Начало:
Дело Бейлиса. Хроника судебного разбирательства. Часть 1. 25 сентября 1913 г.

Дело Бейлиса.

30 сентября

КИЕВ. При более, чем двухчасовом, незаконченном по случае назначенного в час дня выезда суда для осмотра места, допросе студент Голубев рассказывая о своему двукратном осмотре местности, показывает, что в заборе между усадьбами Зайцева и Марра со стороны завода были поломаны доски, образуя  отверстия, в которые свободно мог пробраться человек. Затем доски были забиты, что было видно по новым гвоздям. Между усадьбами Марра и Бернара забор идет оврагом, образуя под собой свободный проход. Свои соображения по этому поводу свидетель сообщил Мищуку. При поверхностном осмотре усадьбы Зайцева свидетель видел в заборе, отделявшем усадьбу Захарченко, где жила Чеберяк, от усадьбы Зайцева, открытую калитку. Лазеек же не заметил. Переходя к предпринятым им по собственной инициативе розыскам, свидетель показывает, что при опросе мальчиков в Юрковице Женя Чеберяк сообщил, что 12 марта Андрюша был у него и утром они вместе отправились на луг, вернулись на Юрковицкую улицу, зашли к Чеберякам, где Андрюша снял пальто, и пошли в лавку за салом. Затем Андрюша исчез. Впоследствии, когда свидетель пытался выяснить дальнейшее, Женя ничего не говорил и убежал. Из разговоров с Людмилой Чеберяк, происходивших после смерти Жени, свидетель узнал, что дети с Женей и Андрюшей ходили кататься на мяло, по вышедший Мендель спугнул их, и все убежали. Ющинский побежал вниз от заводской усадьбы, и за ним погнался Мендель.

В качестве очевидца в момент нахождения трупа свидетель ничего рассказать не может. Из рассказов Наталии Ющинской свидетелю известно, что мать Андрея получила из Херсона письмо за подписью "Христианин", с сообщением, что автор видел мальчика, которого вели два еврея. Письмо представлено было начальнику сыскной полиции, который смял его и бросил. Выясняя знакомых Андрюши, свидетель узнал, что Андрюша общался с жидами. Свидетель подчеркивает, что по его сведениям, до убийства Бейлис гонял детей, а после убийства стал относиться мягче и даже угощал конфетами. Арест Менделя произвел большое впечатление в Юрковице. Одни говорили: "вот докопались", а другие говорили: „не обошлось без Чеберячки". Но ничего определенного свидетель добиться не мог. Народ был запуган. Свидетель помнит еще, что при вскрытии трупа в анатомическом покое в народе возникли подозрения против евреев.

Свидетель категорически утверждает, что о-во "Двуглавый Орел" прокламаций не распространяло; вообще же, если бы прокламации исходили от монархических организаций, свидетелю было бы это известно. Экземпляр прокламации, гектографированной, свидетель получил на другой день после похорон; содержания не помнит. Далее выясняется, что свидетель слыхал, что к Бейлису приезжали евреи Ландау и Этингер. Свидетель слыхал, что Бейлис пользуется большим уважением, ибо происходит из рода цадиков. Со слов тетки покойного, показывает, что Андрюша очень любил отца. Смутно помнит, что передавали, будто Шнеерсон обещал показать отца. Касаясь позднейшего расследования, свидетель показывает, что Добжанский хвастал, что знает от Марголина, что убийство совершено в дом Чеберяк. Показания некоторых свидетелей, в том числе Шаховских, по сведениям Голубева, изменяются под влиянием угроз: «кто будет показывать против Бейлиса, тому будет плохо».

Заняться энергичным расследованием свидетеля побудило то обстоятельство, что, познакомившись в связи загадочным преступлением с книгой Лютостанского и других авторов о ритуальных убийствах, убедившись в существовании ритуальных убийств и будучи безусловно уверен, что цадики и хассиды употребляют кровь христиан, свидетель полагал, что долг каждого русского гражданина содействовать раскрытию преступления, тем более, что полицейские власти мешали раскрытию истины и лишь со стороны судебных властей в этом отношении препятствий не встречалось. Ряд показаний Голубева по ходатайству сторон, заносится в протокол. Перед перерывом оглашается протокол осмотра местности.

Во втором часу дня к зданию суда подаются экипажи для выезда на места для осмотра. Это привлекает толпы любопытных. Конные городовые поддерживают порядок. В час 30 мин., по распоряжению председателя, на место осмотра отправляют в сопровождении шести конвойных в тюремной карете Бейлиса; через четверть часа кортеж в 25 экипажей, под охраной конной полиции, направляется на место осмотра. В 2 часа 10 мин. под проливным дождем прибывают в дом, где жила в верхнем этаже Вера Чеберяк, а в нижнем Малицкая.

Отсюда пешком все направляются на Нагорную улицу, мимо дома, где жили до переезда в слободку Приходьки. Устанавливается место, где Шаховский видел 12 марта Андрюшу с Женей. Осматривается дыра в заборе, ведущая на Нагорную улицу из усадьбы Захарченко, где жила Чеберяк. Допрашиваются свидетели Голубев, Наконечный, Вышинский, Добжанский и другие. Суд снова возвращается для осмотра квартир Чеберяк и Малицкой. Печать, за недостатком места, в квартиры не допускается.

В квартире Чеберяк член суда Юркевич с несколькими лицами производит примерные крики и шум; остальная часть суда слушает в квартире Малицкой. Осматривается забор, отграничивающий усадьбу Захарченко от завода Зайцева. Свидетели Наконечный и Добжанский удостоверяют, что новый забор поставлен осенью 1910 г. Шаховский же утверждает, что забор поставлен после убийства Ющинского.

Суд направляется на завод Зайцева, осматривает квартиру Бейлиса и место, где сгорели конюшни и квартира жены Бейлиса. Постройки ныне возобновлены. Осматривается место излюбленного детьми мяла. Карабчевский обращает внимание, что это место лежит рядом с забором, граничащим с улицей.

Пещера, где было обнаружено тело Андрея Ющинского

Проходят далее дорогой от квартиры Чеберяк к пещере; здесь же печник Ященко устанавливает  место у канавы, где встретил 12 марта неизвестного человека. Наконец, все по очереди, в сопровождении человека с фонарем, спускаются в пещеру, где обнаружен труп Андрюши. По ходатайству старшины присяжных, осматривается находящаяся в 20 минутах ходьбы от пещеры поляна на которой Шаховская беседовала с Волкивной. В заключение осматривается забор между усадьбами Зайцева и Марра, о котором давал показания в утреннем заседании Голубев. Он дает объяснения сторонам и присяжным.

Около 6 ч. 30 м. вечера кортеж возвращается в город.

Отклоняется ходатайство Зарудного о вызове, в связи с показаниями Голубева относительно прокламаций на похоронах, некоего Павловича, а также об истребовании от Ященки экземпляра прокламации и об оглашении письма за подписью "Христианин".

Возобновляется допрос Голубева. Отвечая Грузенбергу, свидетель припоминает, что при первом разговоре Женя Чеберяк, кажется, говорил, что Андрюша 12 марта после прогулки и захождения в лавку отправился в училище. Отвечая прокурору, показывает, что при первом разговоре Женя говорил не всю правду. На вопрос Шмакова свидетель вспоминает, что неизвестный мальчик рассказывал, что видел Андрюшу с двумя евреями, старым и молодым. Отвечая Грузенбергу, свидетель поправляется: речь шла не об Андрюше, а о гимназисте в Черном пальто. На новый вопрос Шмакова Голубев сообщает, что у учеников духовного училища черные пальто и гербы. Пред­седатель находит не относящимися к делу вопросы Зарудного о Павловиче, ибо Павлович свидетелем не вызывается и суд впервые услышал о нем от Голубева. Карабчевский указывает, что защита просила вызвать Павлонича свидетелем, поэтому странно говорить, относится ли вопрос к делу или нет.  Председатель призывает к порядку.

1 октября 1913 г.

Допрашивается Захарова, по прозвищу Волкивна. Ничего по делу не знает. В усадьбу Зайцева не ходила. Ульяне Шаховской, будучи выпивши, быть может, что и сболтнула—не помнит. Мальчика Калюжного не знает. При очной ставке Калюжный утверждает, что присутствовал при разговоре на поляне Волкивны с Шаховской. Шаховская утверждает, что Волкивна не говорила, что Андрюшу потащил в усадьбу Зайцева мужчина с черной бородой.

Старший чиновник особых поручений при киевском генерал-губернаторе Мердер, заведывающий еврейскими делами, сообщает, что 30 октября к генерал-губернатору поступило ходатайство об открытии только что выстроенной богадельни на усадьбе Зайцева, молельни и столовой — в комнате, оказавшейся свободной. Это возбудило сомнение: в новом специальном здании лишняя столовая. Прибыв на место, Мердер убедился, что в богадельне проживает 20 евреев, для коих столовая помещается в достаточно просторном коридоре; помещение же, будто предназначавшееся для столовой, рассчитано на 100 человек. Ясно было видно, что выстроена синагога, ибо устроены хоры, совершенно ненужные в столовой, имеется заглубление в пол-аршина над поднятым полом и ниша; здание в два света; нижние окна две сажени высотой и над ними окна с закруглениями и рисунками печати Соломона; постройка на отдельном фундаменте от 6огадельни и с отдельной от нее крышей. Закладка произведена 7 марта 1911 г.; работали русские рабочие, сказавшие свидетелю, что строится молельня. Богадельня содержится на доходы с завода Зайцева. Генерал-губернатором открытие молельни не было разрешено. Мердер передает суду план постройки, который предъявляется присяжным и сторонам. Усадьбы Марра и Зайцева недавно разгорожены; прежде было все вместе. Марр не еврей. Когда свидетель уходил с завода, сопровождавший его пристав сообщил, что на усадьбе Зайцева жили два цадика, Эттингер и Ландау. Отвечая Грузенбергу, свидетель не может указать, когда Эттингер и Ландау уехал за границу.

Архимандрит Почаевской лавры Автоном состоявший ранее при монастыре в Саратове, рассказывает, что ему известны случаи замучивания в прошлом евреями христианских детей, указывает, в числе жертв евреев мученика Гавриила и предъявляет документы относительно двух случаев убийства в XVIII веке, ходатайство о приобщении которых к делу поддерживают представители гражданской истицы. Против приобщения—прокурор. В прениях о приобщении Карабчевский заявляет, что не знает этих документов. Председатель замечает, что свидетель говорил о них. Карабчевский возражает: «Мало ли что говорил». Замысловский протестует, усматривая в словах Карабчевского неуважение к духовной особе. Опрошенный об отношении евреев к христианам, свидетель заявляет, что если бы земля раскрыла свое дно, то нашли бы много костей тех, кого замучили евреи. Свидетель показывает, что он по происхождению еврей принял крещение десяти лет от роду и в детстве помнит предупреждения старших остерегаться евреев.

На вопросы, преимущественно со стороны прокурора и гражданских истцов, Шнеерсон сообщает, что торговал сеном недалеко от завода, в дом Добжанского. Ходил к Бейлису столоваться. Об у6ийстве Ющинского и обнаружении трупа узнал из газет. Брат свидетеля содержит хедер. Родственник - казенный раввин, отец—резник. Приписан свидетель к Любавичам, Могилевской губ. Знаменитого цадика Шнеерсона в Любавичах не знает. О хассидах не имеет понятия. Не знает также, что род Шнеерсонов дал ряд известных цадиков. Знает евреев, служащих на заводе, Андрюши, Жени и других мальчиков не знает, не обращал на них внимания. К заводу никогда не ходил. Коров в 1911 г. Бейлис не держал; молоко покупали. Ныне свидетель ничем не занимается; прописан в качестве переплетчика.    

Производится очная ставка Добжанскому и Голубеву. Добжанский впервые увидел Голубева недалеко от пещеры, где пил водку с товарищем Антоновым. К ним подошел осматривавший местность с другим студентом Голубев, и они разговорились об Ющинском. Антонов сказал, что не евреи убили; лежал убитый три дня завернутым в ковре у Чеберяк. Марголина Добжанский не знает. Голубев категорически утверждает, что Добжавский сказал: "Бейлис мой друг, и я главный свидетель по делу. Бейлиса не осудить — сам Марголин сказал", и говорит, что Шаховский уже изменил показания.

Дубовик показывает, что следователь забрал квитанционныя книжки, из которых видно, что вывозка кирпича в 1911 г. из нижних печей началась 4 марта. Отправка кирпича производилась и в субботу 12 марта. Еврейские праздники не праздновались. Рабочие проживали в подвале, под квартирой Бейлиса. Замысловский обращает внимание на даты, приведенные Дубовиком: 4 марта началась работа нижних печей, 7 марта явился Бобровский, 10 марта начали в нижних печах работать киевские рабочие.

Оглашается справка о прописке Шнеерсона 12 марта в доме  № 63 по Кирилловской улице.

Борух Зайцев, внук Ионы Зайцева, владеющего усадьбой, показывает, что по духовному завещанию должны принадлежать еврейской хирургической лечебнице богадельня и столовая, построенные наследниками в память деда. Родственники свидетеля Эттингер и Ландау (?). Эттингер, проживающий в Галиции, приезжал в Киев в январе. Спрошенный о цадиках и хассидах, свидетель заявляет, что глубоко равнодушен к этим вопросам. Свидетель не отрицает, что Бейлис ездил печь мацу в имение покойного деда. Семьи Бейлиса свидетель не знает. В больнице помощь оказывается так же и христианам.

Суд отклоняет ходатайство о приобщении к делу документов, представленных архимандритом Автономом.

Дворник на заводе Зайцева Папчук показывает, что дети часто катались на заводе иа мялах, и, когда Бейлис крикнет, они убегали. При перекрестном допросе показывает что на заводе жили из евреев управляющий Дубовик и Бейлис, к которому часто приходил Шнеерсон. Бороды у Шнеерсона нет. Работал также шорник Берко Гулько. В марте кирпич на заводе не вырабатывался, лишь вывозили собственными средствами раньше заготовленный для постройки в усадьбе 6огодельни. Бейлис с раннего утра отпускал кирпич и всегда стоял у конторки. Новый забор восстановлен в 1910 году, когда земля обваливалась. Под забор можно было пролезть. Свидетель утверждает, что 12 марта были рабочие на заводе, например, Омельяновский.

Защита ходатайствует об оглашении накладных по вывозке кирпича. Прокурор полагает, что нельзя оглашать протокол осмотра накладных, ибо в виду печатания стенографических и других отчетов последующие свидетели узнают содержание накладных. Грузенберг, указывая, что дело слушается при открытых дверях, находит недопустимым и ссылки на печать; суду важно выяснить истину, не обращая внимания на то, что напечатают газеты. По постановлению суда, оглашение накладных отлагается до окончания опроса свидетелей.

Шорник Берко Гулько, отвечая на вопросы сторон, сообщает, что работал  у Зайцева в январе и первой половине февраля 1911 г. собственными инструментами, которые взял по уходе с завода. Вторично поступил в апреле и ушел в мае, и так как обещали через три дня дать работу, на заводе оставил инструменты, тем 6олее, что у другого хозяина были инструменты. Оставленные Гулькой четыре швайки взяты затем при обыске. Предъявляются швайки. Гулько признает их за свои. Гражданские истцы устанавливают, что Гулько на заводе не ночевал; уходя по пятницам вечером, оставлял инструменты и возвращался на работу лишь в воскресенье. На очной ставке Папчука с Гулькой первый устанавливает, что Гулько переведен в помещение на Кирилловской улице на территории завода в феврале; второй настаивает, что в феврале наверху, где помещались сгоревшие конюшни, не работал.

Оглашаются показания на предварительном следствии Казаченко, в главнейших чертах изложенных в обвинительном акте. Казаченко, между прочим, показывал, что стрихнин для отравления вредных для Бейлиса свидетелей Казаченко достанет в больнице завода (?).

Оглашаются письма Бейлиса. В первой записке подсудимый спрашивал о здоровье жены и детей и писал, что страдает безвинно. Второе письмо, по словам подсудимого, написано Пухальским. Подсудимый подписал его, не читая. Подсудимый утверждает, что при фонарщике Лягушке у него с Казаченко разговора не было. Прокурор и гражданские истцы обращают внимание присяжных на слова Бейлиса в письме: "Если бы не этот человек (речь идет о Казаченко), я бы пропал". Прокурор подчеркивает условные знаки в виде нулей и крестов для осведомления подсудимого о положении дела. Грузенберг просит присяжных запомнить, что прокурор, приводя письмо Бейлиса, не прочитал фразы:

"Страдаю безвинно... За что мучают? Ведь, знаете, я не вор, не разбойник и никого не обидел?.. Похлопочите об освобождении".

Оглашаются показания на предварительном следствии Пухальского, также сидевшего в тюрьме с Бейлисом, которому последней рассказывал, что сидит невинно. По показанию Пухальского, Бейлис и Казаченко были в дружеских отношениях и часто беседовали. Письмо написано Пухальским по просьбе Бейлиса.

В конце заседания допрашиваются помощник начальника тюрьмы Крупский и бывший тюремный надзиратель Омельяновский, выясняющие, что письмо Бейлиса, отобранное у Казаченки, было передано переодетым надзирателем жене Бейлиса с ведома начальства. снявшего копию письма для сообщения следователю.

Быковец, служивший конюхом на заводе с 14 апреля и допрашиваемый преимущественно о пожаре, показывает, что жена Бейлиса переселилась в помещение конюшни недели через 2 после ареста мужа. Пожар произошел около 8 ч. вечера. Известить свидетеля приезжал ребенок Бейлиса. Свидетель удостоверяет, что пожар начался снизу, снаружи, со стороны оврага, куда выходят заложенные досками ворота. Причины пожара не знает.

Плотник Алексеев, работавший на заводе, показывает, что во время обнаружения трупа жил внизу, под квартирой Бейлиса. Там же жил дворник. Когда приехали киевские рабочие, переселился в казарму. Прокурор обращает внимание на противоречия в показаниях свидетеля на предварительном и судебном следствиях.

Заславский, служивший на заводе с октября 1910 г., показывает, что был управляющим по производству кирпича, Дубовик по продаже, Бейлис по отправке. У него помощником был Чернобыльский, приехавший на завод кажется, до 12 марта и имевший квартиру в городе. На вопрос старшины свидетель удостоверяет, что шорники на заводе работали своими инструментами.

Допрошенный в связи с вчерашним осмотром места пристав Вышинский показывает, что вид местности в усадьбе Бернара изменился; частью вырублены кусты и деревья. Кто производил порубку, неизвестно.

О начавшемся 25 сентября процессе Бейлиса-Юшинского А. И. Куприн сказал сотруднику "Б. В." следующее:
«Я за ним слежу и очень интересуюсь каждой строкой, имеющей какое-либо отношение к выяснению истины в этом кошмарном процессе. Меня поражает только одно: для всякого ясно, что в этом деле закулисная темная сила сыграла какую-то роль.
Все погромы начинала пьяная, темная, хулиганская масса, поддерживаемая извне. Людей всегда толкали в эту кровавую подлость, одних— природная кровожадность, других — корысть, третьих —жалкий служебный карьеризм, а всех вместе — полнейшая безнаказанность. Всегда нужен был лишь предлог, чтобы зажечь среди черни разнузданную пьяную ненависть, будь это ложно понятый патриотизм или игра на религиозных чувствах.
Конечно, непростительно, но вполне понятно, если пустую, глупую легенду ритуальных убийств повторяет городовой или крючник, но когда с пеной у рта защищают присяжные поверенные или интеллигентные члены Гос. Думы, то не находишь имени такому поступку: тут либо сознательная подлость, либо расовая ненависть, дошедшая до безумия.

Еще по теме:
Дело Бейлиса. Хроника судебного разбирательства. Часть 1. 25 сентября 1913 г.
Дело Бейлиса. Хроника судебного разбирательства. Часть 2. 26 сентября 1913 г.
Дело Бейлиса. Хроника судебного разбирательства. Часть 3. 27 сентября 1913 г.
Дело Бейлиса. Хроника судебного разбирательства. Часть 4. 28-29 сентября 1913 г.
Дело Бейлиса. Хроника судебного разбирательства. Часть 5. 30 сентября-1 октября 1913 г.
Дело Бейлиса. Хроника судебного разбирательства. Часть 6. 2 октября 1913 г.
Дело Бейлиса. Хроника судебного разбирательства. Часть 7. 2-3 октября 1913 г.