михаил Иванович прозревал тогда, когда другие относились к ним свысока.

Да, это была могучая, волевая и умственная сила, и этой силы нет теперь с нами!

Бог призвал ее к Себе!

Чувствую, сознаю, что слабо, очень слабо и односторонне очертил личность покойного.

Прости меня, Михаил Иванович, не твоя рука держит перо!

Мир праху выдающегося русского таланта!

Да сохранится вечная память о нем в сердце благодарного русского солдата, которому он так много и с такой беззаветной любовью послужил!

Сахаров.

Разведчик, № 783-784,  1 ноября 1905 г.

Еще по теме:

Михаил Иванович Драгомиров. Часть 1

Михаил Иванович Драгомиров. Часть 2

Михаил Иванович Драгомиров. Часть 3

Михаил Иванович Драгомиров. Часть 4

Михаил Иванович Драгомиров. Часть 5

Михаил Иванович Драгомиров. Часть 6

М. И. Драгомиров в Конотопе

Кончина М. И. Драгомирова

Памяти М. И. Драгомирова Часть 1

Памяти М. И. Драгомирова Часть 2

К погребению генерала М. И. Драгомирова