Под счастливой звездой. Ярослав Галан - 22 Сентября 2020 - Дневник

После трех недель войны Львов напоминал смертельно раненого человека. Искалеченные бомбами, гранатами дома; разобранные на баррикады мостовые; разорванные трамвайные провода — такой был вид города, когда на Личаковскйп улице появились первые советские танки.

Было тогда что-то такое, что заставило людей забыть про страх, про голод. В этот день радость горячим ключом била в каждом сердце. Люди шли навстречу бойцам первой в мире армии трудящихся.

На другой день Львов запестрел красными стягами, зашумел массовыми уличными демонстрациями. На танках, грузовиках, постаментах памятников поднимались красноармейцы над тысячеголовой массой, и каждый из них был в эту минуту трибуном революции, пламенным большевистским словом убыстрял бег крови в жилах обессиленного города, приводил в движение машины и моторы, зажигал на улицах и площадях ослепительно яркие фонари, возвещавшие жителям Львова об окончании войны.

И ночь становилась днем. В кабинете директора трамвая уже целые сутки заседал молодой завком. А когда забрезжил рассвет, в город двинулись бригады монтеров. Дорогу для их машин расчищали мужчины, женщины и дети, неутомимо разбирая бесчисленные баррикады. В то же время делали свое дело монтеры водопровода, газового завода. На поврежденных предприятиях рабочие в лихорадочном труде залечивали раны на своих станках.

Через несколько дней из водопроводных кранов брызнула вода, в лампах вспыхнул газ. По очищенным от мусора улицам покатились маленькие чопорные вагоны львовского трамвая.

Через несколько недель после октябрьских торжеств, которые город впервые отмечал вольно, по-боевому, на национализированной кондитерской фабрике имени Кирова состоялось заседание рабочего комитета. Выло решено первыми поднять над освобожденной землей зпамя социалистического соревнования. Председатель комитета Софья Окрент говорила коротко, но все ее поняли с первого же слова и на другой же день начали работать по-новому. На стене дежурной будки появилась доска, где после работы Софья Окрент собственноручно выписывала:

«Вильчинская — 220 процентов сверх нормы, Ламника — 180, Борнер — 175».

Недавно еще неведомое здесь слово — ударник, стахановец—стало синонимом чести, доблести и геройства. В умах совершался настоящий переворот. Дело производства, к которому раньше относились равнодушно, теперь превращалось в кровное дело рабочих. В радостном гуле станков «я» заменилось гордым, сильным «мы». «Мы хозяева производства», «мы выполняем», «мы перевыполнили» — вот что роднило, связывало с народом, государством этих новых граждан союза счастливых республик.

На призыв Софьи Окрент и ее товарищей первой откликнулась молоденькая работница табачной фабрики Ирина Кирилей. Ее отец не работал на фабрике уже многие годы, так как фабрика была государственная, а польские правители страшно не любили украинцев, которые, по их мнению, должны были как можно скорее сгинуть с лица земли. Теперь старый Кирилей стал гражданином СССР. А это означало для семьи — жизнь. И Ирина с первых дней своей работы на фабрике вызвала удивление рабочего коллектива своими производственными успехами.

Председатель фабкома Ян Крук, не успевший еще скинуть с плеч арестантскую куртку, которую пять лет носил за борьбу против шляхетской тирании, почувствовал, что Ирину ждет большое будущее, а когда она предложила рабочим принять вызов кировцев, сердце бывшего политзаключенного забилось от радости. Через несколько недель Ирину приняли в комсомол. Крук, поздравляя ее, прослезился. Такая у него, как он потом говорил, мягкая натура.

Народное гулянье в селе Прильбичи в связи с выборами в Верховные Советы СССР и УССР в западных областях Украины. (Февраль 1940 г.).

Фото Б. Фишмана.

А весной, первой большевистской весной, во Львове трудовой народ выбрал депутатов в Верховный Совет СССР и УССР. Выбрал и Василия Садового — рабочего паровозо-вагоноремонтного завода. Хотя депутату нет еще пятидесяти лет, волосы у него белые, как снег. О своих переживаниях он рассказывает неохотно.

«Было — миновало и больше не вернется, — говорит он, — давайте лучше подумаем про завтра».

По-настоящему полюбил жизнь Василий Садовый только теперь. Неизменно, с радостным волнением ходит он, председатель завкома, по цехам, всюду видит за станками парней, девушек, которые работают, соревнуются, вырастают на его глазах в знатных людей великой, прекрасной страны социализма. Его воспитанники, бывшие слесари Литвин и Фуяревич, работают теперь мастерами цехов, а завтра по их следам пойдет семнадцатилетний Волошин, догоняющий на производстве своего отца, фотография которого давно уже красуется на заводской доске почета.

В свободные часы рабочий, депутат Верховного Совета СССР охотно, посещает бывший дворец графов Потоцких, ныне дворец пионеров. И каждый раз сердце его не может вдоволь нарадоваться. По графским хоромам, по блестящему паркету ступают ноги бедняцкой детворы. Он стоит у дверей, за которыми идет репетиция детского симфонического оркестра. Долго, долго слушает он музыку, полную такой воодушевляющей силы, и даже не верится, что эти звуки плывут из-под нежных детских пальцев.

По аллеям просторного парка, под тенистыми кронами каштанов катятся коляски, а в колясках лежат укутанные в одеяльца будущие воспитанники дворца пионеров. Еще год тому назад небезопасно было малышам греться здесь на солнце. То и дело из университета, находящегося поблизости, выбегали бледные, как смерть, юноши, девушки, а за нами с воем и свистом гнались вооруженные ватаги хулиганов в кокетливых студенческих шапочках.

Матери круто повертывали коляски и, охваченные страхом за своих детей, бежали в панике аллеями старого парка. Вслед им неслись стоны раненых ударами ножей студентов, которые имели несчастье родиться в Польше евреями.

Теперь спокойно стало в Львовском университете. Дети рабочих, дети селян сидят за книжками, учат, добывая знания, золотую книгу мудрости, которая до сих пор была закрыта для них семью замками за семью печатями. Друг подле друга, на одной парте сидят отличники учебы украинка Ких, полька Бохенкова и еврейка Бринкер.

Вечерами на улицах Львова весело и людно. Названия кино горят яркими огнями, в свете прожекторов маячит красный флаг над куполом театра оперы и балета. Хорошо пройтись вечером улицей 1-го мая и, напевая сентиментальную львовскую песенку, думать о своей жизни, которая стелется перед тобой широкой ровной дорогой!

Хорошо зайти в кино, где сегодня демонстрируется новая картина. Когда будете в кино, которое почему-то называется «Рай», вам и в голову не придет, что в тесной камере киномеханик Роман Шнекраут блестящими глазами 25-й раз смотрит на экран, по которому двадцать пятый раз уже боевым, твердым шагом марширует в Риге Красная армия — освободительница. Роман—призывник, он с страстным нетерпением ждет минуты, когда ему скажут:

— Иди, парень, и для тебя есть место в Красной армии.

Когда заходит речь о его будущей службе, он говорит:

— Мой Львов не будет краснеть за меня.—и губы Романа трепещут от волнения.

Если через месяц-два вы встретите в каком-нибудь месте необъятного Советского Союза стройного, чернявого юношу по фамилии Шнекраут, знайте, что это Роман Шнекраут из чудесного города Львова, парень, всей своей юной душой полюбивший великую социалистическую родину.

Красная звезда 1940 № 218, 17 сентября

Еще по теме:

Освободительная миссия Красной Армии 17 сентября 1939 года

Передовые колонны Красной Армии приближаются к гор. ЛЬВОВУ и ВИЛЬНО

Иностранная печать о мероприятиях Советского правительства

Население Западной Украины и Западной Белоруссии радостно встречает Красную армию

Распад польского государства

Освободительная миссия Красной Армии (20 сентября 1939 года)

Освободительная миссия Красной Армии (21 сентября 1939 года)

Освободительная миссия Красной Армии (22 сентября 1939 года)

Ликуют трудящиеся Западной Украины и Западной Белоруссии

Освободительная миссия Красной Армии (23 сентября 1939 года)