МАРК АНДРЕЕВИЧ НАТАНСОН

Марка Андреевича я узнала лишь года за четыре до его смерти, и если тем не менее решаюсь писать о нем, то только для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, каким обаянием он пользовался даже среди тех, кто узнал его уже на закате дней его жизни, среди тех, кто принадлежал к другому поколению, к другому миросозерцанию, кто вырос в другой политической и партийной обстановке.

С первого же своего посещения Марка Андреевича, в более чем скромном домике в швейцарской деревушке, я прониклась каким-то особенным, скажу чисто личным, к нему уважением и любовью. К его общему историческому, всем нам известному, облику прибавлялось нечто чисто индивидуальное: он с редкой цельностью и чистотой соединял в себе все черты каторжанина-революционера: каждое его действие, скажу, каждое движение носило отпечаток благородства и идейности.

Стремление к равенству и братству, являющиеся основной чертой всякого революционера, глубокая всесторонняя демократичность не только взглядов, но также действий и чувств, брезгливость по отношению ко всякой лжи и к лицемерию, культ товарищеским отношений, молодой пыл революционною восторга и возмущения этими чертами проникнута была каждая мелочь не только общественной, но и личной жизни этого юноши старца.

Его недостаточно было бы назвать солдатом революции, хотя таковым он был не только потому, что он всю жизнь добровольно отдал служению ей, но еще и по той дисциплинированности, добросовестности, примерной аккуратности, с которой он исполнял даже второстепенные обязанности, от которых могли бы освободить его и его революционный стаж, и преклонный возраст, и надломленное здоровье.

На всех Циммервальдских заседаниях —я узнала его именно в качестве члена Цпммервальдской Комиссии конференциях, съездах, на всех свиданиях делового характера он всегда был первым,
все партийные обязанности он исполнял с классической аккуратностью. Часто, видя его или читая его доклады или письма, я спрашивала себя: какое звено могло связать этого по возрасту уж немолодого человека, патриарха другой партии с нашей семьей, в которой подавляющее большинство были марксисты, предпосылка, методы, идеология которых были для Марка Андреевича чужды, интеллектуально неприемлемы, даже, быть может, неприятны.

На этот вопрос,—касавшийся его отношения к Циммервальду, и по существу и во множестве отдельных частностей — у меня был один лишь ответ: Марк Андреевич — не только солдат, но и рыцарь Русской Революции, русского народничества, он—ревниво охранял его революционный престиж. Он не мог не быть вместе с теми — не сражаться с теми в первых рядах, — кто вступил в борьбу с самым ярким проявлением старого строя — с диктатурой империализма, диктатурой насилия, смерти, лжи—с господством того, против чего возмущались и вооружались революционеры всех поколений, всех оттенков...

И когда измена, воплощение всего самого гнусного, коснулась и наших рядов и рядов его единомышленников — этот рыцарь революции, из любви к ней, для того, чтобы имя его партии перешло в историю незапятнанным, чтобы будущее поколение знало, что и во мгле ночи засверкала искра света, что и в том великом социальном пожаре, которому суждено дотла уничтожить все старое, гнилое, лживое, горел огонек дорогой Марку Андреевичу партии, - для этого он, юноша-старец, мужественно стал на сторону тех, кто зажег всемирный пожар, и, изобличая своих долголетних соратников, предал их гневу и презрению.

А по мере того, как социальная революция обновляла Россию,—сделав ее колыбелью социализма, поставив пред всеми гражданами вопрос: за или против народа, а перед революционерами всех оттенков за или против конца мировой резни, за или против гражданской войны, тогда опять-таки у юноши-старца не было колебаний.

Когда близкие ему ряды поредели, когда размежевание классов вырвало из ближайшей ему среды наиболее близкие и дорогие ему существа,— у Марка Андреевича опять не дрогнула рука, которой он вырезывал из сердца и из памяти наиболее глубоко там вкоренившиеся симпатии, он вновь не убоялся одиночества, он только лишь еще теснее и ближе сошелся с теми из соратников и учеников, у которых ни ураган всеобщего разрушения, ни столь близко от них пронесшийся вихрь измены не вырвал из рук знамени революции.

Марк Андреевич до конца жизни был воплощением борца, для которого престиж революционного движения дороже всего. Русский народ — и знавшая его часть Интернационала—воздадут должную дань благодарности и признательности усопшему Рыцарю Русской Революции.

Анжелика БАЛАБАНОВА.

Коммунистический интернационал : Орган Исполнительного Комитета Коммунистического интернационала. -  1920 №9

Еще по теме:

Памяти Розы Люксембург и Карла Либкнехта

Кровавая расправа над венгерскими рабочими

Герои и мученики пролетарской революции. Отто Вильтельм Куусинен

Герои и мученики пролетарской революции. Александр Панфилович Николаев

Герои и мученики пролетарской революции. Евгений Левинэ

Герои и мученики пролетарской революции. Марк Андреевич Натансон

Герои и мученики пролетарской революции. Раймонд Лефевр

Герои и мученики пролетарской революции. Инесса Арманд

Герои и мученики пролетарской революции. Джон Рид. Часть 1

Герои и мученики пролетарской революции. Джон Рид. Часть 2