Война. Вооружение прусского ландвера

Вести о войне между Германией и Францией

— «Independance Belge» делает следующий обзор последних движений немецких армий:

«После битв 14, 16 и 18 августа, германские армии двинулись вперед по всем дорогам, ведущим из Тионвилля, Меца и Нанси в Шалон и Париж. Правое крыло их, под начальством генерала Штейнмеца, распространилось вдоль бельгийской границы и железной дороги, соединяющей Тионвилль с Лонгюйоном и Монмеди с Седаном.

Далее к югу, корпус принца саксонского двинулся вперед через Этен и Варенн, потерпев неудачу при нападении на Верден. Главная армия, предводимая самим королем, выступив из Понт-а-Муссона, подвигалась вперед постепенно, через С.-Мигиель, Коммерси, Бар-ле-Дюк, С.-Дизье, Витри и Шалон. Наконец, на левом фланге, войска наследного принца прошли через Вокулер, к юго-западу от Туля, Гондрекур, Жуанвиль на Марне, Дулеван и Бриен-ле-Шато в Обской долине, отклонившись в дальнейшем движении своем несколько к северо-западу.

Таким образом против Парижа направилось несколько германских армий, а не одна армия наследного принца, как уверяли парижские газеты. Они двигаются параллельно железной дороге, идущей из Эпернэ в Реймс, Ретель и Мезьер, от бельгийской границы и арденнской дороги до обской равнины.

Уклонение к Шалону, обнаружившееся в последних движениях левого крыла, служит доказательством верности стратегических соображений прусских генералов, не разрознивших ни на одну минуту своих сил. Принужденные изменить первоначальное движение, вследствие отступления из Шалона маршала Мак-Магона, прусские генералы изменили общее движение своих армий и не дали французам возможности разъединить их и разбить по частям.

Что побудило герцога Маджентского выступить из шалонского лагеря—это нелегко было определить с первого раза, потому что в Шалоне французская армия расположена была в настоящем укрепленном лагере, прикрывая Париж и имея возможность отступить, в случае поражения, к двум укрепленным пунктам: Суассону и Лаону, не предоставляя столицы ее собственным силам. Вместо того она неожиданно покинула местность, которая должна быть отлично известна ей, и поспешно направилась к северу через Реймс, Ретель и Мезьер.

Можно предположить, что маршал Мак-Магон с самого начала имел в виду двинуться на выручку Базэна, чтоб вместе с ним направиться потом к Парижу, или же, опасаясь подвергнуться в Шалоне нападению со стороны превосходного в силах неприятеля, он решился опереться своей армией на бельгийскую границу и на расположенные вблизи ее французские крепости, чтоб под прикрытием их попытаться перейти в наступление и разбить правое неприятельское крыло.

В пользу первого предположения говорит то обстоятельство, что он двинул пехоту свою в Монмеди, направив, в то же время, кавалерию и артиллерию в Вузье и Стене, вследствие чего в Париже все время предполагали, на основании, по всей вероятности, официальных указаний, что решительная битва произойдет перед Ретелем.

Но ход военных операций со стороны германских армий и значительные силы, собранные под Медом, показывали твердую решимость немецких генералов задерживать маршала Базэна в Меце, и в то же время противодействовать Мак-Магону, если б он попытался открыть сообщение с Базэном. Только самая решительная победа могла открыть Мак-Магону доступ в Мозельскую долину и задерживать движение неприятеля к Парижу. Поражение же грозило сделать положение Мак-Магона столь же безвыходным, как и положение Базэна.

Отступление Мак-Магона из шалонского лагеря предоставило Париж его собственным силам, и он с спокойной и патриотической твердостью готовится выдержать осаду. Но в нем до последней минуты жила еще надежда, что на выручку столицы явится Базэн и Мак-Магон.

Иначе, впрочем, парижскому населению, при всей его энергии и готовности отстаивать Париж—этот истинный палладиум Франции, — пришлось бы скоро разочароваться в возможности какой бы то ни было серьезной защиты. Городу с двухмиллионным населением невозможно выносить всех бедствий осады, без надежды на внешнюю помощь. Но допуская даже, что Париж успеет выдержать первое нападение, участь войны решится во всяком случае, не здесь, а под стенами Меца, где заключена единственная, вполне организованная армия, которую Франция могла противопоставить неприятельскому вторжению».

***

— При всей радости, возбуждаемой в Германии победами немецкого оружия, заботы и участие к жертвам войны стоят на первом плане. Корреспондент «Vоlkszeitung» уверяет, на основании верных сведений, что потеря убитыми и ранеными в одном только деле 16 августа, вдвое превосходила потерю при Кенигсгреце. На бесконечных поездах с ранеными, жертвы 16-го августа смешаны с жертвами 18-го. По счастью, почти 90% ранены легко, если только не принимать в расчет, насколько повреждения рук и ног (таких всего более) должны повлиять на рабочие силы пострадавших. Но и со стороны французов потеря по крайней мере столь же велика, а убитых даже сравнительно более.

«Врачи наши», говорит корреспондент, «день и ночь, без отдыха, ухаживают за ранеными, как за своими, так и за неприятельскими, перебегая из церквей в театры, из театров в гимназии, так как все превратилось в лазареты.

Значительная цифра нашей потери сравнительно с прежними битвами легко объясняется: французы постоянно занимали нынче оборонительное положение, предоставляя нам наступательное, и кадры наши редели при каждом штурме высот и траншей; из целого полка оставалась рота, из всех начальников иногда — один унтер-офицер. Франция точно создана для оборонительной войны; крутые горные кряжи, господствующие над равнинами, идут параллельно на пространстве нередко в несколько миль: отбита позиция на одном гребне, приходится отбивать новую, на другом. Каждый такой кряж образует природную крепость, и на таких-то именно позициях шла битва вокруг Меца.

У французов захвачены целые полки. Я видел транспорт пленных в несколько тысяч человек, вместе со всеми офицерами. Под Мецом ожидается неприятельская вылазка; голод неминуемо принудит французов попытаться прорвать осаждающую армию».

***

Штутгарт, 22 августа (3 сентября). Сегодня вечером происходило многочисленное народное собрание, которое единодушно приняло следующее решение:

«Немецкий народ отвергает всякое желание со стороны нейтральных держав вступиться или вмешаться в заключение мира. Отнятие Эльзаса и Лотарингии есть единственная гарантия для прав Германии против французских стремлений и национальный плод борьбы и победы. Через присоединение немецких провинций, которые мы давно потеряли, Северо-германский союз должен сделаться союзным германским государством.

«Единый народ, единая армия, один парламент, одно германское политическое устройство —вот гарантии верного и продолжительного мира для Германии и для Европы».

***

Брюссель, 25 августа (6 сентября), вторник. «Independance Belge» сообщает, что французское республиканское правительство предписало всем войскам отступить к Парижу и сосредоточиваться при нем.

Прокламация республиканского правительства к армии, как говорят, произвела упадок духа в офицерах.

Газеты здешние сообщают, что прусские войска вступили в Реймс и вчера начали бомбардировать крепость Монмеди.

***

Лондон, 26 августа (7 сентября), среда. Газета «Тimes» советует французскому правительству уступить Пруссии Эльзас и Лотарингию.

Императорский принц прибыл вчера в Гастингс.

Бывшие французские министры Лавалет, Граммон и Персиньи прибыли в Лондон.

— Часть французского корпуса Винуа прибыла сегодня в Париж; вскоре ожидают остальной его части.

***

— Все корреспонденты с поля последних битв указывают на превосходство ружей Шаспо над прусскими игольчатыми ружьями системы Дрейзе. Ружья Шаспо опустошительно действуют на расстоянии от 800 до 1,200 шагов, на котором ружья Дрейзе вовсе не могут быть употреблены в дело. Зато на более близком расстоянии шансы сравниваются. Игольчатое ружье хотя и не стреляет так быстро, но зато метче, по уверению очевидца, корреспондента газеты «Nеuе Frеiе Рresse». В битве при Гравелоте дрались 160,000 французов против 200,000 пруссаков; убитых и раненых на стороне французов от 45,000 — 52,000 человек, на прусской стороне от 35—40,000 человек.

— По поводу обложения Меца пруссаками и скорой осады этой крепости, интересно вспомнить опыты, произведенные в Меце французами в 1834 и 1844 г. Нужно было определить скорость, с которой может быть пробита в крепостной стене брешь, удобная для штурмовой колоны. На опытах 1834 г., четыре 24-х-фунтовые пушки сделали всего 213 выстрелов и брешь была готова через 6 часов после начала стрельбы. В 1844 году, четыре 24-х-фунтовые пушки произвели удобопроходимую брешь в 4 часа времени и сделали всего 144 выстрела. Каменные сооружения в Меце возведены из местного известкового камня, легко поддающегося действию осадной артиллерии.

***

— Как ни печально нынешнее состояние Эльзаса и Лотарингии, об этих провинциях, по уверению корреспондента газеты «Dailу Nеws», состоящего при армии наследного принца, нельзя еще сказать, что они подвержены, как говорится, всем ужасам войны:

«Девушки — рассказывает корреспондент — спокойно стоят у дверей своих домиков, глядя на проходящих по селению солдат, и никто не трогает их. Лавки остаются открытыми, и никто не грабит их. Мирные граждане свободно идут к своему делу, не опасаясь за свою жизнь. Война, которую ведут пруссаки, может быть названа цивилизованной войной во всех отношениях. Но плоды и овощи забираются, все-таки, повсюду на пути; лошади отбираются в строй; солдаты размещаются постоем и большие запасы продовольствия требуются от местных властей.

Если глядеть на вещи с точки зрения права собственности, или с точки зрения возвышенного английского идеала конисариатских дел, прусские реквизиции могут показаться несколько грубыми и насильственными. Но то ли было в прежнее (и очень еще недавнее) время, и не везде ли, кроме Англии, существует и теперь общее убеждение, что завоеватель имеет полное право располагать войско постоем в завоеванных областях и требовать для него продовольствия?»

Таким образом, по мнению корреспондента, даже и в образе ведения войны произошел очевидный прогресс. Вот в каких выражениях описывает корреспондент занятие какого-нибудь французского селения отрядом прусских войск:    

«Жители давно уже, дней пять-шесть назад, слышали, что пруссаки приближаются, но не хотели этому верить. Но вот, однако, эскадрон улан показался на дороге. Жители изумляются и со страхом ожидают, что-то будет дальше. Приходский священник успокаивает их словами, что в новейшие войны неприятель уже не убивает тех, кто смирно остается по домам.

Тогда запирается сельская лавочка, запираются все дома по улице, и сквозь щели дверей каждый старается поглядеть на приближающихся пруссаков. Но вот уланы уже на улице и часть их приближается к главному дому селения, или к ратуше, если данное местечко городок.

Солдаты требуют себе есть и пить и, сказав, что никому не сделают вреда, если их не станут беспокоить, слезают с коней. За весьма малыми оттенками в подробностях, таково, как я видел и слышал от других, вступление пруссаков во всякий город и всякое селение, как кавалерии, так и пехоты, одного, двух, трех, дюжины полков или батальонов. Хлеб съеден, вино выпито, и жители почти разорены, накормив и напоив своих непрошенных гостей.

Но как ведут себя, добрые ли ребята эти завоеватели?

«Они бы и хороший народ,—отвечают вам,—но едят уж очень много, да и говорят непонятно».

Разумеется, неприятно выслушивать в прекрасной Франции воркотню солдата за то, что не умеют говорить с ним на языке его германского отечества; неприятно получать, вместо звонкой монеты, листок бумаги, по которому, Бог еще ведает, когда произведена будет уплата; но в прежние времена завоеванный народ терпел несравненно больше. При всех действительных тягостях, падающих на крестьянина в покоренных областях Франции, в виде ли забираемого скота, или в виде поедаемого хлеба, мне не пришлось, однако, слышать ни одной жалобы на личное насилие, и женщины, по-видимому, не очень пугаются суровых, громкоголосых солдат, которые толпятся вокруг их».

***

В деле под Мецом 6 (18) ч. участвовало около 200,000 пруссаков и около 160,000 французов. Потеря с обеих сторон громадна. Пруссаки потеряли приблизительно 6,000—8,000 убитыми, 30,000—35,000 ранеными; французы 10,000—15,000 убитыми, 30,000 ранеными и 6,000—7,000 пленными.

***

— По словам венской газеты «Nеuе Frеiе Рresse», прусские уланы, придя в Сен-Дизье, занимались тем, что сообщали по телеграфу разного рода ложные приказания и известия за подписями префектов и Вазена, преимущественно в южные департаменты. Они приказывали отменить отсылку войск, сообщали о революции в Париже и т. п. В Париже, говорят, министерство внутренних дел почти целый день было занято опровержением этих мистификаций.

Всемирная иллюстрация, № 87 (29 августа 1870 г.)

Еще по теме:

Вести о войне между Францией и Пруссией

Вести о войне между Францией и Пруссией. Войска сторон

.............................

Вести о войне между Германией и Францией «Dailу Nеws» о французской армии

Вести о войне между Германией и Францией Последние движения немецких армий

Вести о войне между Германией и Францией. Образование Эльзаса и Лотарингии