Нет оправдания

„Не сотвори себе кумира"

(начало)

А в это время на Капри, прекрасном острове, похожем на теплицу, вдали от сутолоки мира, в двух белых домиках, расцветала та идеология, которая служит идейным обоснованием кошмаров советской России.

Пророком нового учения был Луначарский, пропагандистом и популяризатором—Горький. Оба они частью опирались на коллективизм Богданова, или, вернее, коллективизм возник в течение связи с ними, вырос из одного корня. Но—Богданов есть «ученая вобла», лишенная научного темперамента. Он бесплоден от природы.

У Луначарского, а за ним у Горького коллективизм получил ту пикантность, которая может создать популярность даже теоретически несостоятельному построению. Эту пикантность придал пресному коллективизму особой дух, вдохнутый в него на Капри. Этот дух есть дух изуверства.

В 1908-9 году до русского образованного общества впервые от Капри стал долетать ветерок, принесший с собой нездоровое течение, известное под названием «богоискательства» и «богостроительства», вызвавший временный интерес к разным подозрительного свойства старцам и старицам. У с.-д. это течение возбудило странное на первый взгляд похожее на религиозное чувство, направленное на народные массы.

Первоисточником«богоискательства» и «богостроительства» являются сборник Луначарского «Религия и социализм» и повесть М. Горького «Исповедь».

Первая книга в систематическом виде, а вторая в форме художественного произведения является учением об обожествлении народных масс. Если только вообще можно говорить о философии большевизма, то именно эти книги являются таковой.

Если углубляться в генезис этих произведений и искать их идейных предков, то в высшей степени легко заметить, что вдохновителем поклонников народа—Бога является «Философия религии» Фейербаха. Влияние Фейербаха внесло в коллективизм религиозную струю. Однако этот немецкий философ был упрощен Каприйскими отшельниками приблизительно так же, как протопопом Аввакумом была упрощена система христианского богословия.

Если Фейербаха упрекали в том, что он вывернул наизнанку систему своего учителя—Гегеля и, что его система есть незаконная и дурная интерпретация гегельянства, то с еще большим правом о произведениях Луначарского—Горького можно говорить, как о дурной интерпретации Фейербаха.

Самым характерным и самым ужасным по своим последствиям свойством рассматриваемой нами идеологии является ее догматизм в области теоретической и вытекающий отчасти отсюда фанатизм в области практической замечательно, что критика старых догм и ниспровержение старых кумиров человечества производится у них только для того, чтобы заменить старые кумиры новыми, еще более деспотическими и непогрешимыми.

Работа мысли у них приводит не к освобождению человеческого ума от оков догмы, не к открытию свободных творческих путей и возможностей, а к новому закрепощению, к оковам новой догмы. От старых богов, то грозных, то любящих, но справедливых и последовательных идеологи большевизма ушли к новому богу-кумиру, богу-народу, слепому как стихия и, как стихия, капризному.

Ему нужно не служить, не любить его как отца, а преклоняться, как перед восточным деспотом, в нем нужно раствориться, прокляв и принеся предварительно в жертву и свою личность и всю культуру, ибо один народ всемогущ, вездесущ и всеведущ.

Подлая месть массам, характерная для вождей большевизма в первый особенно период—не просто тактический прием, это глубокая суть, неотделимая от него.

Это придает большевизму сектантский характер. В его идеологии нет научного духа системы, нет и свободного полета религиозного чувства и творчества, снойственного настоящей религии.

Есть лишь бесплодная, мертвая догма, есть кумир, требующий рабства. Этот кумир закрывает от глаз своих поклонников живую действительность, требует отречения от нее, как от прелести бесовской.

Это—догма, а не идеология. Нельзя ее ставить наряду с другими учениями, ибо всякая идеология имеет право на существование постольку, поскольку в ней есть место теоретическому и практическому творчеству; в противном случае она подлежит уничтожению как бесплодная смоковница.

Большевизм в его идейном проявлении—не партия, а секта; к социализму его отношение приблизительно таково же, каково отношение скопчества или хлыстовства к христианству. Его идея есть Idee fiхе. Для него не существует действительности—она проклята, прокляты и все инаковерующие и подлежат уничтожению, как гугеноты в Варфоломеевскую ночь.

Большевизм так же не способен оценить европейскую и русскую культуру, как Саванаролла—культуру возрождения; он также ограничен и полон чувства непогрешимости, как Аввакум, так же сентиментально кровожаден, как святая инквизиция и так же изуверски туг, как скопчество.

Однако, некоторые секты имеют большое преимущество перед большевизмом. Что бы ни говорили, например, про Аввакума и Саванароллу, все же они являлись защитниками старой культуры против напора новых идей, а потому при всей их узости за ними приходится признать право на существование, поскольку это право имеет всякий консерватизм вообще.

Этого оправдания нет у идейного большевизма, он ничего не защищает, ничего не творит, он только разрушает.

А. Сухов

(Окончание будет)

Донская волна 1919 №29(57), 11 августа

Еще по теме:

Есть ли оправдание идеологам большевизма? Часть 1

Есть ли оправдание идеологам большевизма? Часть 2

Есть ли оправдание идеологам большевизма? Часть 3