Похороны Каледина...
Его хоронили торжественно...
Но я не забуду одного момента.
От дворца атамана везли в катафалке по узкому переулку до Платовского проспекта. Катафалк был в тесном кольце почетной стражи.
Толпа теснила провожающих.
И узкая лента стражи с катафалком в средине казалась крадущейся в этом узком проходе.
Вместе с Калединым хоронили юнкера.
Юноше Виктору Крупскому, отдавшему жизнь за Дон, суждено было пойти ординарцем в загробный мира при донском атамане Каледине.
***
А. М. Каледин в Киевском госпитале
Как всю жизнь, Мария Петровна Каледина была при нем. Не покидала его и мертвого, пока не отняла его у нее земля.
Бабы в кацавейках глазели на атаманшу, повергнутую в печаль и беспощадными, злыми глазами впивались то в лицо мертвого, то в атаманшу.
А. М. Каледин в гробу
Неведомый офицер зафиксировал аппаратом Каледина в гробу, у гроба—М. П. Каледину и те страшные лица баб, что были у гроба.
Негатив увез заграничный корреспондент, а единственный оттиск остался у М. П. Калединой.
В. Курганов.
Могила А. М. Каледина
Могила А. М. Каледина на городском кладбище Новочеркасска
Около могилы А. М. Каледина в дни торжества советской власти на Дону было много самых разнообразных толков.
А если начать еще раньше, то много толков породила и сама трагическая и неожиданная смерть А. М. Каледина.
Одна из бульварных газеток сообщала даже. что А. М. Каледин жив, спрятан в безопасном месте, а в гроб вместо него положен юнкер, павший в боях с красной армией.
Когда же в Новочеркасск пришла советская армия, то в столице Дона, а отсюда и по всему Дону понеслись слухи, что красногвардейцы надругались над могилой Каледина.
Говорили, например, что на кладбище явился войсковой старшина Голубов со своими казаками, разрыл могилу, показал казакам мертвого атамана, удостоверил его личность и приказал зарыть могилу.
По другой версии, на кладбище приходили красногвардейцы, отрыли могилу, сорвали с мертвого атамана генеральские погоны - „подчинили его советской власти" и ушли.
Все эти слухи были порождены досужей фантазией соседей кладбища, видевших отряды красногвардейцев, приходивших на кладбище.
Пришли красногвардейцы и потребовали указать им могилу Каледина. Могилу показали.
Красногвардейцы решили ее отрывать, но их предупредили, что это не легкий труд. Могила цементирована, обложена кирпичем.
— Что же, придется с ней возиться?
— Да, придется повозиться.
Красногвардейцы „возиться“-работать не захотели и покинули кладбище.
После они или другие, но кто-то устраивал засаду на вдову А. М. Каледина—Марию Петровну и ей приходилось посещать дорогую могилу, ожидая каждую минуту нападения из-за угла.
Последний ординарец А. М. Каледина
31 января 1918 года, в горестный день похорон атамана А. М. Каледина, два катафалка, украшенные венками, медленно двигались к новочеркасским „Елисейским полям": один—катафалк генерала-героя и атамана-мученика, другой катафалк какого-то еще военного, павшего смертью храбрых в жестокой гражданской войне.
Но имя атамана-мученика было у всех на устах, имени же того, другого, кто был его ординарцем на тот свет, не знал почти никто.
— „Какой-то офицер". „Какой-то прапорщик, военный" —неопределенно отвечали на вопросы в толпе.
Этот малознакомый публике спутник А. М. Каледина к месту последнего успокоения был поручик добровольческой армии Виктор Николаевич Крупский, тяжело раненый в кровавом бою под станцией „Гуково" и скончавшийся в новочеркасском лазарете в один день с А. М. Калединым.
Безутешною скорбью отозвались сердца всех знавших В. Н. Крупского, на известие о его смерти.
Всегда отзывчивый и приветливый, веселый и подвижной, он был лучшим другом, как в школьной, так и в служебной среде.
Вот он гимназист новочеркасской гимназии,—один из центров товарищеской веселости и оживления, скрашивавших полуказарменную школьную жизнь;—чуждый учебного карьеризма и всегда любимый одноклассниками, по большей же части и учителями, вечно подвижной и маловнимательный обитатель одной из задних парт. Непременный член всех товарищеских заседаний и горячий участник споров, он был в напряженной атмосфере послереволюционной (1906 —07 гг.) сосредоточенной мысли, одним из центров коллективного мышления.
О смысле жизни, о назначении человека, о путях добра и зла, о любви к ближнему и дальнему, о женщине и половом вопросе, об индивидуализме и мещанстве—все это было темою бесконечных дебатов дружеского „соnsilium'а".
Всегда чуткий и отзывчивый, Виктор Николаевич был тем, к кому шли за поддержкой, советом и утешением все, смолоду израненные лапами жизни.
Но умеющий любить—умеет ненавидит, и Виктор Николаевич до глубины своей души ненавидел все, на чем лежал отпечаток мещанства, душевной дряблости, самомнящей убогости или нравственной нечистоты.
— „Бич мещан", — называли его в товарищеской среде.
Затем наступили студенческие годы в киевском университете, шумные и неясные, полные молодого задора, надежд и разочарований.
Вспыхивает европейская война и, горячий патриот Виктор Николаевич, не окончив университета, добровольно поступает в Александровское Московское военное училище, и отправляется на фронт.
Среди боевой страды разразилась наша печальная революция и, полный любви к своему несчастному, темному, обманываемому народу, Виктор Николаевич напрягает все усилия своего ума и воли, чтобы удержать его на пути спасения. Убеждением и личным примером, работой в новоявленных армейских комитетах, он благотворно влияет на солдатские массы и имеет великое счастье быть одним из командиров тех последних героев, которые прославили имя свое наступлением 18 июня 1917 года.
Но процесс разложения солдатских масс прогрессировал все быстрее и падало влияние боевого товарища и патриота-офицера на помутнившийся разум солдат, пока, наконец, он „не получил" проходного свидетельства, куда глаза глядят—о том, что он „ни в каких контрреволюционных замыслах замечен не был".
С этих пор Виктор Николаевич снова на Дону и, конечно, в первых рядах добровольческой армии. И тут, как везде и всегда, веселый и приветливый, он был лучшим другом всех, с кем сталкивала его судьба,— боевым товарищем-героем.
В последний раз я видел Виктора Николаевича в начале января текущего года в артиллерийских бараках Новочеркасска, где стояли первые батальоны формировавшейся тогда добровольческой армии, за два часа до отправления его в опасную командировку, из которой он уже вернулся, кажется, со смертельною раною.
Это было тревожное время начала разложения фронтовых казаков, стоявших по соседству, от которых ожидали враждебного против офицеров выступления. Более молодые из боевых его друзей, - студенты, бывшие члены Московского комитета народно-социалистической партии, были в заметно угнетенном настроении.
И мы уверили их, не казаков в том, что казаки этого себе не позволят.
— Ничего, раскачаются мало-помалу!—сказал о казаках и Виктор Николаевич.
И, действительно, казаки "раскачались",—но гораздо позднее, чем этого ожидали.
Нашлись "казаки", которые все себе позволили, зато нашлись и не-казаки,—и много их,—которые, как В. Н. Крупский отдали жизни свои за свою родину Россию и Донскую землю Слава им всем и В. Н. Крупскому, бывшему в их первых рядах!
Прив.-доц. И. Дьяков.
"Донская волна 1918, №02"
Еще по теме:
Памяти А. М. Каледина. Смерть А. М. Каледина
Памяти А. М. Каледина. 29 января 1918 года
Памяти А. М. Каледина. Каледина нет
Памяти А. М. Каледина. Похороны Каледина
Памяти А. М. Каледина. Из встреч с А. М. Калединым
Памяти А. М. Каледина. Из воспоминаний об А. М. Каледине
Памяти А. М. Каледина. Воин и атаман
Памяти А. М. Каледина. Через смерть к жизни
А. М. Каледин и свободы
Поход на Москву
Мария Петровна Каледина. Часть 1
Мария Петровна Каледина. Часть 2
Мария Петровна Каледина. Часть 3
Мария Петровна Каледина. Часть 4
| 