М. П. Каледина (начало девятисотых годов)

Мария Петровна Каледина

В роскошном особняке на Каменноостровском, в Петрограде, воспетом, не одним русским сатириком, старая графиня Матильда Ивановна Витте создала культ своего мужа Сергея Юльевича Витте. Отец русской монополии жил в каждом багете, каждой статуэтке и барельефе. Весь дом, казалось, кричал, что здесь жил и работал великий из мужей.

И все-таки этот храм во имя Витте не внушал той святой робости пред величием, какое я видел в другом храме во имя человека. В особняке графини Витте чуялось просто, что Матильда Ивановна не пожалела денег на поминки мужа, украсившего ее одесскую визитную карточку графской короной.

Мария Петровна Каледина в маленьком домике в Новочеркасске, на Ермаковском проспекте, где она даже не была самостоятельной хозяйкой, собрала крохи остатков от атамана Каледина и из фотографий мужа, некоторых вещей и мебели создала храм во имя Алексея Каледина. Приходите и поклоняйтесь!

В квартире Калединой.

"Калединский" уголок в гостиной.

И приходили, и поклонялись, но не одному тишайшему атаману, смотревшему из многих рамок недорогого багета, а и жрице-хранительнице неугасимого калединского огня.

Скромным капитаном генерального штаба на западной окраине России Алексей Максимович встретил ту, которую нежно звал всю жизнь своей милой Ма.

Ма! Первый слог, который рождается на устах ребенка. Ребенок повторяет этот слог и из него вырастает первое слово—имя родившей: ма-ма.

— Нам дали роскошный салон-вагон. когда мы покидали город. У Аlеxis были связи на дороге и мы хорошо ехали в салон-вагоне. Знакомые принесли нам много цветов. Но когда мы доехали до конца этой дороги—нас пересадили в купе, где было и душно и тесно. А дальше пришлось ехать в общем классе,

— вспоминала Мария Петровна свою свадебную поездку. Вспоминала в маленькой келье новочеркасской женской обители, где она жила под видом монахини в дни донской советской республики.

На лице ее была светлая улыбка, сладость воспоминаний.

Чуть заметный вздох и Мария Петровна с тихой улыбкой продолжает:

— Так и жизнь. Сперва салон-вагон, затем душное купе и, наконец общий класс.

В этом общем классе, когда смерть уже вырвала Каледина из числа пассажиров, Мария Петровна сумела создать уголок во имя мужа и в суматохе дней красиво несла свою печаль. Ее печаль была без слез, без рыданий и проклятий, она красиво несла печаль и к ней под черной вуалью на седой голове, в черном манто так пошло бы имя вдовствующей королевы.

Но она была только вдовствующей атаманшей и не несли пажи длинного трэна. За ней всегда шли только два черных пуделя, друзья покойного атамана...

***

Я знал вдову другого великого—Таисию Владимировну Корнилову. Печаль той была похожа на ревность. Ее мужа отняли у нее родина, история. Она как будто ревновала, и страдала, что Лавр Георгиевич не только ее, но и мой, и его, и всех, кто носит имя русского человека.
    
И Мария Петровна Каледина была вдовой при живом муже. Но она давно поняла, что ее муж ушел от нее к истории, еще живой он уже был далеко в истории, в славе. Но она не ревновала, она гордилась и поклонялась.

И потому то ее красивое лицо, с черными соболиными бровями и седой головой было таким лучезарным. Оно было освящено подвигом самоотречения.

После Луцкого прорыва, когда Каледин вышел из рядов многих русских генералов и стал большим вождем, в письмах его к Ма стали мелькать такие строки:

„Совсем забыл я тебе сказать: получил, наконец, своего Белого Орла. Жалею, что тебя нет, т. к. твоя радость может и доставила бы мне удовольствие. Он был сейчас же водворен Собираевым в сундук.

Пожалуйста не возмечтай, что твой муж какая-то особая птица, а ты его жена, важная дама. Ну вот тебе маленькая проповедь, chеriе, ты не будь в претензии, что я иногда стремлюсь стащить тебя с облаков, куда ты охотно забираешься".    

Каледин всегда был при особом, мнении относительно самого себя и когда вся Россия, а не одна его Ма, считала его „особой птицей" он все-таки поручал денщику Собираеву прятать Белых Орлов в сундук.

Мария Петровна знала это, видела лучше других и всю жизнь посвятила сохранению великого имени.

Софья Андреевна Толстая, говорит, сто раз переписала "Войну и Мир" Льва Толстого, Мария Петровна Каледина была хранительницей каждой строки, каждой мелочи мужа. И если он был великим атаманом, она была великой вдовой.

- Вот штемпель той части, которая носит имя Аlехis. Вот обрывок письма, которое я нашла на кладбище на могиле Аlехis.

Стоило придти к ней кому-нибудь, хоть косвенно участвовавшему в эпохе Каледина или чтущему эту эпоху, чтобы Мария Петровна загорелась румянцем и, мило картавя, как картавит каждая француженка, выговаривая мудреные русские слова, рассказала новый эпизод из жизни атамана или показала новый предмет в своем домашнем музее.

Историю Каледина напишут, но в ней обязаны не забыть и имя той, которая скромно отошла на поля биографии мужа и оттуда приглядывалась к каждому штриху биографии не забыть бы чего-нибудь, не потерять бы.

Мы знаем много поэм о великой любви. Знаем Ромео и Джульету, знаем гамсуновские „Мистерии" и „Викторию“, но у нас—русских, у казаков, будет еще и поэма о любви Калединых. Кто-нибудь напишет и роман атамана и его подруги. Подруги, а не супруги. Супругу священник в церкви обручает каждому, но подруги жизни бывают редко и чаще у Сократов жены-Ксантипы, а не Марии Петровны. „Все девушки принцессы, но королевы я не видел ни одной",—жаловался недавно и не даром герой модной пьесы.

М. П. и А. М. Каледины (полк. генер. штаба)

Мария Петровна встретилась с Калединым—красавица-принцесса из изящной Франции и донской казак, с печальным лицом как будто пораженным на всю жизнь какой-то большой думой.

Встретилась принцессой и королевой дошла до гробовой доски.

Ведь только один раз она осудила мужа. И было это 29 января 1918 года, когда застрелился атаман.

— Он подошел к двери в гостиную, где я сидела с гостьей, посмотрел на меня и, не сказав ни слова, ушел к се6е... А затем грянул выстрел. Почему он мне не сказал?!

Значит, и признание такое вынесла бы. Как несла крест предчувствия конца мужа. Она догадывалась об этом по частым и усиленным заботам о ее судьбе Алексея Максимовича и по его редкими обмолвкам.

Вот обедает у них генерал, собираются в долгий поход.

Счастливый вы человек,— говорить ему Алексей Максимович.—Вы идете в поход и вам не на кого оглядываться, у вас нет и жены.

Мария Петровна всплескивает руками:

— Аlехis, что ты говоришь!

Генерал коварно улыбается:

— Ан, и несчастный, по вашему, Алексей Максимович, я ведь на днях женюсь. По крайности, будет кому хоть поплакать.
— Вот видишь,—говорит мужу Мария Петровна.

Грустно смотрит Алексей Максимович!.. Мария Петровна догадывается, скорбит, но разве она скажет что-нибудь мужу. Он—Каледин, он—атаман, он великий.

Каледин умер.

Королеве сказали о смерти короля. Она проглотила слезы, спрятала их на сердце, выпрямилась и сказала:

— Король умер, но он—живет.

Каледин умер, но он воскрес в алтаре храма на Ермаковском. Воскрес в том калединском ордене подвижников хранителей заветов атамана, которые жадно искала вдова ордена, где женщина была магистром и гроссмейстером.

Донская волна 1919 №31(59), 15 сентября

Еще по теме:

Памяти А. М. Каледина. Смерть А. М. Каледина

Памяти А. М. Каледина. 29 января 1918 года

Памяти А. М. Каледина. Каледина нет

Памяти А. М. Каледина. Похороны Каледина

Памяти А. М. Каледина. Из встреч с А. М. Калединым

Памяти А. М. Каледина. Из воспоминаний об А. М. Каледине

Памяти А. М. Каледина. Воин и атаман

Памяти А. М. Каледина. Через смерть к жизни

А. М. Каледин и свободы

Поход на Москву

Мария Петровна Каледина. Часть 1

Мария Петровна Каледина. Часть 2

Мария Петровна Каледина. Часть 3

Мария Петровна Каледина. Часть 4