По материалам периодической печати за май 1917 год.

Все даты по старому стилю.

По пути демократизации армии

Рухнул старый строй, сброшены вековые цепи и свежая струя влилась в душную атмосферу царившего произвола.

Меч в твердой руке революционного народа смело пробивает новую дорогу. Как узник, освободившийся от заточения, русский народ устремляется теперь к свету и к свободе. И все перерождается, все создается на новых началах под примиряющей сенью красного знамени свободы.

Перерождается и армия.

Временное Правительство идет широко навстречу ее перерождению.

В дни страшных кровавых испытаний человечества приходится армии вступать на этот неведомый путь демократизации. Путь, который и должен будет привести ее к условиям иного бытия.

«Декларация прав военнослужащих», выработанная Особым Совещанием по преобразованию армии, при участии представителей от фронта и делегатов от Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, в настоящее время Военным Министром утверждена и сегодня опубликована.

Вот тот крупнейший акт, в котором так широко проявилась дань новому требованию жизни, требованию, устанавливающему в армии новые формы взаимоотношений и дарующему заслуженные права граждан Свободной России.

И офицер и солдат пользуются всеми правами граждан.

Любая политическая, национальная, или иная организация уже не будет более чужда для военнослужащих, так как каждый из них может свободно высказывать свои убеждения и взгляды, на совершенно одинаковых правах со всеми гражданами страны. С ними, в равной степени и мере военнослужащие могут принимать широкое участие в переустройстве политической жизни на новых началах.

Разрешение носить вне службы гражданское платье создало еще одно внешнее приближение армии к общегражданскому укладу жизни. Еще новое право осуществлено в ряду прочих гражданских прав военнослужащих, объявленных в декларации Временного Правительства.

Еще в прежнее давнее время, когда армии были неведомы дарованные ныне гражданские права, вопрос о гражданском платье поднимался не раз в печати. Встречая в военной среде полное сочувствие, он до сего времени не мог, однако, получить должного разрешения. Старая власть, словно, боялась, что от этого может понизиться боеспособность армии, может нарушиться внутренняя спайка и дисциплина.

Не так, однако, смотрит на это новая власть. Она предоставила армии и это право, дала возможность ее чинам не только внутренне, но и внешним обликом слиться с гражданами всей страны, подобно армиям западно-европейским.

Вековой обычай обязательного отдания воинской чести ныне заменен взаимным приветствием.
Таким образом, этот акт, связующий ранее чинов  армии формой принуждения, обличен ныне в иную форму,—взаимной вежливости и уважения.

Если во внеслужебное время все военнослужащие, как офицеры так и солдаты являются свободными гражданами, то, естественно, что и всякие в это время обязательства были бы некоторой долей стеснения их гражданских свобод.

Лица, не успевшие еще в достаточной степени проникнуться идеями демократизации, найдут, быть может, в этой новой форме внешнего проявления взаимоотношений офицера и солдата, во внеслужебное время, как бы ошибку. Но пройдет время, восстановятся здоровые и нормальные отношения между всеми чинами армии, и эта форма взаимного приветствия выльется естественным путем в форму общего отдания чести, внешне связующего всех военнослужащих, как сынов одной военной семьи, воспитанной на новых началах.

Эта пора придет. Она уже настала во многих частях, где взаимоотношения основаны на чувстве достоинства воинов—граждан Свободной России и на взаимном доверии и уважении.

Эпоха прежнего пережитка, царившего в армии и покоящегося зачастую на «полицейских» началах, привитых поклонниками рухнувшего царизма, прошла.

Ныне не будет офицера—барина, не будет и солдата-холопа. С дарованными армии демократическими правами создаются и новые самоопределения военнослужащих.

Пробудились ныне и в солдате яркие признаки сознательности и из прежнего бессловесного существа он принимает иной облик, облик воина и гражданина. Естественно, что под влиянием подобной эволюции должны измениться и отношения к нему офицера.

Совместная окопная жизнь, в столь долгий период войны, уже успела многое сделать. В будущем, в условиях мирной жизни, офицер сумеет не только сохранить все создавшееся там, в окопах, но и проявить самое живое участие к интересам и быту своих младших братьев по оружию.

Та декларация прав, которая вступает в эру жизни, должна дать достойные плоды.

Определяются ныне новые вехи по пути широкой демократизации армии. Мы являемся свидетелями этих светлых начинаний.

Пусть же новое, проводимое в жизнь армии, расцветет пышным цветом на ниве великого переворота. Пусть приведет оно к тому братскому единению, которое, сблизив офицера и солдата, усилит мощь нашей доблестной армии.

Опять срывание погон!

Петроград, 17 мая 1917 года.   
За последние дни в Петрограде появились какие-то кучки неизвестных милостивых государей, одетых в матросскую форму и занимающихся тем, что днем, на людных улицах, на главах у толпы народа срывают погоны уже не с офицеров, а с солдат.

Погоны, как известная принадлежность военного обмундирования, сняты лишь с военнослужащих морского ведомства. Но в армии погоны остаются по-прежнему необходимою принадлежностью обмундирования. Более того, погоны считались всегда во всех армиях, в том числе и в русской - эмблемой чести.

Когда кто-нибудь хотел оскорбить военного, он срывал с него погоны; это считалось, до сих пор, по крайней мере, таким же оскорблением, как пощечина.

Во всех решительно армиях поэтому обряд лишения военнослужащего его прав по суду начинался с того, что с офицера или солдата срывали погоны.

Это отношение к погонам всем известно. Известно—среди самого простого народа.

Отсюда ясно, для чего такое срывание погон делается: чтобы унизить, оскорбить армию.
Кто же занимается таким делом?
Кому выгодно унизить армию?

Вот это и нужно раз навсегда вытеснить и результаты расследования объявить во всех воинских частях, находящихся в Петрограде и его окрестностях.

14 мая в Петрограде на углу Кирпичнаго переулка и улицы Гоголя, а равно на Исакиевской площади срыванием погон с рядовых солдат занималось 2 лица, одетых в матросскую форму, объявивших, что они, якобы, прибыли из Кронштадта.

«Матросы» эти были сильно пьяны; поведением своим они вызвали, независимо от негодования солдат, сильное подозрение и потому этих молодчиков солдаты арестовали и отвели в комиссариат.
Дальнейшая судьба арестованных нам неизвестна. Но будет крайне печально, если вся рассказанная история не получит дальнейшего движения.

Прежде всего мы выражаем сильное сомнение— действительно ли лица, срывавшие погоны 14 мая с солдат, были матросами? Не просто ли это переодетые провокаторы, шпионы и агенты германского Императора, которых так много появилось в Петрограде за последние 2 месяца.

Не даром же помощник Военного Министра полковник Якубович указывал на съезде делегатов с фронта, что сейчас Петроград кишит шпионами; что германские шпионы совершенно свободно гуляют и здесь и на фронте.

Вот первая причина, заставляющая серьезно задуматься над вопросом о том, кто мог заниматься срыванием погон: не дело ли это рук немецких провокаторов, которые могли подпоить 3—4 малосознательных граждан, одеть их для пущей важности в матросский костюм и подговорить на заведомо хулиганский поступок.

Хулиганов и вообще людей, потерявших всякий стыд и совесть, в каждом крупном городе всегда очень много, и за приличное вознаграждение, а тем более за угощение водкою они готовы исполнить любую пакость и преступление вплоть до убийства.

Мы тем более убеждены в правдоподобности нашей версии, что русский простой народ никогда не был приверженцем разных формальностей.

Если допустить даже такое малодостоверное предположение, что в некоторых матросских кругах Кронштадта действительно думают, что приказ о снятии погон относится и к сухопутным войскам, то кто же дал им право самим посылать делегатов для наблюдения за точным выполнением приказа. Это во-первых. А во-вторых, откуда вдруг такая ревность в службе, откуда такое стремление скорее и в точности добиться проведения приказа в жизнь в то самое время, когда другие приказы не выполняются. Все это крайне подозрительно и мало вяжется с русской натурой.

Подозрительно оно и потому, что кому-то очевидно нужно посеять раздор между матросами и солдатами; и это в то самое время, когда пред лицом врага армия и флот должны быть вполне объединены взаимным уважением и доверием.

Надо, наконец, выяснить в точности:

1. Кто в действительности занимался срыванием погон с солдат 14 мая в Петрограде.
2. Кто подстрекнул и подпоил арестованных и приведенных в комиссариат  лиц, именовавших себя матросами из Кронштадта.

Лица эти должны быть подвергнуты гласному суду—и если вина их на суде подтвердится,—строжайшему наказанию.

Вполне естественно, что во всем государстве анархия усиливается с каждым днем, если в самом сердце России — Петрограде — несколько пьяниц и хулиганов могут 6езнаказанно зажиматься на виду у всех—оскорблением доблестных солдат Петроградскаго гарнизона.

На грани русской свободы и немецкого рабства

Приказ революционного  вождя русской армии — Керенскаго—о переходе в  наступление—является поворотным пунктом в нашей истории.

От того, в какой мере и с каким подъемом и быстротою этот приказ о наступлении претворится в жизнь зависит не только исход настоящей мировой войны, но и судьба самой России. Быть ли нам великой державой, быть ли русскому народу свободным, богатым и независимым, или наоборот, попасть в окончательное рабство к нашему вековому врагу—немцам.

После приказа самого вождя русской революционной армии военного министра А. Ф. Керенского— всякие уговоры, всякие воззвания и обращения, которые в таком изобилии направлялись за последний месяц в армию о необходимости перейти в наступление— почти бесполезны.

Ибо если армия, как один человек, не пойдет за своим революционным вождем, то за кем же вообще в состоянии она пойти?!

В настоящий момент идет как бы экзамен на гражданскою зрелость армии, на понимание ее долга перед народом.

Всякому существу свойственно любить жизнь. Но бывают моменты когда этой жизнью жертвуют для защиты наиболее священных и дорогих всякому человеку лозунгов, родины, семьи, родного очага.

Самый мирный, самый спокойный никогда не воевавший человек с отчаянием но схватится за оружие при виде врага, насилующего его жену, убивающего его детей, расхищающего его имущество.

Старая русская дореволюционная армия так и понимала свой долг перед родиною.

До 27 февраля 1917 г. армия наша безропотно дралась с сильным  противником, бестрепетно умирала, ни на единую минуту не помышляя о возможности сдаться на милость победителю, побрататься с немцем.

А ведь у нашей дореволюционной армии, казалось, не могло быть того воодушевления, которое должен был дать ей государственный переворот.

Ведь теперь мы действительно боремся за свободу, за землю и волю.

И если теперь, когда наша армия вооружена гораздо лучше, чем в первые годы войны, снабжена в изобилии снарядами, поддержана нашими славными союзниками, несет на своих красных революционных знаменах землю и волю—если именно теперь армия не пойдет вперед; если животный страх пред смертью, безумная жажда жизни во что бы то ни стало, хотя бы и в германском рабстве, преодолеет чувства долга, то чего же скажет весь мир, а внутри самой России—многочисленные враги свободы?

Не вправе ли будут сказать тогда, что мы еще не доросли до свободы, что у нас нет, не родилось еще настоящих граждан, умеющих постоять за себя и за родину.

Не вправе ли будут сказать, что мы способны были защищаться только при прежней железной не рассуждающей дисциплине, когда не было солдат-граждан, а были «нижние чины».

Не вправе ли будут сказать, что мы умели воевать за родину только из под палки.

Неужели мы доживем до такого позора!

Мы верим, что то утомление войной, та жажда мира, то стремление скорее вернуться к родным очагам, - которое проявилось за последние два месяца не преодолеют у армии сознания долга.

Минуты отчаяния, минуты переутомления—мы верим находятся уже позади.

Иначе, если эта вера не получит оправдания— над свободной Россией придется поставить крест!

Да не будет этого!

Тревожную картину из жизни армии на фронте дает в «Русской Воле» г. Самойлов, участвовавший даже в братании наших солдат с немецкими.

Наш спор все время особенно внимательно слушал солдат-крестьянин, лет 30. От напряженного внимания лицо его густо покраснело и на лбу его выступил пот.

— Что, земляк, воевать будем? — Спросил я его полушутливо.
— Нет, не будем.
— Почему?
— Так, не будем.
— А если нужно будет всего два — три месяца повоевать, чтобы спасти Россию?
— Все равно не будем.
— Но ведь тогда немцы у вас вашу землю отымут.
— Нашу не отымут мы вяцкие...
— А сибиряков нет среди вас, - спросил я.
— Я сибиряк — отозвался приземистый, широкоплечий мужичонка.—А что?
— Говорят, что если мы воевать перестанем, то японцы всю Сибирь заберут,—пустил я в ход последний решительный аргумент.
— Ну так что ж, пусть ее берут. Земли там много. Для всех хватит.
— Так что воевать не будем? — обратился я ко всем сразу, собираясь уходить.
— Нет, не будем, — ответило несколько голосов. — Сюда к нам немцев не пустим, а наступать на них тоже ко будем.
— А брататься с немцами будете? — задал я последний вопрос.
— Будем, — решительно ответил секретарь полкового комитета.
— Но ведь существует постановление и корпусного, и армейского комитета чтобы не допускать братания. Как же вы пойдете против этого решения большинства?

— А вот на съезде в Минске решено брататься. Только организованно. Впрочем, что вы в самом деле к нам пристали! — прикрикнул на меня секретарь полкового комитета.— Мы сделаем так, как мы захотим. Так и напишите там в своих буржуазных газетах. От моего имени скажите им там, что воевать с немцами до тех пор, пока они нас не трогают, мы не будем.

Еще по теме:

Революция. 1917 год. Предисловие

.............................................................................

Революция. Отставка А. И. Гучкова (май 1917 г.)

Революция. Новое коалиционное правительство (май 1917 г.)

Революция. Новый военный и морской министр А. Ф. Керенский (май 1917 г.)

Революция. Армия и война (конец апреля 1917 г.)

Революция. Шпионаж и "Война народов" (май 1917 г.)

Революция. Демократизация армии (май 1917 г.)

Революция и церковь (1917 год)