Жюль Фавр
Вести о войне между Германией и Францией
В «Официальной Газете» напечатан циркуляр Жюль Фавра к дипломатическим агентам Франции за границей.
Вот текст этого циркуляра, о содержании которого телеграф извещал нас в немногих строках:
«М. г.!
События, на днях совершившиеся в Париже, так легко объясняются неумолимой силой вещей, что было бы бесполезно вдаваться в подробное объяснение их смысла и важности.
«Под влиянием неудержимого порыва, долго сдерживаемого, население Парижа повиновалось закону крайней необходимости—необходимости собственного спасения. Оно не хотело погибнуть с той преступной властью, которая вела Францию к гибели. Не оно провозгласило низвержение Наполеона III и его династии: оно только заявило об этом низвержении во имя права, справедливости, общего блага.
Приговор этот до такой степени подтверждался совестью всех, что ни один из самых шумных сторонников падавшего правительства не стал защищать это последнее. Оно рушилось само собой под тяжестью своих ошибок, при одобрительных кликах несметного народа. Не пролито ни одной капли крови, и никто не лишен своей личной свободы.
«Явление беспримерное в истории: те граждане, на которых народный голос возложил опасное поручение бороться и победить, не нашли нужным ни одной минуты заботиться о противниках, еще накануне грозивших им военным судом. Только отказывая своим противникам в чести какого бы то ни было преследования, эти граждане показали им их ослепление и бессилие.
«Порядок не был нарушен ни на минуту; наше доверие к благоразумию и патриотизму национальной гвардии и всего населения позволяет нам утверждать, что он не будет нарушен. Освободившись от позора и опасности, связанных с правительством, которое было изменником своему долгу, каждый сознает, что первым долгом восстановленного народовластия должно быть самообладание и уважение к праву.
«К тому же, время не терпит: неприятель у наших ворот. Мы озабочены одной мыслью,—изгнать его с нашей территории.
«Но не мы возложили на Францию эту обязательную задачу, исполнение которой мы принимаем на себя без всяких колебаний. Франция не имела бы ее перед собою, если б послушалась наших советов. Мы защищали энергически политику мира, даже во вред нашей популярности. Мы остаемся и теперь при глубоком убеждении в превосходстве этой побиения людей, где погибает цвет двух наций, которые можно было предохранить от таких страшных катастроф, при некоторой доле здравого смысла и широкой свободе.
«Мы не находим довольно сильных слов, чтоб выразить удивление наше к героической армии, принесенной в жертву неспособностью высшего начальства и, однако же, более возвеличенной поражениями, чем самыми блестящими победами. Зная ошибки, которые ставили ее в опасное положение, она шла на верную смерть, воодушевляемая высоким чувством патриотизма, смывая с чести Франции пятна ее правительства.
Честь и слава армии!
Нация открывает ей свои объятия. Императорское правительство хотело разъединить их; несчастье и долг соединяют их теперь в торжественном объятии. Запечатленный патриотизмом и свободой, этот союз делает нас непобедимыми.
«На все готовые, мы относимся спокойно к тому положению, в какое мы поставлены. Я объясню его в нескольких словах, и предлагаю на суд моего отечества и Европы.
«Мы громко осуждали войну и, заявляя наше уважение к правам народов, требовали, чтоб Германии было предоставлено устроить свои судьбы по собственной ее воле. Мы желали, чтобы свобода была связующим звеном между нами, служила нам общей охраной; мы были убеждены, что эти нравственные силы навсегда упрочивают сохранение мира. Но, в виде санкции, мы требовали оружия для каждого гражданина, гражданского строя для наших сил и выборных начальников; тогда мы были бы непобедимы на французской земле.
«Императорское правительство, уже давно отделившее свои интересы от интересов страны, отвергло эту политику. Мы возвращаемся к ней в надежде, что Франция, наученная опытом, будет довольно благоразумна, чтобы придерживаться ее в будущем.
«Прусский король, с своей стороны, объявил, что ведет войну не против Франции, а против императорской династии.
«Династия низвергнута. Восходит свободная Франция.
«Желает-ли прусский король продолжать нечестивую борьбу, которая сделается для него, по меньшей мере, столь же роковой, как и для нас самих? Хочет ли он дать человечеству девятнадцатого века жестокое зрелище двух народов, которые истребляют друг друга и—забывая человеколюбие, разум, науку—громоздят развалины на развалины и трупы на трупы?
«В этом он волен; но пусть же несет он и всю ответственность перед миром и историей!
«Если это вызов, мы его принимаем!
«Мы не уступим ни одного вершка земли, ни одного камня наших крепостей. Постыдный мир повел бы к истребительной войне в самом непродолжительном времени. Мы же вступим в переговоры лишь о прочном мире. В этом деле наш интерес совпадает с интересом всей Европы, и мы имеем причины надеяться, что, очищенный от всяких династических соображений, этот вопрос предстанет именно в таком виде европейским канцеляриям. Но даже и оставшись одни, мы не выкажем слабости. У нас есть храбрая армия, вполне снабженные форты, крепкие стены и—что всего важнее—груди трехсот тысяч защитников, которые решились стоять все до последнего человека. Благочестиво убирая венками подножье статуи Страсбурга, они повинуются не только чувству восторженного удивления, но и принимают сами героическое решение, дают клятву быть достойными своих эльзасских братьев и умереть, как они.
«За фортами у нас бастионы, за бастионами — баррикады. Париж может держаться три месяца и победить. Если он падет, Франция, поднявшись на его призыв, отомстит за него; она будет продолжать борьбу, в которой должно погибнуть нашествие.
«Вот, м. г., что должна знать Европа. Мы не с иною целью приняли власть. Мы не оставили бы ее за собой ни одной минуты, если б не знали, что Париж и вся Франция разделяют наши твердые намерения.
«Повторяю их коротко перед Богом, который нас слышит, и перед потомством, которое будет судить нас: мы ничего не желаем, кроме мира. Но если против нас будут продолжать зловредную войну, которую мы осудили, мы исполним наш долг до конца, и я твердо убежден, что наше дело, как дело права и справедливости, восторжествует.
«Прошу вас объяснить в этом смысле настоящее положение дел г. министру того двора, при котором вы аккредитованы, и оставить ему копию с этого акта.
«Примите, м. г., уверение в моем высоком уважении.
6-го сентября 1870 г.
Министр иностранных дел Жюль Фавр».
Всемирная иллюстрация, № 89 (12 сентября 1870 г.)
Еще по теме:
Вести о войне между Францией и Пруссией
Вести о войне между Францией и Пруссией. Войска сторон
.............................
Вести о войне между Германией и Францией. Важнейшие меры, принятые новым правительством
Циркуляр Жюль Фавра к дипломатическим агентам Франции за границей
Вести о войне между Германией и Францией. Париж готовится к обороне
| 