27-ое февраля 1917—1921 г.

Мартовская революция

Четыре года тому  назад в эти дни революция победила.

Она пришла неожиданно, пришла, как стихия. И вместе с тем она оказалась всеми принятой, всеми понятой. Под ее натиском многовековой строй пал в несколько дней.

И в эти же мартовские дни, там же, в Петрограде, началась новая революция. Тоже неожиданная, тоже пришедшая, как стихия, но, как и революция 1917 года, всем понятная, народом принятая.

Революция — освободительница.

Она, как и четыре года тому назад очистит нашу родину от скверны, накопившейся за страшные годы гражданской войны, сметет с дороги поставленные перед народом ненавистным режимом препятствия и откроет перед всеми будущее, развяжет пути народному творчеству.

Слава революции!

Слава освобождению!

***

Воспоминания о мартовской революции

Четыре года прошло со дня великой русской революции. Я узнал об ней, будучи в Швейцарии. В то время вокруг маленькой Швейцарии все волновалось, все трепетало! Кругом лилась кровь.

Окружающие народы, напрягая последние силы, старались истребить друг друга.

С вершин горной Швейцарии были видны и слышны глухие выстрелы из тяжелых орудий — на севере, востоке и юге. Как на острове среди бушующего океана, в нейтральной республике застряли и сгрудились эмигранты, дезертиры и беженцы всех стран Европы.

Казалось, весь мир раскололся тогда надвое: раскололись страны, государства, кантоны, все партии, становясь — одни под знамя "Франция", другие под знамя "Германия". И те и другие обливались потом, слезами и кровью. Будущая судьба мира была закрыта завесой. Обезумевшие люди слепо лезли в бой или растерянно глядели на мировую бойню ...

***

И вдруг, посреди этой кровавой вакханалии, раздался чудовищный взрыв, заглушивший рев всех тяжелых орудии и на всех фронтах ... То был взрыв мартовской революции в России.

Он оглушил и маленькую Швейцарию.

Все смолкло. Все, весь мир притаил дыхание.

— Что будет? К добру или худу?..

Все первые дни глаза измученных людей и народов — то на момент загорались огнем надежды, то снова потухали, и лица искажались от мучительной боли, тревоги, отчаяния.

В этот тревожный момент глаза растерянного человечества обратились к старым русским эмигрантам. Я был одним из них. Как и все смертные, я жил слухами и черпал сведения из всем доступных газет. Тем не менее, не только многочисленные итальянские рабочие, остававшиеся в Швейцарии, но и местные жители и власти, и представители средней, крупной и крупнейшей буржуазии разных стран — приходили ко мне тайком, часто по ночам, и полушепотом спрашивали:

"Что будет?..  Что Россия?.. Хоть бы революция... только бы устояла... не выдала немцам!.."

Наконец слух об отречении царя подтвердился.

"Керенский с согласия советов вошел во временное правительство министром юстиции".

И вдруг на головах всех русских Иванов Непомнящих, беспаспортных, дотоле гонимых и беззащитных эмигрантов, засиял ореол... Все, легальные и беспаспортные, бедные и богатые, простые и знатные —сразу поднялись головой до вершин Монблана и Юнг-фрау...

Все русские в Швейцарии ликовали. Дотоле беспощадно строгая швейцарская полиция стала снисходительно относиться к гражданам революционной и величайшей в мире республики.

Не были довольны только большевики — Ленин и К°. Незадолго до того Ленин допускал в России только буржуазную революцию, побуждая пролетариат промышленных стран учинить у себя социальную. Теперь приходилось переменить фронт: все социалисты не большевики и далее простые обыватели сразу сравнялись с большевиками в своей революционной недосягаемости.

Ленину, Зиновьеву и Ко это показало и прямым оскорблением, а вступление Керенского во Временное правительство — дерзким вызовом и прямой эсэровской провокацией. Для спасения своей революционной чести нужно было вознестись вновь в недосягаемые высоты, стать выше всех людей, выше всех партий, выше самых революционных вершин. Нужно, — во что бы то ни стало!...

Большевики бросились действовать. Через посредство швейцарских с.-д. они вошли в переговоры с германской с-д. партией и таким образом подготовили „благоприятную почву“ для проезда в Россию.

Пока социалисты-революционеры и другие социал-демократы, как всегда гонимые справа и слева, размышляли почесывали затылки, готовясь созвать свой митинг, быстроногий Зиновьев прилетел в Лозанну ястребом, немедленно созвал русский митинг, предвосхитив наш, овладел президиумом и тем лишил слова всех не большевистских ораторов.

Он заявил, что приехал с чрезвычайно важным сообщением. И потому вся русская публика сбежалась со всех окрестностей Лозанны. Большинство нынешних вершителей советской России жили близ меня.

На митинге говорили одни большевики: сам Зиновьев, Луначарский; Феликс Кон, Безработный, Мануильский и др. Снисходительности ради и по сродству душ, был допущен только один "посторонний" оратор, отколовшийся от нас левый эс-эр, Устинов, бывший в то время слабым рупором покойного Марка Андреевича Натансона.

Содержания речей не передать. При одном воспоминании меня тошнит. Это был сплошной бешеный вой против "буржуазной русской революции", против социалистов - революционеров, против самих советов и главным образом против Керенского, — этого изменника и предателя пролетарской революции, продавшегося кадетам и вошедшего в заговор с испуганной буржуазией.

Чтобы избежать протестов, Зиновьев отказывал в слове даже к "порядку дня".    

Все присутствовавшие не большевики сидели, как в кошмаре. Но всякие протесты были бесполезны. Ибо Зиновьев заявил, что он приехал и собрал русских вовсе не для того, чтобы вести дискуссии, а для того, чтобы сообщить, что все желающие ехать немедленно в Россию, должны быть готовы: на следующей неделе будет готов первый поезд для отправки в Россию через Германию.

Полночь. Митинг кончен. Время к отходу поезда. Толпа в две—три сотни человек с пением революционных гимнов прошла по улицам спящего города — провожать нас на вокзал.

Встревоженные жители города в нижнем белье отворяли окна и выбегали на улицу, в испуге спрашивая прохожих и полицию:

"Что такое?, в чем дело?...

Получив ответ, что это "русские празднуют свою революцию", благодушные жители одобрительно махали грубыми руками и нежными ручками, и, удовлетворенные и успокоенные, закрывали окна и расходились по своим домам.

С отравленными чувствами и мыслями я также шел на вокзал, и, глядя на эту беспримерную снисходительность жителей и полиции, мысленно говорит:

"Милые и наивные швейцарцы... Вы не были на митинге и не имели удовольствия слушать речей ораторов, а потому и не подозреваете, что эти люди, с таким подъемом распевающие революционные гимны, в действительности самые заклятые враги русской революции..."

Тогда вслух этого нельзя было говорить из боязни быть побитыми камнями...

Лозунги были брошены:

"Долой буржуазную революцию! Долой буржуазную демократию! Долой Временное Правительство! Долой предателя Керенского! Долой всех изменников и контрреволюционеров! Долой эс-эро меньшевиков и всех социал-патриотов!

Да здравствует пролетарская революция!

Да здравствует диктатура пролетариата!

Да здравствует Советская республика!"

На митинге раздавалась печатная прокламация на разных языках, в том числе и на русском, в которой солдаты приглашались убивать офицеров.

***

Мартовские дни

(1917)

Толпа на Невском становится все гуще, все чернее. Она уже давно сошла с тротуаров и двигается по мостовой по направлениб к вокзалам.

Мы с В. И. Чарнолусским стоим во дворе того дома, где помещается издательство "Знание* и, когда толпа на Невском скопилась, беремся крепко под руки и сливаемся с другими.

Над черной толпой уже взвились красные знамена. Маленькие, самодельные. Но они гордо высятся над головами.

Когда мы проходим мимо редакции "Дня", все окна распахнуты настежь. Нам машут платками, полотенцами, приветствуют.

Толпа вылилась на Знаменскую площадь. На чьи-то плечи взгромоздился оратор и бросает в радостно возбужденную толпу горячие слова. И видно, что они доходят по адресу.

Мы стоим тут же, рядом и внимательно вглядываемся в лица конных казаков, двумя группами стоящих около памятника Александра III. Их лица загадочно замкнуты. Красные, обветренныя, у некоторых серебрянныя сережки в ухе.

Вдруг щелкают копыта и один отряд казаков врезается в толпу. Толпа охотно уступает им место, но не разбегается. Отряд пересек улицу и остановился с другой стороны. Оратор продолжает говорить. Каждое его слово долетает до казаков.

Около вокзала произошло какое-то движение. Там появился отряд конных полицейских во главе с полицейским офицером. Разлается рожок— один раз, другой. Неожиданно где-то рядом щелкает сухой выстрел. Винтовка одного из казаков опускается, полицейский офицер тяжело падает на снег. В ответ раздается залп из рядов полицейских. Толпа шарахается в сторону. На затоптанном снегу видны калоши, шляпы. Знаменская площадь сразу пустеет ...

***

... Весь Екатерининскии зал Таврического дворца, в обычное время такой холодный и торжественный, теперь превратился в муравейник. Куда-то бегут, суетятся. Сбоку поставлены столы, над ними какие-то наскоро сделанные плакаты из бумаги. В углу нагромождены один на другой несколько пулеметов, груда пулеметных лент, куча рассыпанных ружейных патронов. В стороне солдаты, перекинув на ремне винтовку через плечо, пьют из жестяных кувшинов молоко.

— "Дорогу! дайте дорогу, товарищи!" — и через толпу проводят какого-то генерала в меховой штатской шубе. Его сопровождают несколько солдат, сзади идет высокий гренадер с поднятым револьвером.

Арестованнаго проводят в министерский павильон...

***

... Утреннее солнце ярко горит и белый снег на улице искрится. По широкой Сергиевской стройными рядами в полном вооружении двигаются матросы.

Это кронштадтцы. Они одними из первых прибыли в Петроград, чтобы засвидетельствовать верность революции и черной бесконечной лентой тянутся теперь к Таврическому дворцу. На балконах и в окнах их приветствуют, на тротуарах снимают шляпы. У многих на глазах слазы.

Лица моряков суровы, в их чертах можно прочитать решительность, но иногда в ответ на горячие приветствия, на крики "ура", на ликование толпы, на их лицах неожиданно проступают радостны
ей улыбки.

— Революция победила — да здравствует революция!..

В. Зензинов.

Воля России. - Прага, 1921 № 153 (15 марта)

Еще по теме:

Революция. 4 года (1917-1921)

Годовщина мартовской революции

Мартовская революция. 27-ое февраля 1917 — 1921 г.

О первых днях русской революции