Павильоны Швеции и Греции
НА ВСЕМИРНОЙ ВЫСТАВКЕ
Письма из Парижа
Париж, 20 сентября
V.
Происшествие на катящемся тротуаре не имело особых последствий. Павел Иваныч не расшибся, благодаря потерпевшей с ним вместе крушение англичанке, а дочь коварного Альбиона, конечна, не понесла никакого ущерба, упав на сравнительно мягкий тротуар, и к удивлению Павла Ивановича не только не обиделась, а даже пришла в очень приятное настроение духа.
— И вы все таки-остаетесь при прежнем мнении о катящихся тротуарах?—спросил дядя.
— Конечно, остаюсь прежнего мнения. Это величайшее изобретение нашего времени, а что касается до безопасности, то случай со мной ничего не док...
Павел Иваныч оборвал фразу, потому что возле нас раздался пронзительный крик. Мы оглянулись. Позади нас на катящемся тротуаре поднимали какую-то пожилую даму; она охала и стонала: оказалось, что бедная вывихнула руку при падении.
— Да, конечно, это новая эра в жизни человечества,—заметил дядя,—таким способом нас еще не увечили...
Павел Иваныч только рукой махнул.
На пути в венгерский ресторан мы заглянули в шведский павильон. Эта красивая, вычурная коробка, какая-то громадная бонбоньерка, оказалась пуста внутри: какая-то мебель, обитая желтым шелком, которую все с любопытством рассматривают,—вот и все. Спрашиваем, чем замечательна эта мебель.
— А видите ли,—отвечает любезный швед-служащий, — на этой мебели будет сидеть Оскар II, король Швеции и Норвегии, она изготовлена для дворца...
— А!...
Но вот в углу толпится народ, пошли и мы. Увлекаемые течением, мы попали в какое-то темное подземелье, где нас стиснули так, что дядя начал ругаться, а Павел Иваныч все старался высвободить руку с палкой, чтобы проложить себе дорогу к выходу, но вдруг подземелье расширилось: мы остолбенели... Перед нами был Стокгольм — с домами, деревьями, людьми...
Красавец-город стоял живой перед нами, и освещенный розовым блеском скандинавской зари, любовался собой в спокойных водах залива. Мы стояли у самого залива почти на уровне воды.
— Нет, вы посмотрите, как вода-то сделана,—первый прервал молчание дядя.
— Ну, это не диво, — заметил Павел Иваныч,—это просто большое зеркало... Вот вы сейчас увидите, как в водах залива отразится моя шляпа...
Сняв шляпу, он поставил ее на «зеркало». В то же мгновение поверхность зеркала вздрогнула, покрылась концентрическими кругами и цилиндр Павла Иваныча действительно закачался на водах залива!...
— Да это вода!... Ах, кошка им приснись!
—вскрикнул Павел Иваныч, вытаскивая свою шляпу, с которой текла вода...
Оказалось, что перед панорамой Стокгольма вместо изображения воды была налита настоящая вода...
— Ну, это уже безобразие,—заметил Павел Иваныч,—скоро панорамы будут состоять только из действительных предметов обстановки, целиком воспроизводя данное место, с живыми людьми и животными—это уже не искусство, это уже балаган!...
Павлу Иванычу вообще сегодня не везло в венгерском ресторане, в то время, как мы с дядей уничтожали банальнейшее филе с шампиньонами, Павел Пваныч потребовал венгерский гуляш.
— Как же можно здесь есть такие банальные блюда? — ораторствовал он, — в национальных ресторанах нужно есть национальные блюда.
Но четверть часа спустя, он уже проклинал и венгерцев, и все национальные рестораны: гуляш оказался так сильно приправлен паприкой (венгерский красный перец), что, по выражению Павла Иваныча, ему казалось, что у него в желудке устроена паровозная топка. Потребовалось целых три бутылки зельтерской воды, чтобы затушить огонь в этой топке...
Уже смерклось, когда мы вышли из ресторана. Яркие, как солнца, электрические шары засверкали над причудливых городом всемирной ярмарки. Заблестели золотом фантастические купола восточных киосков, белые сахарные дворцы забелели таинственной белизной видений, а сказочный дворец «Маisоn Lumineuх», весь прозрачный, загорелся пестрыми огнями, отражаясь в маленьком пруде.
— Вот теперь поедем в Венецию пить кофе на Рiazzа di Sаn Маrсо,—предложил дядя.
Венеция, хоть и оказалась в Париже, но за пределами выставки. Пройдя через маленький мостик, мы проникли сквозь ворота quasi-мавританской архитектуры и очутились на маленькой площадке шагов в двадцать в поперечнике.
— И это—Рiazzа di Sаn Маrсо?—с ужасом воскликнул дядя,—ах, и разбойники, разбойники! А это что ж такое? это Ваsiliса di Sаn Маrсо! Какое безобразие!
Дядя указывал на плохую декорацию, какое-то зеленое полотно с позолотой. Я тоже нашел, что это уже слишком... Этот маленький дворик, окруженный жалкими декорациями, должен изображать красивейшую из площадей в мире! Какая жалкая пародия!... Знаете вы Рiazzа di Sаn Маrсо?—Нет, вы не знаете Рiazzа di Sаn Маrсо!...
В ясную весеннюю ночь станьте посреди этой исполинской тихой площади, мощеной древними плитами, окруженной седыми памятниками отжитой жизни. С трех сторон охватили вас темные Прокурации, задумчиво нависшие над бесконечными галлереями. Прямо перед вами высятся громады чудной базилики, и из темных нишей ее глядят сурово-участливые лики святых, освещенные слабым мерцанием красных лампад. Возле нас стоит одиноко исполинская Соmраnillе; колоссальная башня кажется живым стражем этого поэтического кладбища истории: стоит тихо, нахлобучив остроконечную шапку-крышу, и думает печальные старческие думы о былых временах, когда у ног этой старушки кипела пестрая блестящая жизнь богатой и гордой республики...
В тишине, не нарушаемой ни топотом копыт, ни грохотом экипажей, слышен плеск волн, разбивающихся о мрамор недалекой Пияцетты. Из открытого кафе слышится пение и звон мандолины. В полусумраке ночи движутся тени, проходят пары, беседуя все о том же, все о той старой истории, которая остается вечно новой...
— Посмотрите ка, посмотрите ка, голуби-то, голуби, вот эти уж настоящие венецианские,— заметил дядя, указывая на стаю голубей, кружившуюся по площадке.
— Почему вы думаете, что это настоящие венецианские?—спросил Павел Иваныч.
— Как почему? Разве вы не видите, до чего они ручные,—отвечал дядя.
Действительно, голуби толпились, как куры, вокруг двух дам, кормивших их хлебом. Некоторые из птиц садились дамам на плечи: один голубь ел прямо из горсти, сидя на руке.
— Так разве не бывают ручные голуби, кроме как в Венеции? — сказал Павел Иваныч.—Вон, поезжайте в нашу Тамбовскую губернию, в Козлов, так там не только под ногами бегают, да на плечи садятся, а прямо от них отбою нет, так табунами и бродят, просто везде мешают...
— А я вам говорю, что это венецианские голуби, хотите пари?—горячился дядя.
— Хорошо, идет, на бутылку шампанского,—отвечал Павел Иваныч. Ударили по рукам, я рознял.
— А вот кто разрешит наш спор,— сказал дядя, указывая на венецианку в национальном костюме, подошедшую к голубям с большою корзиной. Мы приблизились в венецианке.
— Извините, эти голуби из Венеции?—спросил дядя, щеголяя чисто-флорентийским выговором.
— Нет, сударь, это бельгийские голуби, - отвечала венецианка по-французски.
— Как бельгийские?—оторопел дядя.—Но ведь вы венецианка?
— Нет, сударь, я бельгийка.
Дядя так отчаянно взмахнул руками, что все голуби разлетелись...
— Это ни на что не похоже обман, обман и обман на каждом шагу!—горячился он.— Вся эта выставка—один громадный обман, везде подделка, имитация, все рассчитано на зевак да badauts!...
— Ха, ха, ха!—заливался Павел Иваныч,—хороши венецианские голуби!... Да вы не сердитесь, почтеннейший может и в Венеции-то не итальянские голуби, а бельгийские, ха, ха, ха!...
— Ну, проиграл, так проиграл,—сказал дядя,—пойдемте распивать проигрыш...
Мы двинулись к кафе, помещавшемуся в игрушечном палаццо дожей, но не прошли нескольких шагов, как над ухом послышались хорошо знакомые крики: гондола, гондола!...
Мы оглянулись, около лестницы, ведущей куда-то вниз, стояли два гондольера в традиционных костюмах венецианских лодочников.
— Вот это уж настоящие гондольеры,— сказал я дяде, стараясь его утешить.
— Не доверяйте внешности—рассмеялся Павел Иваныч,—смотрите, не оказались бы бельгийцами!...
— Нет, нет, это несомненные венецианцы, слышите, как они выговаривают «gondоlа»: совсем с русским акцентом «гондола», так говорят только венецианцы, эти объитальянившиеся славяне.
— Как славяне? Венецианцы-славяне? — спросил Павел Иваныч, тараща глаза.
— А вы этого не знали? —с ноткой сострадания в голосе ответил дядя.—Конечно, славяне—венеты или, как иные историки называют их, венды, которых вытеснили с материка вестготы и заставили искать спасения в море.
Здесь, в лагуне, они построили себе домики на низменных островках, постепенно, со дна морского поднялась чудная царица морей— Венеция. Вы посмотрите на костюмы, ведь это славяне, ведь венецианки, - не те, которых мы видим в балетах, а настоящие, «венецианские» венецианки смотрятся русскими бабами в их сарафанах и кичках. Войдите в воскресенье в одну из узких улиц Венеции и вам покажется, что вы попали в праздничный день в русскую деревню... И в языке чувствуются славяне: слышите, как они кричат: «гондоля, гондоля»—ведь каждый итальянец скажет «gоndоlа», а эти выговаривають так по-итальянски, как какая-нибудь русская нянька, прожившая несколько лет с господами в Италии... Слышите: «гондоля, гондоля».
— Si, signorе, gоndоlа, gоndоlа!— подхватили гондольеры, снимая шляпы и указывая вниз по лестнице.
В конце лестницы виднелся действительно целый ряд гондол, которые, казалось, стояли на суше. Но когда мы спустились вниз, мы увидели, что гондолы стоят в узеньком канале, шириною в сажень и длиною саженей в пять. Гондольеры уговаривали нас прокатиться, но эта жалкая комедия, это катанье на игрушечных гондолах в ванне с водой, напущенной из водопроводных кранов, показалась нам до того смешной, что мы все расхохотались и со смехом ушли, сопровождаемые очень нелестными замечаниями гондольеров.
— И это они смеют называть Венецией?!— возмущался дядя. — Побробуй-ка мы устроить что-нибудь подобное, у нас, на русских выставках, как бы нас выругали! А здесь— ничего, господа европейцы гуляют, любуются и хвалят,—а все потому, что мы — варвары.
А. Хозарский.
Московский листок (большая политическая внепартийная газета) № 267, 24 сентября 1900 г.
Еще по теме
Современное состояние работ на Всемирной выставке в Париже
Парижская всемирная выставка 1900 г. Часть 1
Парижская всемирная выставка 1900 г. Часть 2
Россия на всемирной выставке в Париже. Часть 1
..............................................
На всемирной выставке (Письма из Парижа) - 8
На всемирной выставке (Письма из Парижа) - 9
На всемирной выставке (Письма из Парижа) - 10
|
