Начало:
Дело Бейлиса. Хроника судебного разбирательства. Часть 1. 25 сентября 1913 г.

Дело Бейлиса.

5 октября 1913 г.
 

Марк Зайцев, сын покойного владельца завода, который принадлежит теперь еврейской хирургической больнице, показывает, что после смерти отца дети решили увековечить память покойного устройствам богадельни и при ней молитвенного дома, но в представленном на утверждение плане предназначенный для молельни зал был назван столовой для избежания сложного порядка разрешения молельни, которое расчитывали получить впоследствии. На закладке 7 марта присутствовала полиция. Отец свидетеля любил своих детей и делал по праздникам подарки, в том числе и мацу, приготовлявшуюся в Григоровиче. На вопрос прокурора заявляет, что отец был очень религиозный, но светский, деловой человек. По мнению свидетеля, он не принадлежал к хассидам, ибо по образу жизни, сумме молений, длинным волосам, одежде и выполнению обрядов, которыми отличаются хассиды, отец не походил на хассидов. Бейлису поручалось отцом не печение мацы, а скорее развозка ее родственникам.

Сомневается, чтобы печение мацы сопровождалось особыми обрядами в присутствии раввина. Со смертью отца дети мацу покупали. Спрошенный относительно Эттингера и Ландау, свидетель показывает, что Эттингер—родной брат жены свидетеля, а Ландау—племянник свидетеля. Эттингер без заявки жил в квартире свидетеля с декабря 1910 года по 27 января 1911 г. Паспорт явлен в полиции дня за четыре до отъезда. Эттингер учился в Швейцарии, в политехникуме, но курса не окончил. Ландау приезжал в Киев своей матери. Он окончил в Киеве реальное училище, в политехникуме курса не окончил; живете заграницей, имеет средства заниматься музыкой.

Топчиенко, служащий Зайцевых, показывает, что на заводе служащих христиан не притесняют. Зайцевы не придерживаются строго требований религии и едят ветчину. На вопрос Замысловского отвечает, что служил также при старике Зайцеве, жившем отдельно. Как жил старик, не знает.

Ландау показывает, что живет заграницей; имеет в Киеве мать, брата и сестру; был в Киеве в ноябре 1911 г. и возвратился за границу в середине декабря; жил в Киеве у матери.  

Допрашивается Эдуард Шарлеман, показывающий, что при допросе следователь, в частном разговор с свидетелем, высказывал предположение, что важные вещественные доказательства, например, куски газет со следами крови, которые свидетель видел у следователя, были уничтожены стражей, находившейся у пещеры ночью по обнаружении трупа, по-видимому, употребившей разбросанные около пещеры куски бумаги для разведения костра.

При посредстве присяжного переводчика допрашивается Яков Эттингер, говорящий по-немецки. На вопрос Грузенберга Эттингер показывает, что живет в Галиции, землевладелец, брать Зайцевой; последний раз был в Киеве 24 декабря 1910 года и прожил до января 1911 года; ранее в России был однажды, десять лет назад. В 1910 г. жил у зятя Марка Зайцева; где был прописан, не знает. На вопрос прокурора отвечает, что заграничный паспорт от 1910 г. имеет при себе. Приезжал в 1910 г. для свидания с сестрой и отчасти по дровяным и мучным делам. Что такое цадик, знает лишь в общих чертах. На предложение определить точнее объясняет, что цадик—богобоязненный человек. В России цадиков не знает. В Галиции цадики свидетелю по фамилии не известны. На вопрос прокурора, почему в России не знает ни одного богобоязненного человека, в Галиции же знает, отвечает, что не понимает, что прокурор подразумевает под словом „цадик". На вопрос, известно ли свидетелю существование хассидов, отвечает утвердительно. На вопрос, есть ли у хассидов цадики, отвечает, что у хассидов есть раввины. На вопрос, известно ли, что одним из основателей хассидизма был Залман Шнеерсон, отвечает:"Никогда не слыхал".

 По ходатайству Грузенберга, суд истребовал прежний паспорт свидетеля и удостоверяет, что согласно пометкам на паспорте, свидетелю киевской полицией было дозволено пребывание в Киеве до 17 июня 1911 г. Через Волочиск прибыл из Австрии 17 февраля 1910 г., выехал из России 23 января 1911 г. Бейлиса свидетель видит в первый раз на суде. Иону Зайцева знал и видел его однажды в первый приезд в России.

Чернобыльский показывает, что лет восемь назад служил у старика Зайцева лакеем. После его смерти уехал в Триполье. На завод Зайцева поступил летом 1910 г. и наблюдал за отпуском кирпича. В виду некоторых разноречий, по ходатайству прокурора, оглашается показание Чернобыльского на предварительном следствии. Далее свидетель показывает, что вывозка кирпича из нижней печи началась 4 марта, из верхней в конце марта. Бейлис религиозен, но по субботам писал квитанции. Зимой Чернобыльский отлучался в Триполье в 1911 г. На завод возвратился в феврале, затем уезжал на Пасху.

Прицкер, заведовавший производством кирпича, показывает, что служил около трех лет и занимал помещение в конюшне. Службу оставил 10 января 1911 г. Съехал в начале февраля, забрав мебель.

По ходатайству прокурора и Замысловскаго, оглашаются в виду разноречий показания Дыкуши, наблюдавшего за вывозкой кирпича. Замысловский подчеркивает присяжным, что Дыкуша на предварительном следствии показывал, что на панихиду по Зайцеву перед закладкой богадельни русских не пускали. На вопрос Карабчевского свидетель не может назвать, кто именно не был допущен.

Жившая вблизи Бейлиса и державшая коров Быкова показывает, что в 1910 г. семья Бейлиса покупала у нея молоко. До 1910 г. Бейлис держал коров. Когда она заходила к Бейлису, то видала Шнеерсона и знает его.

Свидетель защиты Вышемирский, имевший до 1911 года дом в Лукьяновке, показывает, что дня через два после убийства к свидетелю зашел бывший сослуживец Равич и рассказал, что, зайдя в квартиру Чеберяк, заметил в ванне труп, завернутый в ковер. Равич также говорил, что Чеберяк дала ему на хранение яшик с револьверами и за услугу подарила револьвер. Перед отъездом с женой в Америку Равич говорил, что уехать помогает деньгами и билетом Вера Чеберяк.

На вопрос прокурора, почему, узнав такое важное обстоятельство, он не сообщил о нем следователю, свидетель заявляет, что это не его дело, всем это было известно, он же человек старый, интересовался мало и впервые об этом рассказывает суду. Выясняется, что свидетель до продажи дома пять лет занимается вывозкой кирпича с завода на собственных лошадях, несколько раз в день видел Бейлиса и получал от него квитанции. Представитель обвинения интересуется, почему защите стало известно о слышанном свидетелем от Равича. Григорович-Барский заявляет, что защита этого не знала. Спрошенный Замысловским, свидетель не знает кто вызвал его в суд, тяготится вызовом и полагает, что вызвали его, как жившего вблизи от Бейлиса. Гавича свидетель считает хорошим человеком.

Спрошенный Шмаковым, признает, однако,что прятать револьверы нехорошо. На вопрос Григоровича, заявляет, что слышал, что у Бейлиса была корова, но упала с горы и разбилась. Когда это было, не помнит. Прокурор повторяет: «Упала и разбилась».

Грузенберг просит занести в протокол, что прокурор с насмешкой повторил слова свидетеля, что недопустимо. Председатель заявляет, что защита может ходатайствовать лишь о занесении в протокол, а дело уже председателя высказываться о недопустимости, делает предостережение Грузенбергу и просит прокурора не употреблять выражений, вызывающих нарекания защиты. Прокурор: «Подчиняюсь, но слова «упала и разбилась» сказал без всякой иронии». На вопрос председателя, почему Равич уехал в Америку, свидетель полагает, что он боялся ответственности за хранение револьверов и следствия по делу Ющинского.

 Прокурор просит занести в протокол все показания свидетеля. По ходатайству Григоровича, суд удостоверяет, что Вышемирский вызван для установления отношения к Бейлису. Шмаков, обращаясь в сторону защитников: «Вы не знали, что будет говорить». Григорович просит занести в протокол, что Шмаков сказал: «Вы знали, что будет говорить».  Шмаков возражает, что сказал: «не знали» (Шум).

 Председатель призывает всех к порядку и объявляет, что принужден будет принять более репрессивные меры, ибо такое поведение в суде недопустимо. „У вас, говорит председатель, должно быть сознание, что вы являетесь защитниками подсудимого, которому предъявлено серьезное обвинение, а вы ведете себя, точно дело имеет комический элемент". Карабчевский спрашивает: "Это относится только к защитникам?" Председатель отвечает, что обращался ко всем сторонам.

Допрашиваются рабочие Зеленский и Усенко, приехавшие из одной деревни на завод в марте 1911 г. По показаниям Зеленского, они приехали 12 марта, а по показаниям Усенко до 10 марта. Зеленский утверждает, что до их приезда ремонта печей не было. Усенко показывает, что когда они приехали, то уже начали возить кирпич в нижние печи.

Вильям Шарлеман, бравший подряды на заводе по земляным работам, показывает, что начал работать в 1911 г. на постройке богадельни в феврале и на заводе после 12 марта.

Оглашаются показания не явившегося врача Тарновского, лечившего Женю Чеберяк и показавшего, что больной поступил в больницу 5 августа, заболел 5—6 дней назад; констатирована была тяжелая форма дизентерии. Несмотря на возражения врача, отец 8 августа взял больного домой. Отравления врач не предполагал. Карабчевский обращает внимание, что Женя привезен в больницу когда болезнь была в разгаре. Григорович отмечает, что врач отговаривал брать его домой. Прокурор подчеркивает, что мальчик с каждым днем терял силы, и конец для врача был очевиден.

Оглашаются протоколы осмотра квитанций по отпуску кирпича на заводе.

6 октября 1913 г.

Бобровский свидетельствует, что в 1911 г. приехал из деревни на завод 7 марта и приступил вместе с другими к подготовке к ремонту нижних печей. Кирпич возили еще до его приезда. Подвозка шла все время: один подъезжал, другой уезжал. Шорник Берко Гулька приходил за деньгами. Работал в это время русский шорник. Шорницкая в марте помещалась там, где конюшня. Дня через четыре, по поручению Дубовика, уехал обратно за возчиками и в тот же день вернулся в Киев с Зеленским, Калитенко и другими. По ходатайству Замысловского и прокурора в виду полных противоречий, оглашаются два показания Бобровского на предварительном следствии Замысловский обращает внимание, что при первом допросе свидетель говорил, что приехал 7 марта и работал несомненно 14 марта, а при втором допросе заявляет, что выехал в Киев в пятницу и приехал в субботу, 12 марта, с Зеленским и другими; теперь же утверждает, что приехал 7 марта и дня через четыре, следовательно, 11 или 12 марта, по поручению Дубовика уехал обратно. Значит несомненно 12 марта не работал. На вопрос председателя, почему такие противоречия, свидетель отвечает, что перед показаниями следователю не мог обдумать, ибо повестку получил всего лишь за полчаса до допроса; теперь же все сообразил.

Передопрашивается Зеленский, показывавший, что поехал с Бобровским и другими в Киев через день сорока мучеников.

Возчик кирпича Ермак, из Черниговской губернии, показывает, что приблизительно в феврале случайно проезжал мимо завода и увидел Бейлиса, сказавшаго: „Приезжай, с 12 марта будет работа." Когда он приехал на работу, точно не помнит. Поселился в подвале под квартирой Бейлиса, где застал Зеленского, Калитенко и других. По ходатайству Шмакова, суда удостоверяет», что на предварительном следствии свидетелю показал что Бейлис приглашал его приехав после 12 марта.

Андрей Калитенко категорически заявляет, что 11 утром приехал в Киев и 12 марта стали на работу. Квитанции выдавал Бейлис. По субботам работали. Выехали в Гребенку, Киевской губ., вместе с Бобровским и другими. По ходатайству прокурора и гражданских истцов, оглашаются показания на предварительном следствии. В первом свидетель показывал, что прибыли в Киев или 2 марта и на другой день приступили. 12 марта весь день вывозили кирпичи. Во втором он показал, что выехал из Гребенки 11 марта и приехал в Киев 12 марта вечером. Замысловский обращает внимание присяжных на противоречия.

Продолжается допрос возчиков, приехавших на завод из Гребенки, братьев Калитенко и других. Показания разноречат одно с другим, а также с показаниями на предварительном следствии. Так, Мина Калитенко показывает, что когда прихал, то в подвале под Бейлисом жили уже черниговские рабочие, и в числе их был Ермак. Вперед опрошенный, Ермак утверждает, что раньше приехали гребенковские рабочие. Это же подтверждает Макарий Калитенко.

Допрашивается Гринцевич, бухгалтер строительной конторы Гинсбурга, получавший кирпич в 1911 г. от Зайцева. Свидетель показывает, что устанавливал у следователя по корешкам, квитанциям и накладным, что вывозка кирпича началась в первых числах  марта.

В связи с показаниями Гринцевича предъявляются указанные документы и передопрашивается Дубовик. Замысловский и прокурор обращают внимание, что на корешках 12 марта нет подписи отправителя. Дубовик поясняет, что проверяя 12 марта за неделю отправку, приказал Бейлису подписывать корешки, почему на дальших корешках и имеется подпись Бейлиса. На вопросы Замысловского, Дубовик утверждает, что с 4 по 12 марта кирпич отпускался только Гинсбургу. По квитанциям устанавливается, что кирпич отпускался другим лицам. Григорович подчеркивает присяжным, что в корешках за 9 марта обозначены рабочие Ермак, Калитенко и другие, возившие кирпич. Устанавливается, что 12 марта кирпич отпущен по 24 квитанциям. В приемочных квитанциях подпись служившего у Гинсбурга русского рабочего Холина, на накладных подпись Бейлиса.

Передопрашивается Борух Зайцев. На вопросы Шмакова и прокурора свидетель заявляет, что отец допрошенного Ландау умер лет десять назад. Друзей Ландау он не знает. У допрошенного Эттингера есть два брата, один, кажется, Макс по имени; другого не знает.

Шидловский показывает, что работает на заводе лет восемь. Зимою 1911 г. работал приходящим на глине, а с марта переведен в конюшню и переехал с семьей в подвал под Бейлисом. Был старшим конюхом, а когда шорников не было, делал мелкие починки сбруи собственной швайкой. Шорная запиралась на ключ который брал свидетель. На вопрос присяжных заседателей показывает, что в конюшне был не постоянно. В отсутствие свидетеля его швайкой починяли другие; кроме швайки был нож.

Замысловский интересуется, почему свидетель на предварительном следствии, подробно перечислив исполняемые им на заводе работы ничего не сказал о починке сбруи. Карабчевский заявляет, что вопрос, кто в отсутствии шорника чинил сбрую, возбужден уже на су де. В виду противоречий оглашается показание на предварительном следствии, из которого видно, что свидетель в 1911 г. переехал в подвальное помещение за неделю до Пасхи. Евреи работали все время до Пасхи. На вопрос прокурора, чем свидетель объясняет противоречие, отвечает: "не помню".

Служащий конторы Гинзбурга  Хобак подтверждает на вопрос Грузенберга, что в марте 1911 г. принимал с завода Зайцева кирпич для постройки талмуд-торы на Костантиновской улице.

Служащий 18 лет в конторе Гинсбурга Холин показывает, что в 1911 г. был специально приставлен десятником по приемке кирпича на постройку богадельни. При получении кирпича расписывался. Подпись на предъявленных квитанциях признает своей. Кирпичи привозили непрерывно с 6 ч. утра до 6 ч. Вечера. Каждая подвода оборачивалась приблизительно в полчаса—час. По фамилии ни одного рабочего не знает, ибо рабочие к нему не относились. Бейлиса не знал, хотя утром и вечером проходил через завод по пропуску, выданному Дубовиком. За недостатком места кирпич требовали по мере надобности. Иногда день-другой кирпич не возили.

Прокурор ходатайствует о приобщении к делу двух представляемых им справок:

1) киевской полиции о прибывших в 1911 г. из-за границы в Киев иностранцах, в которой, между прочим, значится прибывшим 11 марта Израиль Ландау, 55 лет;

2) начальника жандармскаго железнодорожного управления о выбывших в 1911 г. за границу через Радзивилов, заключающая ряд фамилий Ландау и Эттингер, где Израиль Ландау значится выбывшим 15 марта, а Соломон Эттингер 31 марта.

Шмаков присоединяется к ходатайству. Защита возражает, находя, что справки не относятся к делу. Зарудный указывает, что справка не полна: не сказано, где был прописан Израиль Ландау. Если он живет в Киеве, то желательно вызвать его в суд.

Защита хотела бы посмотреть хоть одного цадика, употребляющего христианскую кровь. Предлагает вызвать в суд полицейского чиновника, выдававшего справку. Суд определяет предоставить прокурору дополнительную справку о том, где проживал в 1911 г. и проживает сейчас Израиль Ландау.

Свидетель Рыба, державший лошадей, показывает, что вывозку кирпича в 1911 г. начали в марте, числа не помнит. Набирал кирпич с 3 час. утра, возчики стучали в окно квартиры Бейлиса, который, встав с постели, выдавал квитанции.

Свидетель Петров показывает, что познакомился с Верой Чеберяк в начале 1911 г., но где, не помнит. Кажется, в феврале 1911 г. Чеберякова познакомила свидетеля с Выграновым и Бразулем, с которыми он бывал в ресторанах, в общем пять раз. При первом свидании разговоров о деле Ющинского не было; при втором Выгранов сказал, что Бейлис не виновен, убийцами могли быть Федор Нежинский, Мифле и Назаренко, и для освобождения Бейлиса нужно что-либо устроить.

Впоследствии Бразуль говорил, что надо подать заявление прокурору, и предложил свидетелю и Чеберяковой, обещая воз награждение, подтвердить заявление, при чем высказаться при допросе в форме предположения. Выгранов читал свидетелю копии следственных актов. Вызванный в жандармское отделение к подполковнику Иванову, свидетель подтвердил заявление, основываясь по внешнему впечатлению на честности и порядочности Выгранова и Бразуля. Чеберякова также бралась подтвердить заявление. Раньше свидетель жил у Павла Мифле. Затем Мифле говорил, что Чеберякова в опасности и ее надо охранять, т. к. муж часто бывает на дежурствах. Свядетель перебрался к Чеберяковой и знал о ея поездке в Харьков. Выгранов говорил, что Чеберяковой предлагали большия деньги и лучших защитников, но она отказалась принять вину на себя.

Выгранов и Бразуль убеждали свидетеля подбросить Чеберяковой тетрадки Ющинского, которыя ему передадут, дабы найти их при обыске у нее. Свидетель отказался и прекратил с ними знакомство. Отвечая прокурору, свидетель удостоверяет, что с Чеберяковой в очень близких отношениях не был. Оглашаются показания Петрова на предварительном следствии, где он, показывал, что с Мифле познакомился вскоре после обнаружения трупа Ющинского, как с музыкантом на гармонике, а с Чеберяковой познакомился в мае 1911 г. Раньше знал ее лишь в лицо и как сожительницу Мифле. Также показал, что когда Мифле побил Чеберякову, она, возвращаясь домой с перевязки, убедила Петрова сказать мужу, что будто свидетель спас ее от нападения хулиганов.

Свидетельница Гаевская показывает, что жила у Чеберяковой зимой в 1911 году в качестве подруги и смотрела за хозяйством; денег не получала, хотя Чеберякова выдавала ее за прислугу. Ушла, узнав, что Чеберякова темная личность. К ней приходили знакомые в одном одеянии, а уходили в другом. В январе слыхала разговор Чеберяковой: "Он нам мешает, его нужно удалить".

Кроме Андрюши Ющинского, отлучившегося на кухню, никого постороннего не было. Впоследствии Чеберякова продала свидетельнице платье, которое у свидетельницы отобрали, как краденное. На очной ставке Вера Чеберяк показывает, что на рождественской елке дети шалили. Из чужих был только Андрюша Майстренко. Ющинского не было. Разговаривали о том, что дети мешают и их нужно удалить. Гаевская служила прислугой, получала три рубля и удалена за грубое обращение с детьми. Гаевская настаивает, что прислугой не была. Оглашается показание Гаевской, в котором она говорила, что Чеберякова передавала ей, что должна Бейлису 100 рублей. Категорически отвергая это, Чеберякова по поводу платья показывает, что продала собственное, а дама на улице обозналась, и суд Чеберякову оправдал.

По ходатайству Грузенберга, передопрашивается Ландау, заявляющий, что отец его Израиль умер в 1903 г. в Киеве и похоронен на еврейском кладбище, о чем он постарается доставить официальную справку. Другого Израиля Ландау не знает.

Свидетель Акацатов заявляет, что заинтересовался обстановкой убийства Ющинского. На второй или третий день по обнаружении трупа отправился к пещере и заключил, что труп пронесен через свежее отверстие в заборе. Вторично посетил пещеру с Голубевым. Отверстие было тщательно заделано. Распространились слухи о ритуальном убийстве. Расследование свидетель прекратил, дав слово жене не вмешиваться, ибо важные по делу свидетели от неизвестных причин начали умирать. На вопрос Карабчевского, почему он не говорил об этом следователю, заявляет, что следователю отвечал только на вопросы.

Заседание закрыто в половине двенадцатого.