Памяти М. И. Драгомирова
I.
Скончался Драгомиров... Угас светлый ум, сломилась крепкая воля, замолкло вещее слово...
В течение полувека звучала его речь, одушевленная истинной любовью к военному делу и к родной армии; в течение пятидесяти лет упорно и неустанно проводил он в печати свои идеи о воспитании войск, идеи, незыблемо покоящиеся на свойствах человеческого духа; в войну с турками в 1877—1878 гг. он имел счастье применить их на деле, где воспитанная им 14-я дивизия блистательно совершила переправу через Дунай, а во время командования войсками Киевского военного округа он можно сказать, не покладая рук, применял их к мирному воспитанию войск. Имя его стало дорого каждому русскому человеку, а за границей пользовалось громадной известностью, при чем сочинения его были переведены чуть ли не на все европейские языки.
Здесь, в краткой заметке, не место говорить о всех его трудах и об его деятельности на пользу русской армии - это должно составить предмет особого обширного труда. Мне хотелось бы в последующих строках сказать несколько слов о том, как он относился к работе и как работал в последние дни своей жизни.
Вот что писал он ко мне в 1897 году, в ответ на посланную мною (я был тогда редактором «Воен. Сборн.» и «Русск. Инвалида») для его просмотра книжку Марка Твена о Жанне д'Арк
«...ты подметил, что я под давлением величайшей фигуры Жанны д'Арк, и дразнишь меня искушением написать разбор на Марка Твена. Она меня давит уже второй год: жажду приступить к ней и не смею. Но разбор Твена я тебе вероятно дам. А там, благословись, попробую сделать и свою характеристику ей. Но, Боже, как это трудно! Семнадцатилетний ребенок и такая страшная сила! Просто, исчезаешь в прах, задаваясь вопросом, как это у нее вышло...»
Можно подумать, что это пишет не 68-ми летний старец, а начинающий жизнь юноша: столько в этих строках энергии и жизни!
И Михаил Иванович принялся за работу: он собрал чуть не целую библиотеку о Жанне д’Арк, в том ему помогли его французские друзья, выписал массу гравюр, ее изображающих, наконец, посетил, будучи во Франция, исторические места, связанные с ее именем. Результатом этой работы был его превосходный очерк, напечатанный в 1897 г. в «Военном Сборнике», под заглавием «Жанна д’Арк», очерк, которым однако он не был доволен и не считал достойным великого имени Жанны.
А вот как работал Михаил Иванович в последние дни своей жизни. В конце сентября, за две неделя до его кончины, я провел у него в Конотопе несколько дней, при чем он ежедневно диктовал мне свои статьи. «Принеси себя в жертву», говорил он мне, засаживая за писание. Совершенно больной, охая и стоная, он неподвижно лежал в своем кресле и оживлялся только, когда излагал свои мысли.
Становилось просто страшно, когда из его потухающих уст лилась твердо обдуманная и плавная речь, с длинными периодами и сложной аргументацией. Несмотря на постоянные перерывы, несмотря на мои замечания, иногда отвлекавшие его от основного предмета, он никогда не терял нити своей мысли и, после перерывов, неуклонно продолжал диктовку с прерванного места, так что продиктованные им статьи можно было отправлять в печать без поправок. Я утомлялся, а он желал продолжения работы.
Необыкновенная память не оставляла его до последних дней; всякая аргументация подпиралась у него многочисленными фактами и цитатами, которые он, как из арсенала, черпал из своей великолепной памяти, обогащенной громадной эрудицией.
Последней статьей продиктованной мне и предназначенной для напечатания в «Разведчике», была заметка на статью «Русского Инвалида», под заглавием «Тактика роты». Много намечено было еще статей по разным вопросам, как, напр., о предельном возрасте, о доверии в хозяйстве войск, а в особенности ему хотелось разъяснить вопрос о возможном якобы упадке дисциплины, вследствие отмены телесных наказаний. Он хотел сказать, что об упадке дисциплины нельзя судить по единичным случаям и показаниям отдельных личностей, что результаты всякой меры проявляются не тотчас, а выясняются временем и статистическими данными, и главное, что дисциплина поддерживается не строгостью наказаний, а строгостью надзора, постоянством и разумностью требований. В данном случае, главное дело заключается, конечно, в дружной и усиленной работе хорошего офицерского персонала.
Ум Михаила Ивановича, ум философский, обработанный серьезным изучением философских сочинений и подкрепленный богатым житейским опытом, равно был способен к анализу и синтезу. Все его речи и все мнения были ясны и определенны; их нельзя было толковать надвое; он увлекался, но никогда не впадал в противоречие. Некоторые свои идеи он вынашивал подолгу пока они не принимали вид математической формулы; тогда он считал их своим достоянием и при изложении не допускал даже перестановки слов. Свои основные идеи о воспитании войск — поощрение самоотвержения и преследование самосохранения, возможное приближение к боевой деятельности — он не уставал развивать на все лады не только в печати, но и в живой речи, речи меткой и образной, нередко уснащенной юмором и производившей неотразимое впечатление на слушателя.
Нельзя не скорбеть о том, что силы Драгомирова были подорваны именно в то время, когда России нужен был умный и энергичный вождь.
«Поставить себе ясную цель и настоять на ее выполнении во что бы то ни стало — это я бы мог»,
мечтал он о боевой деятельности, уже сраженный тяжким недугом.
Большая сила сошла в могилу...
Мир его праху и вечная ему память.
Н. Лачинов,
17-го октября.
Разведчик, № 781-782, 26 октября 1905 г.
Еще по теме:
Михаил Иванович Драгомиров. Часть 1
Михаил Иванович Драгомиров. Часть 2
Михаил Иванович Драгомиров. Часть 3
Михаил Иванович Драгомиров. Часть 4
Михаил Иванович Драгомиров. Часть 5
Михаил Иванович Драгомиров. Часть 6
М. И. Драгомиров в Конотопе
Кончина М. И. Драгомирова
Памяти М. И. Драгомирова Часть 1
Памяти М. И. Драгомирова Часть 2
К погребению генерала М. И. Драгомирова
| 