Первая мировая война. Итоги войны к ноябрю 1915 года - 21 Ноября 2015 - Дневник

Настоящая, вторая отечественная война началась для нас в полном смысле блестяще.
В первоначальный наш план не входили ни оборона Завислянья, ни защита столицы Царства Польского. Мы справедливо опасались, что враги наши, благодаря более быстрой своей мобилизации, настойчивым движением со стороны Восточной Пруссии и Галиции, могут отрезать войска, расположенные в Царстве Польском так же, как и крепости по Висле, захватить все это как в мышеловку и затем, заняв фронт по Бугу, предоставить нам неблагодарную задачу—выбивать их из укрепленных позиций, прикрываемых в большинстве течениями Буга и Нарева.

Это, в высокой степени правильное, опасение имело следствием изменение дислокации наших войск, выведенных в значительной степени из Завислянья, и упразднение Варшавской и Ивангородской крепостей. Крепость же Новогеоргиевскую решено было оставить в видах обеспечения будущих наступательных действий и удержания за собою переправы через Вислу.

Меры эти отняли у противника возможность нанести нам сразу же тяжелые удары, вследствие чего он и решил направить эти удары на нашу союзницу, в расчете, что медленность мобилизации русских армий, обусловленная огромными расстояниями, даст ему возможность поспеть вовремя для защиты своего восточного фронта.

Наша мобилизация прошла, однако, в полном смысле блестяще, и так же блестяще, как верные союзники, мы начали кампанию, с возможною поспешностью, вторжением в Восточную Пруссию и в Галицию, чтобы привлечь на себя внимание и отвлечь удары, наносимые немцами тяжелой рукой несчастной Бельгии и едва успевшей мобилизоваться Франции.

Задачу в отношении союзников мы выполнили не только честно, но и блистательно.

В Восточной Пруссии, правда, мы потерпели тяжелые неудачи, но зато притянули на себя значительные силы врагов и облегчили положение наших союзников. В Галиции же постоянные победы сделали движение вперед русских армий каким-то торжественным шествием, отдали в наши руки столицу Галиции, и сам Перемышль, считавшийся неприступным, пал под ударами русского оружия.

Несмотря на неодолимые трудности, мы завладели всеми Карпатскими проходами и даже начали втягиваться в венгерскую равнину.

В Зависляньи, однако, одновременно с успехами русского оружия в Галиции, неприятель сосредоточил такие силы, что подступил к самым стенам польской столицы, и только доблесть наших войск, особенно кавказцев и сибирских батальонов, прямо с поезда ринувшихся в жестокую сечу и победоносно атаковавших врага, спасли на этот раз Варшаву, что представляло особые трудности в виду того, что здесь германцам удалось применить крайне редко представляющийся к осуществлению принцип стратегического наступления и тактической обороны.

Успешному применению немцами этого принципа, вероятно, способствовало решение, входившее в первоначальный план наших действий пожертвовать Варшавой, не задаваться целью непременного удержания ее за собою и последовавшие затем колебания, как следствие успешно законченной мобилизации и победоносного вторжения в Галицию. Последнее, обеспечив нас с юга, давало надежду и возможность удержать за собою столицу Царства Польского без риска быть отрезанными.

Мало того, отбросив противника от Варшавы, мы перешли в наступление, овладели Лодзью, едва не захватили два немецкие корпуса, рискнувшие на прорыв нашей линии и, в кровопролитных боях на Варте и Бзуре причинили врагам колоссальные потери.

Здесь совершенно уместно будет ответить на раздававшиеся упреки в том, что пять лет тому назад мы упразднили Варшавскую крепость, тогда как ее можно было использовать для защиты города.

Если бы Варшавские форты и продолжали существовать, то, проектированные и рассчитанные на дальность артиллерии, какую она имела два-три десятка лет тому назад, они, эти форты, при современной дальнобойности осадных орудий, уже не могли защитить города, и выполнить эту роль могли только временные укрепления, вынесенные вперед не ближе как верст за 20 от Варшавы.

И действительно — такие укрепления, возведенные под давлением требований уже развившейся операции, выполнили свою роль, помимо упраздненных фортов, вполне исправно, исправно до такой степени, что если бы не опасность обхода, город никогда не был бы нами оставлен. До тех же пор, пока Перемышль и Львов были в наших руках, со стороны юга мы были совершенно обеспечены от обхода.

Что же касается севера, то здесь ограждал нас Осовец и доблесть русских войск, отразивших упорные атаки врагом праснышских позиций и нанесших здесь германцам решительное поражение, связанное с бесчисленными их потерями.

Но начались и серьезные неудачи, неизбежные во всякой войне и уж особенно в такой гигантской борьбе, как настоящая.

К счастью, мы не успели еще втянуться значительными силами в венгерскую равнину, что представило бы в случае неудачи огромную опасность отступления на Карпаты под настойчивым напором неприятеля и грозило потерею артиллерии, обозов и даже половины, если не более, воинов, переваливших за горный хребет. Но, как бы то ни было, мы принуждены были покинуть Перемышль и под давлением огромного превосходства сил и особенно ураганного огня, на который не могли отвечать тою же монетою, нашим, еще так недавно победоносным, армиям пришлось уступить и Львов, и Люблин, и Холм, что поставило войска наши, защищавшие Варшаву, в опасное положение, тем более, что натиск немцев с севера также возобновился.

Волей-неволей прошлось оставить столицу Царства Польского и выровнять наш фронт, руководясь линией Брест— Белосток— Гродна—Ковна.

Вопрос о крепостях Ново-Георгиевска и Осовца должен был вызвать некоторое колебание, и если Осовец можно было очистить без особого сожаления, то желание обеспечить за собою переправу через Вислу и надежда воспользоваться ею для предстоящих наступательных действии, побудили не очищать Ново-Георгиевска как одну из самых сильных наших крепостей, потребовавшую столько трудов и денежных затрат, хотя участь Антверпена и указывала на слабость преграды, представляемой крепостями перед силой современной артиллерийской атаки.

Еще в 1909 году, в статье своей «Крепости Западного фронта» и в последовавшей затем полемике, я утверждал, что успехи артиллерийской техники идут вперед такими гигантскими шагами, что крепость, отвечающая сегодня всем требованиям военной науки и военного искусства, через десять лет становится никуда негодною, и что сила обороны нашего отечества заключается в его пространстве, пользуясь которым, вместо крепостей по Западному фронту, нам следует иметь в двух-трех пунктах, примерно в Киеве и Двинске широко оборудованные склады для устройства укрепленных лагерей, которые должны быть возводимы во время самой войны на путях наступления неприятеля.

Такие укрепленные лагери в виде непрерывных окопов, тянувшихся на сотни верст, получили, как известно, сейчас самое широкое применение, надо сознаться, для нас вполне неожиданное.
В них, в этих, выражаясь старым термином, укрепленных лагерях, сила предстоящих войн, и они, конечно, сослужат службу несравненно лучшую, чем дорогостоящие крепости, заранее возведенные и являющиеся устарелыми, одряхлевшими, бессильными против победоносного движения вперед современной техники — против ураганного огня орудий неслыханного калибра, против огня сверху, при несомненном прогрессивном развитии воздухоплавания.

Как бы то ни было, Ново-Георгиевск решено было оставить за собою с его гарнизоном, с его артиллерией и снабжением всем необходимым.

Но вслед за этим под небывалым огнем артиллерии пала Ковна, также сильная крепость, на которую возлагались инженерами большие надежды, а через несколько дней, под давлением тех же причин германцы овладели фортами Ново-Георгиевска между рекой Вкрои и Вислой, и гарнизон волей-неволей вынужден был искать убежища в центральной ограде. Едва прошло несколько дней, как последовало решение очистить и Брест.

Овладев Ковной, германцы направились на Вильну и вот тут-то возникли опасения за Петроград.

Обсудим, однако, с теоретической точки зрения положение германских армий в России после такого, на вид, победоносного шествия.
Завидно ли их положение или, напротив — это положение надо признать затруднительным?

Германцам предстоит один из следующих способов действий:

Удовольствоваться завоеванным, укрепить свои позиции и выжидать, когда у них, как у победителей попросят мира.
Но непоколебимая решимость как Государя, так и всего русского народа довести войну до конца не дает ни малейшей надежды к осуществлению несомненно горячего желания и мечты, даже не особенно выгодного, но почетного мира. А при войне затяжной, Германия, как страна промышленная, отрезанная от своих колоний и от привычных рынков сбыта, и от привоза сырья несомненно не может выдержать столько же времени войны, сколько выдержит страна земледельческая—Россия.

Итак, надо наступать. Но куда наступать?

Предстоят три пути наступления: на Москву, на Петроград и на Киев.
Последний ближе всего и легче всего достижим, но обладание им, как пунктом второстепенным, не поведет к желанному миру. Потеря Киева, конечно, не может отразиться иначе как обстоятельством, очень неприятным для всякого русского сердца, но захват его несомненно дать мира не может.

Москва? Но участь попытки на нее огромной армии под начальством величайшего из полководцев невольно должна предостерегать современных гуннов и их нового Атиллу от движения в самое сердце России, тем более, что наступил уже ноябрь месяц, тогда как вторжение в пределы России и поход на Москву, начатый Наполеоном 12 июня, справедливо признаются военными историками началом кампании запоздалым для достижения поставленной цели—Москвы.

Не надо забывать, что если Наполеону, при необычайном напряжении и быстроте движения огромной, по тогдашнему масштабу, армии, потребовалось два с половиною месяца для достижения Москвы, то такое быстрое движение совершенно немыслимо для современных армий гигантского размера, продовольствие которых и снабжение всем необходимым могут производиться не иначе, как посредством сообщения с тылом. И если Наполеону удалось достигнуть Москвы через два с половиною месяца по вступлении в наши пределы, то современные армии не могут выполнить такой операции даже в пятимесячный срок, т. е. могут достигнуть Москвы не ранее половины апреля, подвергнув себя всем трудностям и лишениям зимнего похода.

Если бы немцы отложили операцию против Москвы до весны, то и в таком случае они несомненно захватили бы часть осени будущего года, и зимовка в покинутой Москве (несомненно покинутой по примеру 1812 года)—не даст им шансов на заключение почетного мира.

И опять-таки надо помнить, что если энергия наших партизанов и восставшего народа доставляла много хлопот растянутой линии сообщений армии Наполеона, то современные линии сообщений, обусловленные непременно железными путями, в несравненно большей степени щекотливы к нарушению правильного по ним движения, и охранить коммуникационную линию в тысячу почти верст нет никакой возможности, если неприятель—в данном случае наша кавалерия — выкажет достаточно энергии. А сомневаться в энергии нашей доблестной кавалерии немцы не имеют ни малейшего основания.

Одним словом—как ни кинь—Москва представляет собою для немцев такого журавля в небе, поймать которого хотя и интересно, но с благополучным исходом— недостижимо.

Остается движение на Петроград, в надежде—захватом столицы и резиденции Государя, сосредоточивающей в себе все государственные учреждения, побудить нас к миру.

Но и в этом направлении немцам придется пройти более семисот верст, и достигнуть Петрограда, даже если бы наши армии не представили никакого заслона, им не удастся, не подвергаясь в своем шествии вперед всем невзгодам, представляемым зимою.

Вместо движения сухопутного, немцам, конечно, выгоднее было бы сократить путь к нашей северной столице посредством десанта. Но современные способы защиты берегов и внутренних вод помощью мин и подводных лодок делают десант, при уже доказанной доблести наших моряков, операцией положительно невозможной, тем более, что зима скует ледяным покровом воды Рижского и Финского заливов, и море, как база для перекинутого десанта, перестанет существовать.

Возвращаясь к возможности сухопутного немецкого нашествия на Петроград, нельзя не обратить внимания на те преграды, которые встретит это нашествие помимо расстояний и зимы.

Это—во-первых—Двина.
И если бы неприятелю удалось, овладев Ригой, обойти наши позиции по Двине с крепостью, хотя устарелой, но все же крепостью Двинском, то позади Двины, в двухстах пятидесяти верстах расстояния природа для обороны Петрограда дает нам превосходную позицию, представляемую перешейком между озерами Ильменем и Чудским. Перешеек этот в 150 верст, как раз отвечающий размерам современных армий, прикрыт с фронта рекою Шелонью и частью рекой Великой, с ее притоками.
Указанная позиция, заранее укрепленная, согласно современным требованиям ведения войны и широко снабженная всем необходимым—может представить собою заслон, охраняющий столицу лучше всяких крепостей, главное достоинство которого заключается в том, что обойти его невозможно.

Обход с запада возможен только по узкому перешейку в 40 верст между Чудским озером и Финским заливом, прикрытому, притом, многоводной рекой Наровой. Форсировать этот перешеек, не говоря уже о дальности обхода, при своевременно принятых мерах в смысле его укрепления и при наличности нашего флота в Финском заливе — является делом безнадежным. Что же касается обхода с востока, то знаменитые болота, тянущиеся здесь на 180 верст—от Новгорода почти до самого Тихвина и такая широкая река как Волхов опять-таки делают обход неосуществимым.

Соображение, что оба озера, как Ильмень, так и Чудское—не могут представить препятствия в смысле обхода зимой, нельзя признать серьезным, принимая в расчет трудность ведения зимой операций современными армиями, с их автомобилями и орудиями большого калибра по глубоким снегам, причем движение по льду больших масс должно представить огромную опасность при нарушении нашей артиллерией и заранее заложенными фугасами, целости ледяного покрова.

Вышеизложенное дает полное основание прийти к заключению, что Петроград может подвергнуться неприятности бросания в него нескольких бомб с вражеских аэропланов, если наши летчики не проявят достаточной бдительности в противодействии таким хулиганским налетам, то в смысле захвата Петрограда ненавистным врагом наша северная столица может считать себя совершенно безопасной.

Из указанного, совершенно беспристрастного и бесстрастного стратегического обзора нельзя прийти к иному заключению, как к тому, что, несмотря на видимые успехи и захват значительной части нашей пограничной территории, захватчик не может считать свое положение завидным, и перед ним, как перед Наполеоном в Москве, несомненно грозным призраком должен возникнуть и неотступно преследовать его роковой вопрос: что же дальше?

Твердости, больше твердости. За твердыми духом—победа.

Александр Витмер.

Еще по теме:

Первая мировая война. Хроника первых семи месяцев войны

Первая мировая война. Хронология. Восьмой месяц

Первая мировая война. Хронология. Девятый и десятый месяцы.

Первая мировая война. Хроника первого года войны

Первая мировая война. Хронология. Тринадцатый месяц

Первая мировая война. Хронология. Четырнадцатый месяц

Первая мировая война. Хронология. Пятнадцатый месяц

Первая мировая война. Итоги войны к ноябрю 1915 года

Первая мировая война. Хронология. Шестнадцатый месяц