Ушедший в сказку
„Слава пышная подмокла.
От всего кругом смердит
Нет великого Петрокла,
Жив презрительный Терсит".
Мал. Газета, Сиб. 1917 г., 1 сент. Е. В.
I.
Корнилов...
И совершенно не хочется ничего писать о нем.
Написать можно и статью, и сто статей, и том, и три тома, а не хочется.
А, может быть, и хочется, но нельзя. Все равно, как «записать» узелком на носовом платке вьющуюся в голове мелодию, уже еле уловимого, старого бабушкина романса.
Нужны какие-то особенные слова, каких нет совсем в теперешнем нашем ботокудско-готтентотском лексиконе. Мы стали мыслить первобытно и говорить по-волчьи.
А этого мало—сказать о Корнилове то, что стоит в его формулярном списке: генерал-от-инфантерии, участвовал в таком-то и там-то, до пенсии не дослужился, убит и таком-то месте.
Много уже писали об этом на все лады, тысячи пудов бумаги исписали, и, конечно, не сказали ничего наиболее запоминающегося.
Ибо жизнь великого человека была проста, как все великое.
Ибо где же писарю партизанского отряда написать „Божественную Комедию" или «Тараса Бульбу». Некогда ему в походе, «брюнетки» одолевают и масса прочих неудобств военного времени.
А мы все покуда—писаря, которым некогда и которых все одолевают.
А статейщики, передовики, эти маститые, толкующие, объясняющие, разжевывающие... Им и Бог велел говорить исключительно сенсации, молью траченые, возраста бальзаковского, ибо газетная спешка способна открывать истины только в роде той, что лошади кушают овес.
Густопсовый публицист, выскочив из горящего дома, начинает немедленно рассказывать почтеннейшей публике о своих впечатлениях и думах по поводу случившегося, брызжет слюной, хватает всех за лацканы пиджака, отрезает пуговицы и сообщает только то, что:
1) огонь—ужасная стихия,
2) дым ужасно слепит глаза и
3) вода ужасно вредит огненной стихии.
..........................................
II.
У печати есть клеймо Каина, наложенное Богом за какие-то ее первородные грехи.
Это Божие проклятие—космическая пошлость.
К чему бы ни подошла наша пресса, она обязательно опошлит, сведет к нулю.
Заслышит краем уха:—«Великая, Единая, Неделимая»,—моментально перо в руки, и пошла писать со всеми склонениями, спряжениями, кадансами и рифмами,—смотришь, до того затаскали, до того замызгали красивую изящную идею, что цена ей в глазах простого пугливого человека дешевле нахаловской керенки.
Увидать прыткого мишуреса—адвокатика, в наполеоновском сером френче и алжирских обмотках, адвокатика под «Наполеона» (без швары, 10 штук 3 р. 50 к.), пресса не упустит этого обстоятельства. Интервью, интервьюшки, вьюшки, беседы, статьи, памфлеты, полемика, визг, писк,— глядь,—адвокатик на самом деле мнит себя какой-то величиной и делает поступки уже совсем глупые, будучи по природе совсем не глупым мазуриком.
Или привяжется к кому-нибудь пресса и начнет поедом есть, словно моль, унизит, обездолит, уничтожит так, что жертва и сама себе подает два пальца и относится к себе более чем презрительно.
О Корнилове слишком много писали. Хвалили, так до истерики, ругали, так до хрипоты, и идею его затаскали до блеска оловянного двугривенного.
Слов нет,—подготовительная работа для будущего историка необходима;—в этом несомненна заслуга современной прессы: она прекрасно унавоживает почву для будущих нив.
Но... тем хуже для самой прессы.
III.
... События мелькали, как телеграфные столбы в окне экспресса.
Невозможно было уловить их последовательность, выделить одно из тучи прочих, разобраться хладнокровно и неторопливо в их значении.
Однако, петербургская пресса легко и просто разрешала все вопросы момента, ставила свои штемпеля на героях дня и событиях и делала настроение.
Генерал Гутор и комиссар западного фронта Н. Н. Иорданский (издатель-редактор эс-децкого „Современ. Мира“) терзали в Быхове заключенных генералов и готовили им смерть. Пресса стояла на стороне, конечно, своего человека, Иорданского. Один только писатель, «бульварный романист» И. Н. Брешко-Брешковский честно и открыто в бульварном листке назвал Иорданского негодяем...
А толпа, а народ, и густопсовый обыватель смотрели на Быхов, как на сказочный терем, в котором томится заколдованная царевна... Обыватель ждал чего-то... под усыпительный шепот петербургской прогрессивной печати...
За Гатчиной ухнули первые выстрелы из полевых орудий. Пресса завизжала, завыла, заохала об опасности социалистическому коалиционному правительству... Имена Корнилова и Керенского понеслись в бешеной фарандоле на страницах газеты, разбегались, сплетались,—обывателю вбивалось в голову, что один предатель, а другой народный герой... И за Петергофское шоссе мчались ураганом отряды кавалерии, грузовики с матросами, партии заводских товарищей. Два дня грохотали у Варшавского вокзала таратайки, грузовики, моторы, сложенные аэропланы, орудия и пулеметы.
Пресса надрывалась, укоризненно кивая головой на Гатчину, и только редактор «уличной» газеты Ал. Ал. Суворин громко закричал :
— Все на ноги! Встречайте избавителя от главноуговаривающего гешефтмахера.
Его газету закрыли... Матросы и красногвардейцы с помощью фабричных товарищей разгромили Корнилова.
Обыватель снова засопел носом, задумался и втайне осклабился:
— Недетное все это... Перестанут лузгать наши и митинговать, ибо:
— Есть там какой-то, генерал Корнилов, который распорядится и приведет наше жулье в православную веру.
IV.
Жулье, однако победило. Обыватель, испоконный русский человек, притаился, прижучился и ушел с головой в сказку.
— Пускай изгаляются... На долго ли? Вот, говорят, на Кубани генерал Корнилов, он еще ска-а-ажет рыбье слово... Он их успокоит...
О Кубанском походе в Петербурге почти ничего не знали...
Ходили сказки...
На сером волке примчится Иван-Царевич, выручит запертую Царевну из заколдованного терема и настанете настоящая правильная жизнь...
Пришла весть о смерти Ивана-Царевича, пришла подробность издевательства над его трупом, а сказка осталась.
Умер Корнилов, но... жив Корнилов.
Жива, идея его, жива душа его...
И по всей необъятной России в наши кошмарные кровавые дни жива сказка о его душе и его идея.
— Придет какой-то генерал с юга и распорядится... Он их успокоит...
Народ наш без веры не жил ни одной секунды за всю свою длинную историю.
И веры этой он не потерял даже в секунды наиглубочайшего своего падения.
Вера теплится, как синяя тихая лампочка, и не дает места отчаянию.
— Плохо. Собачина, конина, воронье... вон даже человечина... пишут... озверел народ, Бога забыл, законы попрал... Надолго ли...
— Вот подождать надо... Говорят люди, если не врут, будто на юге генерал, с Сибири генерал, за Ригой генерал... Они придут и распорядятся, и будет все опять по Божьему, по человечьему, по хорошему...
И много будет «генералов» смыкать заколдованный терем, этих сказочных генералов,—а всем этим генералам одно имя.
Имя ушедшего в сказку—
Генерала Корнилова.
Евг. Венский.
Л. Г. Корнилову
Он со шпагой в руке одиноко стоял,
Честь поруганной Дамы своей защищал,
Имя Дамы той—Родина было.
И сквозь темную мглу клеветы,
Как сиянье заветной мечты
Его честное имя светило.
Много, много прошло болтунов,
Много злобных невежд и глупцов,
За великое бравшихся дело.
Верный Родины гибнущей сын,
Он был рыцарь отважный один,
До конца поборовшийся смело.
Не словами, но жизнию всей,
Послужил он отчизне своей,
Зажигая в нас сердце отвагой:
Он умел в нас бесстрашье вдохнуть,
К вечной славе немеркнущий путь
Он блестящей указывал шпагой.
Он всего на веку повидал—
Сумрак будней и пламя похвал,
И любовь переменчивой черни.
Он от вражьего плена ушел,
Нашу армию к доблести вел,
Сам пылая, как светоч вечерний.
И когда перед ликом толпы
Упадали вожди и столпы,
Блеск обетов своих нарушая,—
Он сумел вновь из плена уйти,
Чтобы снова войну повести,
Чудеса наяву совершая.
И суровою смертью сражен
Нас оставил безвременно он,
Не увенчанный листьями лавра.
Но в сердцах у нас твердо живет
И во веки веков не умрет
Память славного воина Лавра!
Ив. Виноградов.
Донская волна 1919 №15(43), 7 апреля
Еще по теме:
Подробности мятежа ген. Корнилова (август 1917 г.)
Мятеж генерала Корнилова (август 1917 г.)
Заговор буржуазии и Корнилова (август 1917 г.)
Мятеж генерала Корнилова. События 27 августа 1917 г.
Мятеж генерала Корнилова. События 28-29 августа 1917 г.
Корнилову грозит смертная казнь (август 1917 г.)
Конец аферы генерала Корнилова
Памяти генерала Корнилова. Часть 1
Памяти генерала Корнилова. Часть 2
Памяти генерала Корнилова. Часть 3
| 