«Демократия» - нет более задерганного и истрепанного понятия (сентябрь 1917 г.) - 14 Октября 2017 - Дневник

Нет ни одного политического понятия, которое в бездонном послереволюционном море речей, воззваний и резолюций было бы так задергано и истрепано, как понятие «демократия». Это слово, со всеми его производными, стало излюбленным и одним из наиболее общеупотребительных.

Оно безжалостно терзает слух на митингах. Им пестрят газетные столбцы. Оно сделалось термином официальных актов, имеющих законодательный характер. Оно вошло в обиход казарменной речи. Оно проникло в крестьянскую деревню.

Но определенности содержания слова «демократия», не в смысле государственного устройства, а в смысле отграничения одних классов и слоев населения от других, не получилось и следа.

Все и везде говорят о демократии и демократизации, о демократических и не демократических организациях, партиях и группах и т. д. А по каким признакам проводится и должна проводиться грань, замыкающая демократию и отметающая от нее другие категории граждан,—на это не дадут ответа не только рабочие, солдаты и крестьяне, но не дадут его также и те, кто, не допуская и мысли, что они сами к демократии не принадлежат, в то же время считают себя ее руководителями и вдохновителями.

И эта неопределенность с яркостью отразилась на образовании совещания 12-го сентября. Устроители совещания, стремясь привлечь все организации, которые по их представлению суть организации демократические, не забыли даже союза школьных и съезда ротных фельдшеров. Видеть же в своей среде представителей союза врачей они не пожелали. Учительский союз ими приглашен, а союз профессоров высшей школы—нет. И подобные сопоставления можно делать без конца.

Под демократией, вообще говоря, разумеются народные массы, которым противополагаются граждане, или, вернее, категории граждан, занимающие в стране сравнительно более заметное и более или менее обособленное место,—или по происхождению, т. е. по сословной принадлежности, или по степени образования, или по материальному достатку, или по внешней культурности, или по роду занятий. Все эти признаки, однако, в условиях нашей современной действительности настолько представляются спорными и относительными, что на основании их решительно невозможно строить никаких подразделений.

Никто не станет отрицать, что социалист-революционер А. Ф. Керенский, социал-демократ Н. С. Чхеидзе, недавний министр труда М. И. Скобелев, принадлежат к русской демократии и являются ее признанными вождями. Никто и никогда их еще от народных масс, от демократии, не отметал и народным массам не противополагал. А, между тем, в справочнике Гос. Думы четвертого созыва, против фамилий двух первых в соответственной графе читаем: «дворянин», а против фамилии третьего: «купец 2-й гильдии».

Следовательно, принадлежность к высшему в государстве сословию, к сословию, так сказать, ультра-буржуазному, отнюдь еще не означает, что данное лицо не может считаться в рядах русской демократии.

В другой графе того же справочника против фамилий А. Ф. Керенского и М. И. Скобелева значится: «домовладелец», а против фамилии Н. С. Чхеидзе: «землевладелец».

Следовательно, и обладание недвижимостью так же точно никакого пятна на человека не налагает и не служит основанием отстранения «цензовиков» от общения с народными массами.

Дальше. Еще и при старом строе петроградские социал-демократы, всякий раз, при выборах в Государственную Думу, выставляли в Петрограде, как кандидатуру партийную, кандидатуру присяжного поверенного Н. Д. Соколова. Теперь он—сенатор. Но это ему нисколько не мешает быть в первых рядах и петроградских, и всероссийских демократических организаций.

Но, если так, то почему закрыты двери совещания для присяжных поверенных, принадлежащих не к социал-демократической, а к конституционно-демократической или к республиканско-демократической партиям, может быть, имеющих гораздо меньший материальный достаток и не обладающих ни земельным, ни домовладельческим цензами?

Нельзя предъявлять, само собою разумеется, особенно высоких интеллектуальных и культурных требований к таким из привлеченных на совещание представителям демократии, как ротные фельдшера или делегаты волжских судоходных служащих.

Но, например, В. М. Чернов, хотя он и называет себя «мужицким» министром, однако, всем известно, что он вовсе не «мужик», а образованный писатель и публицист, долгие годы проживший в культурной обстановке заграничной жизни и гораздо лучше знающий быт европейских городов, нежели быта русской деревни.

Слово «демократия» столько же употребляют, сколько им и злоупотребляют. Его производными пользуются, как средством углубить пропасть между классами населения, по линии различия социальных и политических воззрений. И нельзя не сказать, что в этом смысле они использованы умело, одинаково, как нелепая переделка другого иностранного слова в русскую бранную кличку «буржуй», или, как тоже обратившееся в брань, слово «цензовик».

Печатавшийся в газетах перечень приглашенных на совещание организаций, в связи с числом предоставленных организациям мест, в этом отношении дает блестящую иллюстрацию.

Земскому самоуправлению,—организации, имеющей полувековую историю и отныне, в точном смысле слова, народной — отдано 50 мест, а молодым кооперативным организациям—150. Городам, хотя они составляют, в сущности, лишь элемент земской организации, дано вдвое больше мест, чем земству.

Очевидно, производился подбор, чтобы отмести от «демократии» инакомыслящих, а если не отмести, то численно обезвредить,—и подбор тщательный. Откровенные большевики так прямо и посмотрели на вопрос. Они поспешили мобилизовать к совещанию партийные силы и даже вызвали неприглашенных единомышленников, дабы обеспечить победу своим воззрениям.

Ни от одной партии нельзя, само собою разумеется, отнимать права стремиться к достижению ее идеалов и устраивать междупартийные совещания с другими партиями, по их взаимному соглашению. Но суть вопроса о совещании 12 сентября, заключается не в этом.

Она заключается в том, что созывается якобы «всенародное» совещание, и не для того только, чтобы были вынесены никому не обязательные резолюции, а чтобы были вынесены решения исключительно большого государственного значения:

-«об организации такой власти, которая явилась бы непосредственной выразительницей воли широких слоев народа, опиралась бы на них и была перед ними ответственна»,

равно о создании

«формы ответственности власти перед органами демократии и формы взаимоотношений между ними и правительством».

Попросту говоря, задача совещания—пройти к власти путем образования парламента без выборов, перед которым Временное Правительство было бы ответственно. И к этому стремятся не только большевики. Только что цитированные слова заимствованы из резолюции меньшевиков, которые еще так недавно в Москве устами И. Г. Церетелли сознавались в бессилии сделать что-либо без тесного единения с теми, которых теперь даже выслушать не желают.

5-го сентября в московских газетах была напечатана резолюция совета кооперативных съездов, где в первом пункте говорилось:

«Всероссийское совещание должно быть общенациональным и должно быть созвано государственной властью; в нем должны быть представлены все слои населения».

Совет кооперативных съездов сумел подняться над профессионально-классовыми интересами и показал способность государственного понимания. Устроители же совещания, в лучшем случае, не ведают, что творят.

Люди с пеной у рта стоят за систему пропорционального представительства даже в местном самоуправлении. Когда они не уверены, что выборы дадут им большинство, они не находят слов, чтобы достаточно заклеймить систему, лишающую меньшинство хотя бы платонического права спорить и приводить свои аргументы. А вопросы, от которых зависит, в буквальном смысле, бытие родины,—те же люди собираются решать и решать властно, при заткнутых меньшинству устах. Чего здесь больше: подавившего разум сомнения или государственного невежества?..

Долго, долго еще будут неотступно стоять в памяти слова А. Ф. Керенского: