ПУШКИНСКАЯ ВЫСТАВКА
II.
Чтобы покончить с интереснейшим отделом, дающим нам внешность Пушкина, мне остается упомянуть о ряде бюстов современного нам происхождения. Тут первое место по праву должно принадлежать бронзовому бюсту работы князя Трубецкого.
Это очень смелая, но, увы, как и все, что выходит из-под резца этого скульптора, совсем незаконченная работа. Пушкина тут нужно угадывать— и это едва ли может удовлетворить жажду публики, желающей ясно запечатлеть в себе черты вдохновенного лица. Скульптор, по-видимому, пользовался многими портретами Пушкина и хотел дать сводный образ, но, благодаря своей манере, даль лишь намек на него.
Я прохожу мимо портретов семьи и родных Пушкина, хотя тут имеются интересные портреты Ивана и Исаака Ганнибала, а рядом с ними довольно сомнительный портрет Абрама Ганнибала. Хороши портреты обеих дочерей Пушкина и позднейшая фотография его жены.
Минуя второй отдел, я обращу теперь ваше внимание на вещи и автографы поэта. Этот отдел не особенно богат, но он, может быть, наиболее трогателен. Тут дело, разумеется, не в количестве вещей — количество тут не при чем. Тут суть в том, что эти вещи принадлежали поэту, что их касалась его рука, и зрителю невольно кажется, что на них еще имеется след этого прикосновения... Вот, например, вещи из дорожного несессера Пушкина. Невольно приходит на память, как много приходилось странствовать поэту, невольно приходит в голову, что во время своих странствований он, без сомнения, пользовался этими вещами — и взгляд посетителя с понятным благоговением осматривает эти предметы...
Чернильница Пушкина...
Я долго стоял перед нею, охваченный совершенно исключительным чувством, которое не назовешь, которое не определишь! Невольно вспоминались строфы из посвящения его, обращенного, может быть, именно вот к этой самой чернильнице с довольно неуклюжей фигурой негра посредине—намек на родство поэта с Ганнибалами.
В той же матрице бумажник поэта — подарок Нащокина, и кусок одной из тех трех сосен Михайловского, которые поэт воспел такими чудными стихами.
Публика с жадностью пробегает серию автографов поэта. Тут письма и записи, иногда совершенно незначительные по содержанию, но драгоценные по происхождению.
Есть и рисунки поэта, «Кюхельбекер и Рылеев на Сенатской площади», например, и несколько сомнительная по происхождению, но единственная приписываемая Пушкину акварель: «Городничий из гоголевского Ревизора». И как дополнение ко всему этому—небольшая конторка красного дерева, стоявшая в кабинете поэта. Эта конторка доставлена на выставку сыном поэта, А. А. Пушкиным, как безмолвная свидетельница гениального труда его великого отца.
К этому отделу нужно присоединить автографы родных и друзей поэта, среди которых имеется, правда совершенно безразличное по содержанию, но подлинное письмо его жены, имеется даже факсимиле Ганнибала. Сюда же следует отнести и номер «Северной Пчелы», в котором напечатан рапорт дознания, произведенного по поводу дуэли Пушкина, с присоединением известной резолюции Государя, на основания которой, убийца поэта был выслан за границу. Дополнением к этому номеру может служит пригласительный билет Н. Н. Пушкиной на отпевание «камер-юнкера Александра Сергеевича Пушкина в Исаакиевский собор», где, впрочем, отпевание поэта не было разрешено: прах его был вынесен в церковь Конюшенного ведомства.
Портреты друзей и знакомых Пушкина, а также лиц, с которыми он был в официальных сношениях— это целая галерея, являющаяся прекрасной, захватывающей иллюстрацией того, что мы знаем о жизни поэта. Вот, например, Дельвиг, этот «брат названный» Пушкина.
..Любовью, дружеством и ленью
Укрытый от забот и бед"—
тот Дельвиг, которого так любил Пушкин, к которому он обращался с самыми нежными словами, и которому он говорил:
„Явилися мы рано оба
На ипподром, а не на торг,
Вблизи Доржавинского гроба,
И шумный встретил нас восторг!..."
А вот и Пущин, которого Пушкин называл: «мой первый друг, мой друг бесценный». Далее Кюхельбекер, Горчаков, Чаадаев, Рылеев и, между прочим, А. Н. Раевский, этот «демон» в олицетворении Пушкина, который «звал прекрасное мечтою и вдохновенье презирал...»
„Не верил он любви, свободе,
На жизнь насмешливо глядел—
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел".
Я никогда не кончил бы перечисления портретов этой группы, если бы захотел каждому из них делать выписки из соответствующих произведений поэта.
Но когда изучаешь эти портреты, невольно вспоминаются пушкинские строфы, невольно проходят перед очами эпизоды из напитанной, насыщенной смесью радостей и страданий жизни поэта, и с особой любовью останавливаешься на тех лицах, которые были дороги Пушкину, которых он воспевал в особенно возвышенных, особенно любовных выражениях. Естественно долго почитатели памяти поэта останавливаются перед портретами семьи Раевских: сколько с этими лицами соединено дорогих воспоминаний о поэте. Вот она—М. Н. Раевская, такими чудными стихами воспетая Пушкиным! Мы видим ее на раскрашенной гравюре Унгера, с акварели Соколова, относящейся к концу 1826 года.
Тогда она уже была киягиней Волконской, и Соколов изобразил ее с сыном Николаем, который впоследствии умер, и которому Пушкин посвятил знаменитую эпитафию:
„В сиянии и радостном покое,
У трона вечного Творца,
С улыбкой он глядит в изгнание земное,
благословляет мать и молит за отца".
Тут же имеется и ряд портретов С. Г. Волконского, мужа Марьи Николаевны—декабриста.
Он изображен и в генеральском мундире до декабрьской катастрофы, изображен и в глубине рудника, кистью К. П. Брюллова, и почтенным старцем уже после возвращения с каторги.
Тут же портрет Е. Н. Раевской, впоследствии Орловой, о которой Пушкин писал:
„Смотрю на все ея движения,
Внимаю каждый звук речей,
И миг единый разлучения
Ужасен для души моей!..."
Но что особенно останавливает внимание обозревателя выставки в этой группе портретов, это портрет П. В. Нащокина и две картины, изображающие его семейство.
Вера Алесандрова Нащокина
Лица, присутствовавшие на торжественном заседания университета, имели случай видеть В. А. Нащокину, единственную из оставшихся в живых близких знакомых Пушкина.
И вот теперь они видят ее портрет, относящийся ко времени ее знакомства с поэтом, портрет, передающий черты молодой красивой женщины, но, тем не менее, сильно напоминающий В. А. Нащокину и наших дней.
Другая картина изображает Нащокина с женой и детьми в его гостинной, эта гостинная того самого нащокинского дома, воспевая новоселье в котором, Пушкин писал Нащокину:
"Благословляю новоселие,
Куда домашний свой кумир
Ты перенес—а с ним веселие,
Свободный труд и сладкий мир".
Повторяю, что в беглых газетных заметках нет никакой возможности дать даже простой перечень разнообразнейших портретов лиц, воспетых Пушкиным, им любимых, бывших с ним в дружеских отношениях. Эта портретная группа может быть наиболее полная, она дает картины дружественных отношений поэта, почти во всем ее объеме, и публика, невольно охваченная благодарной памятью, радостно всматривается в черты людей, когда-то бывших милыми Пушкину...
Не менее интересна и коллекция портретов писателей Пушкинской эпохи, писателей, как предшествовавших ему, так и сопровождавших его и последовавших за ним. Тут имеется, например, прекрасный портрет Жуковского, работы Гильдебрандта, писанный в 1842 году.
Ф.Гильдебрандт, портрет Жуковского
Есть две очень интересные акварели: «Жуковский в Царском Селе» и «Жуковский на берегу Женевского озера», причем на последней акварели имеется собственноручная пометка Императора Александра II, подарившего эту акварель жене Жуковского.
Есть тут и фотография с интересного портрета 1820 года и с подписью самого Жуковского, следующего содержания:
«Победителю ученику от побежденного учителя в тот великоторжественный день, в который он окончил свою поэму «Руслан и Людмила».
1820. Марта 26-го. Великая Пятница».
Затем следуют прекрасные портреты Тургеневых, Вяземского, Грибоедова, Гоголя, Гнедича, Баратынского, Крылова, князя Одоевского, Востокова, Языкова, Княжевича, Сергея Аксакова, Погодина, Лажечникова, Греча, Булгарина, Кукольника, Смирдина, Даля, Лермонтова и большое множество других. В этой галлерее портретов знаменательно помещение изображений Адама Мицкевича, имеющихся в нескольких гравюрах, литографиях, фототипиях и даже в виде статуи. Особенно достойно замечания, что в комнате, посвященной исключительно портретам самого Пушкина,вещам, лично ему принадлежащим, и его автографам,— нашлось место только для портретов Адама Мицкевича...
Без сомнения, наш поэт был дружен и очень любил Мицкевича, тем не менее, не Мицкевич был его первейшим другом. Если таким помещением портретов польского поэта захотели оттенить соравность поэтов, то вопрос об этой соравности пока во всяком случае нужно считать не решенным и сдавать его в архив никто не уполномочивал устроителей выставки. Если бы не эта маленькая бестактность, выставку можно было бы считать идеально поставленной. Но и эту бестактность, впрочем, следует простить устроителям выставки за прекрасно вообще исполненное ими дело...
(Окончание следует).
Н. Р-н.
Московский листок, № 150, 31 мая 1899 г.
Еще по теме:
Гений Пушкина и его зрелость Часть 1
..................................................
Александр Сергеевич Пушкин (биографическая справка). Часть 1
Александр Сергеевич Пушкин (биографическая справка). Часть 2
Памяти А. С. Пушкина (1799 г. — 26 мая. —1899 г.)
Ныне не день ликования, а священная година вековой памяти поэта Пушкина
К рисункам и портретам памяти поэта Пушкина. Часть 1
К рисункам и портретам памяти поэта Пушкина. Часть 2
Первый день торжественного чествования памяти А. С. Пушкина. Часть 1
.....................................................
Чествование памяти А. С. Пушкина. Телеграммы «Московского Листка»
Второй день пушкинских празднеств
Третий день пушкинских празднеств
Стихотворение министра А. С. Ермолова, посвященное А. С. Пушкину
Пушкинская выставка. Часть 1
Пушкинская выставка. Часть 2
Пушкинская выставка. Часть 3
Телеграммы «Московского Листка» (От Российского Агентства)
| 