Всероссийское Демократическое совещание - отклики печати - 03 Октября 2017 - Дневник

"Временное Правительство, — или, по крайней мере, некоторые члены его: министр-председатель, министры военный и морской, правильно поняли значение демократического съезда и сочли своим долгом явиться на него".

Кто же не явился из членов правительства? В первую голову надо указать на отсутствие министра иностранных дел Терещенко. Это отсутствие не случайно. Правительство согласно „потолковать" на Демократическом Совещании о том и о сем, о собственной предусмотрительности, о „грехах" большевиков. Правительство, наконец, настолько „либерально", что согласно выслушать мнение Совещания насчет организации министерства.

Но министр иностранных дел отсутствует на Совещании, ибо иностранная политика решается „коалицией" русской и „союзной" буржуазии и изъемлется из ведения Совещания, большинство которого само не знает, какой оно хочет коалиции. Г. Терещенко, „свой человек" империалистской буржуазии, гордо охраняющий „заповедные пущи" тайной дипломатии, спокойно ждет конца „демократической" болтовни, чтоб невозбранно продолжать политику буржуазного разбоя.

Демократическое совещание
(Заседание 14 сентября)

ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Необычная жизнь кипит с раннего утра в старом здании Александринского театра.
Стены исконного храма русского театрального искусства, привыкшие видеть корифеев русской сцены, в этот день наполнены иными людьми, строителями новой жизни, новой России.

Широким и мощным потоком вливается волна делегатов в здание театра. Серьезные сосредоточенные лица, деловые вопросы, внимательная настороженность ко всему окружающему.

Все меньше и меньше свободных мест о зале, все сильнее и сильнее глухой шум сдержанных разговоров.

То здесь, то там вспыхивает страстный спор, но скоро смолкает, ибо все чувствуют великую ответственность перед Россией и революцией, все чувствуют, что слово Совещания будет иметь решающее значение для судеб страны.

Партер и сцена полны. Ложи также. В бывшей царской ложе появляются члены Правительства. Военный министр Верховский, морской Вердеревский, товарищи министров Салтыков, Чернышев, Малянтович, Гвоздев.

В дипломатической ложе несколько представителей посольств.

Но вот на сцену выходят Н. С. Чхеидзе и Н. Д. Авксентьев и занимают места за столом президиума.

Речь Н. С. Чхеидзе, сказанная в прямых и определенных тонах, сразу включает два крайних крыла русской общественности, взаимно питающих друг друга, стремящихся столкнуть демократию либо в объятия империализма, либо в пропасть анархии.

И дополняя первую речь, выступает Н. Д. Авксентьев, говорящий не только о победах, но и поражениях революции.

Зал чутко слушает обоих ораторов, живых символов двух величайших организаций демократии.

Но все ждут иного, все ждут выступления Керенского, все ждут, что глава Российской Республики, поклявшийся в верности демократии еще тогда, когда на улицах Петрограда не стихли отзвуки последней схватки с царизмом, ответил точно и ясно на все недоуменные вопросы последнего времени.

Да, вопросы были, темные и мучительные, ибо для очень и очень многих Керенский — это символ, это воплощение жизненности русской революции.

И когда его характерная фигура, в ответ на приглашение председателя, предоставившего слово министру-председателю, появилась у барьера ложи, последовала бурная овация.
Аплодировал почти весь зал и только немногочисленные группы большевиков холодно и спокойно наблюдали овацию.

Официальным приветствием от имени Вр. Правительства начал свою речь А. Ф. Керенский, но вскоре не выдержал официального тона и сделал попытку говорить, как свой среди своих.
В ответ на это бурные одобрения одних и страстные протесты других.

И так всю речь. Под беспрестанные протесты и одобрения, при постоянных криках с мест, министр-председатель, но вместе с тем и представитель революционной демократии говорил перед всей организованной демократией России, стремился найти с ней живую и неразрывную связь.

Не первый раз А. Ф. Керенский говорит перед лицом демократии, не первый раз со всем пафосом и страстью, ему присущими, он отражал удары и справа и слева.

Но на вчерашнем выступлении звучали иные ноты и когда вслушиваешься в его речь, то чувствуется что-то другое, иногда чужое.

Вождь демократии неуязвим тогда, когда ни одна нить, связывающая его с ней не порвана, когда для всех, для всего мира ясна эта кровавая связь, когда не надо ее скрывать, когда не надо бояться родства и зависимости с теми, от кого зависит в конечном итоге судьба страны.
Вот именно этого не было подчеркнуто в речи А. Ф. Керенского.

Если моментами забывалось, что говорит министр-председатель, то в другие минуты А. Ф. Керенский начинал говорить языком, демократии чуждым.

И все-таки громадное большинство собрания почувствовало всю тяжесть того креста, креста власти, которую взвалила история на плечи А. Ф. Керенского.

И другое поняло собрание. Оно поняло, что измены, предательства нет и быть не может. Собрание ощутило великую силу любви и преданности революции главы Российской Республики.

Та овация, которую устроило большинство делегатов А. Ф. Керенскому, та страстная поддержка, те живые отклики, которые вызывали отдельные места его речи, ясно показывают, что сердца многих и многих делегатов бьются в унисон с сердцем министра-председателя и что нет разрыва между главой Российской республики и теми, кто эту республику создал упорной борьбой, кровавыми жертвами.

После Керенского Верховский. В его речи было мало политики, но одно место, где военный министр сообщил об отвергнутых нашими союзниками предложениях сепаратного мира, вызвало общее одобрение всего зала.

Короткий перерыв, потом выступления товарищей Чернова, Каменева, Богданова, Церетелли.
Осторожно и сдержанно говорил официальный оратор большевиков. Тщательно устранив все элементы личных нападок на Керенского, тов. Каменев всю силу своей речи сконцентрировал на характеристике результатов политики коалиционных правительств и «личном» режиме.

И заключительным аккордом на совещаний прозвучала спокойная речь Церетелли, так убедительно, ясно и просто, предостерегавшего демократию от преждевременных решений.

Первый день кончился.

Сегодня фракции и группы будут принимать окончательные решения.

А затем организованная демократия должна будет сказать свое последнее слово о судьбе России.

(И. Ц. И. К.).

Благоглупости оборонцев

„Рабочая Газета" пишет:

„К сожалению, ни в выступлении Керенского, ни в выступлении военного министра не было ответа на вопрос, который больше всего волновал собрание, на вопрос об организации власти. Но выступления обоих министров во всяком случае свидетельствовали о том, что для них настоящее

Совещание не есть просто „частное собрание", и что они отдают себе ясный отчет, какое значение будут иметь его результаты для ближайшего хода революции".

Итак, министры не дали ответа „на вопрос, который больше всего волновал собрание". „Раб. Газета" выражается очень осторожно; но ведь всем известно, что вопрос об организации власти не только больше всего волнует (!!) собрание, но что для этого вопроса специально и созвано Совещание. И вот гг. министры, разрешая волнующимся оборонцам говорить о власти и даже снисходя до выслушивания их, сами об „этом вопросе" не разговаривают и никакого ответа не дают.

Яснее ясного, что гг. министры ведут себя так потому, что по их мнению Совещание не вправе требовать от них ответа на этот вопрос. Яснее ясного, что гг. министры не считают нужным разговаривать о власти с Совещанием, ибо, в их глазах, оно не может претендовать на власть. Ибо оно частное собрание.

Но, неспособные к борьбе с империалистской диктатурой, оборонцы находятся в столь беспомощном положении, что им приходится утверждать, будто дважды два не четыре, а стеариновая свеча. И из поведения министров, о котором они „сожалеют", взволнованные оборонцы делают неожиданный вывод: „министры признали, что перед нами не частное собрание".

Неужели же вожди м.-к. и с.-р. не поймут, что все дело в том, чтобы Совещание само признало себя не частным, а „государственным" Совещанием, а вовсе не в том, чтоб Правительство выдало ему этот патент.

В тумане

Самым ярким моментом на демократическом совещании в Петрограде должна была бы быть речь Керенского. Была ли она таковой? Нет. От нее ожидали ответа по двум пунктам:

1) Правда о корниловском выступлении,

2) как должно сорганизоваться в ближайшем будущем наше правительство?

По второму вопросу министр - председатель не сказал на слова. По первому пункту вся его речь представила собою... фигуру умолчания. Если история мидян, по словам горбуновского учителя, темна и непонятна, то еще более темна и непонятна корниловская история в изложении Керенского.

По его словам, он ее вскрыл и уничтожил. О готовившемся военном перевороте он знал задолго до событий. Этому перевороту предшествовала гнусная неприличная травля его, Керенского, как справа (?), так и слева. Перед московским совещанием ему были поставлены кем-то какие-то ультимативные требования. Какие же? К какому-то виднейшему московскому общественному деятелю являлся бывший (?) общественный деятель и заявил, что впредь никакие перемены в правительстве без согласия Ставки недопустимы.

Кто эти деятели? Какой-то свидетель может подтвердить, как Львов говорил с Керенским, — как возвратившийся посланец или как человек, ошарашенный внезапным предъявлением ультиматума (какого?).

Вот все главное, что мы узнаем о корниловской эпопее. Одно из двух: или газеты переврали речь Керенского до неузнаваемости, или Керенский настолько был взволнован, что выражался весьма неясно. Казалось бы, он должен был явиться во всеоружии документов и свидетельских показании, но мы не слышали ни одного имени, ни одной ссылки на какой бы то ни было документ.

Можно быть мечтателем и фантазером, но в серьезные моменты не мешало бы спускаться поближе к земле.

Во второй половине своей речи Керенский проклинал не хуже протодьякона в неделю православия, это было хорошо и красноречиво, но очень жаль, что, в конце концов, он предложил проклясть себя самого, если он подпишет хоть один смертный приговор, как верховный главнокомандующий.

Тогда скажите, зачем нужно было вводить смертную казнь? Или это все одни только фразы?
Все это очень несерьезно.

О.
"Московские Ведомости", № 204, 17 (30) сент. 1917 г.

Большевистский груз

„Воля Народа" пишет по поводу резолюции Ц. К-та партии с.-р.

„Формулировка, признающая необходимость коалиции, но заключающая условия, заранее делающие ее неосуществимой, формулировка, тип которой можно видеть в резолюции Ц. К. нашей партии, является плохо прикрытой капитуляцией перед большевизмом. В ней чисто большевистский груз провозится под якобы антибольшевистским флагом.

У ее авторов просто не хватило идейного мужества, чтобы открыто заявить себя солидарными со сторонниками Ленина. У них не хватило также политической дальновидности".

Замечание насчет „анти-большевистского флага", выкидываемого, чтобы прикрывать „большевистский груз",— вполне справедливо. Именно по этому рецепту поступает и сегодня „Дело Народа", заявляющее:

„Желанный результат будет достигнут, если Совещанию сразу же будет придан строго деловой характер, если оно решительно откажется от той позиции, которая, по-видимому, будет навязываться ему большевиками и иже с ними.

Это — позиция органа, только контролирующего власть, органа надзора. Таковая позиция должна быть признана вредной и гибельной для того огромного дела, для которого созвано Совещание".

„Дело Народа" хочет расширить функции Совещания за счет полномочий правительства, но боится, что ему бросят упрек в большевизме. Ведь большевики ясно сказали, что нынешнюю „диктаторию" нужно ликвидировать.

И „Дело Народа" спешно выкидывает „антибольшевистский" флаг и не стесняется изобретать для этого случая какую-то никому неведомую „позицию большевизма".

Будет вам хитрить граждане, сидящие на двух стульях! Думаете вы хитростями запутать рабочих и солдат, а на деле только сами постыдно и позорно запутываетесь!

Только дело!

ПЕТРОГРАД, 13 (26 сентября)

Революционная демократия крупных городов и промышленных центров почти закончила процесс своего «полевения». По крайней мере, в вопросе об организации власти как будто наметилась определенная линия, почти исключающая всякую возможность сотрудничества с буржуазными классами.

Этот переворот в политическом умонастроении, главным образом, революционного пролетариата произошел решительно и быстро и протекал бурно на общем фоне корниловщины.

Теперь лишь остается ожидать реализации того словесного и писанного материала, который накопили в сокровищнице революции за последний месяц.

Это должно произойти в ближайшем будущем на демократическом парламенте, который выявит всю политическую мудрость и творческие способности революционной демократии.

Какой значительный момент наступает в истории русской и мировой революции!

Какие сравнения и параллели, естественно, напрашиваются, как только вспомнишь о последних событиях, начиная с московского совещания!

«Там» были собраны «живые силы» всей страны для разрешения кризиса власти и выработки какого-то социально-политического курса государственного корабля, и «там» же получила свое завершение корниловщина, подписан был контракт между контрреволюционной буржуазией и реакционной военщиной.

Московское совещание родило открытое восстание против революции.

И первая карта контрреволюции была бита.

Тогда в недрах революционной демократии, сплотившейся на почве борьбы с корниловщиной, быстро стало расти и оформилось течение в пользу единой, демократической власти, и мобилизация ее сил сделала естественным созыв петроградского совещания демократических сил.

Окажутся ли эти силы «живыми» и действенными? Оправдают ли они возлагаемые на них, ходом русской революция, надежды и ответственность? Вот вопросы, в которые закована судьба революции.

Ведь, если «то» совещание дало восстание контрреволюции,то «это»—должно в высокой степени укрепить революцию.

И это самоочевидно, что, если силы революции, в своем проявлении, окажутся столь же слабыми, как и силы корниловщины, то карта революционной демократии будет столь же беспощадно бита, в свою очередь.

Эти простые соображения обязуют участников совещания к величавшей ответственности за каждый предпринимаемый шаг, за каждое слово.

Пусть они твердо помнят, что предстоящее совещание—не обычное заседание Советов или даже Съезда их, где так понятны и естественны и революционное словоговорение, и безбрежная ширь лозунгов, требований и призывов.

«Здесь не думския речи министров,—
Не слова здесь нужны, — а дела!»

Поэтому—великий долг социалистов-революционеров, сильнейшего отряда революционной демократии—придать совещанию исключительную революционную деловитость.

Каждое слово социалиста-революционера—да будет делом! И каждое дело — новым камнем в построении революционного порядка.

И мы обращаем внимание участников совещания на ту опасность раскола внутри самой демократии, которая может вылиться в определенных формах, не предусмотренных сложившимся левым течением большевистских тонов.

Не надо закрывать глаза на то, что Петроград и Москва далеко не охватывают демократии всей России. В провинции, и особенно в деревнях, революцию мыслят в ее конкретных проявлениях, а не в революционных выкриках. И эта часть совещания под угрозой раскола может потребовать прекращения того обмана и издевательства над революцией, над пролетариатом и трудовым крестьянством, которое такой широкой волной прокатилось по крупным центрам и которое так широко практикуется ожившими Зиновьевыми и Ленинами.

Поэтому теперь наступает момент дать сражение демагогии, грозящей погубить самую революцию. Это сражение должно разыграться на почве революционной, но деловой; надо анархо-большевиков и их приспешников заставить спуститься обеими ногами на реальную почву — там, где они бессильны; надо требовать от них делового раскрытия их демагогических выкриков, чтобы обнаружить их пустоту и революционную бессодержательность; и надо, вместе с тем, развивать свою деловую линию, которая объединит революционную демократию города и деревни, т. е. подавляющее большинство совещания.

Если этого не будет достигнуто, то все совещание неизбежно превратится в «великий диспут», который так же неизбежно родит новую «корниловщину»—и из тех слоев, откуда ея менее всего ожидают.

Дело народа 1917, № 153 (13 сент.).

Еще по теме:

Всероссийское Демократическое совещание (Первый день—14 сентября 1917 г.)

Всероссийское Демократическое совещание (Первый день—14 сентября 1917 г.) - продолжение

Всероссийское Демократическое совещание - отклики печати

Всероссийское Демократическое совещание (Второй день—16 сентября)

Всероссийское Демократическое совещание (Третий день—17 сентября)

Всероссийское Демократическое совещание (Четвертый день—18 сентября)

Всероссийское Демократическое совещание (20 сентября)

Всероссийское Демократическое совещание и армия

Всероссийское Демократическое совещание. Закрытие (21 сентября 1917 г.)

Всероссийское Демократическое совещание. Итоги