По материалам периодической печати за август 1917 год.

Все даты по старому стилю.

Суд над царизмом

Слово печати

Суд над царизмом, над свергнутым и разрушенным народом—это разбирающееся сейчас дело Сухомлинова, бывшего генерала, бывшего министра, бывшего бездарного, но хитрого царедворца.

— Вместе с Сухомлиновым,—говорят «Известия» всероссийского совета рабочих и солдатских депутатов,— русская революция посадила на скамью подсудимых весь царский режим, всю ту гниль самодержавия, которая отравляла в течение стольких лет Российское государство.

— Дело Сухомлинова,—пишут в «Русской Воле»,—это первый, но далеко еще по последний итог, который мы можем смело теперь подвести наследию нашего политического прошлого.

Начало подведению итогов нашего позорного прошлого положено удачное— именно с Сухомлинова, самого приближенного к царю, ведавшего самым важным—обороной страны, державшего в своих нечестных руках достоинство, мощь и будущее России.

Насколько была гибельна система управления, если руководители свою родину и все лучшее, драгоценнейшее в ней предавали и, предав, оставались совершенно спокойными на суде.

— Все поведение Сухомлинова и его жены,—замечают «Биржевые Ведомости»,—ни малейшим образом не обнаруживает, что они чувствуют тяжесть этого греха.

Но суровая нелицеприятная народная кара должна их постичь и она постигнет их, ибо, повторяем, вместе с ними суд покарает и царизм, веками тягчайшим гнетом лежавший на нас и позоривший нас.

До вердикта суда присяжных сказала свое слово по этому исключительному историческому делу наша печать. В ней ни единого намека не нашлось в защиту подсудимого.

"Это он еще в начале 1914 года сделал все, чтобы ускорить приближение европейской войны, чтобы ввергнуть Россию, неподготовленную разоренную хищническим хозяйством безответственных сатрапов Николая во все ужасы мировой бойни.

Это он,—напоминают далее «Известия» совета,—дал свое знаменитое интервью сотрудникам русской бульварной прессы, на котором громогласно заявил о полной готовности России к войне, о блестящем состоянии ея армии и о подготовленности ее к войне.

Когда вспыхнула мировая война генерал Сухомлинов также цинично-самоуверенно продолжал уверять все русское общество в том, что никакого недостатка снарядов, оружия и продовольствия у нас не имеется и что победа над Германией является совершенно обеспеченной".

И все эти преступные уверения принесли нам совершенно обратное, —позор, несчастья, миллионные смерти, чуть не гибель всего. Уверяя, успокаивая, Сухомлинов вел нас  к пропасти, обольщенный и околпаченный окружавшими его предателями, начиная с жены и Мясоедова.

Гнусные деяния бездарного генерала, бестрепетно и самоуверенно поведшего безоружную обворованную родину против сильнейшего врага, занесены «Отечеством» в его "блестящий" формуляр.

"В то время, как вся Европа, весь мир лихорадочно готовился к неминуемому вооруженному конфликту, когда кошмар войны повис над державами, Сухомлинову были вверены судьбы русской армии, святое дело обороны страны, охрана ее целости, независимости, чести и достоинства.

Шесть с лишним лет стоял он во главе военного ведомства. Первыми шагами его на этом ответственном поприще было уничтожение и той слабой доли независимости, которой обладали некоторые из высших военных управлений—совет государственной обороны, главное управление генерального штаба - главный крепостной комитет, генерал-инспектора отдельных частей войск.

За этим последовало упразднение всех крепостей по германской границе, несмотря на все протесты как наших военных авторитетов, так и генерального штаба союзной Франции, систематическое игнорирование всех предложений, клонившихся к увеличению боеспособности армии, и явное поощрение всяких проходимцев, оказавшихся впоследствии германскими агентами.

Не успела война начаться, как стали сказываться результаты сухомлиновского управления военным министерством. С августа месяца 1914 г. начальники снабжения на фронте, за ними начальники штабов, наконец, верховный главнокомандующий, стали засыпать Сухомлинова настойчивыми телеграммами о доставке снабжения.

Ему телеграфировали, что отсутствие патронов становится «ужасным кошмаром», «гигантским кошмаром», что ружей ждут, как «манны небесной», что вследствие уменьшения числа орудия и патронов из строя выбывает 50— 60 проц., что (воинские) части тают безнадежно, и он отмалчивался и отписывался ничего незначащими обещаниями.

Заведомые, уличенные изменники свили себе гнездо в его доме, распоряжались в его кабинете, читали самые секретные государственные документы,—разумеется, снимали с них копии,—а он им покровительствовал, отстаивал их, когда от него требовали их устранения".

И ничего нельзя было сделать. Даже цензовая полу-помещичья, полу-купеческая, полу-чиновничья Государственная Дума, забившая тревогу, не в силах оказалась предотвратить величавшее несчастье, к которому вел нас министр-Каин.

"Проклятие царской России в том и заключалось,—продолжают упомянутые «Известия»,—что народ и армия, зная, что ее продают и продают ежечасно и сиеминутно, были бессильны предпринять что-нибудь, были бессильны уничтожить зловещий кошмар измены и предательства, окутавший всю Россию.

Система была еще сильна и могущественна, охранялась теми и опиралась на тех, кого продавали, готовили и вели на неминуемый, на верный убой. Армия берегла всенародных, всероссийских преступников; за ее железной спиной они были недосягаемы.

Царский режим во многом вынужден был уступать общественности и духу времени, но одну цитадель он отстаивал непрестанно и непреклонно, одной власти царизм не выпускал из своих рук и до конституции и после конституции. Это была власть над военной мощью государства.

Устройство армии и флота, организация военной силы, вопросы государственной обороны и, наконец, вопросы войны и мира—и до конституции и после конституции—оставались нераздельными прерогативами царской семьи. Поэтому военный министр всегда был одним из самых ближайших, одним из самых доверенных царских слуг. Никакая критика, никакой контроль не могли ограничивать военного министра.

Главная область управления, которой больше всего дорожил царизм, оказалась отданной на поток и расхищение предателям и шпионам. Все, что можно было разворовать,—разворовано. То, что надо было сделать и заготовить,—не сделано и не заготовлено.

И все это сдабривалось личным покровительством царя и отстаивалось всем могуществом царизма".

Штыками хранимая «держава Романовская» берегла Сухомлинова, по разуму и чести бывшего под стать самому «помазаннику», столь же бездарному, преступному и беспечному.    

Армия гибла, расстреливалась по квадратам, молила о помощи, а «заносчивый, себялюбивый, беспечный», по характеристике «Современнаго Слова», царедворец

"занимался придворной политикой и личными делами и без внимания оставлял мольбы эти. И тогда армии принуждены были уходить из завоеванных и родных областей, отбиваться от врага голыми руками и гибнуть от руки неприятеля.

Россия была предана. Россия истекла кровью. И раны наносилась ей не столько врагами, сколько старым строем. Нас обезоружили не немцы, а дворцовая камарилья, которая питалась немецким духом и втайне симпатизировала императору Германии.

Чаша народного терпения переполнялась. Поражения на фронте волновали страну, в измене и предательстве сомнения уже не было. Государственная Дума, общественные круги категорически потребовали немедленной отставки и предания суду военного министра, замешанного в измене. Волновалась и армия...

Пришлось уступить и расплатиться за систему и за себя своим «другом»: Сухомлинов был смещен и отдан под суд.        

"Патриотическая тревога, объединившая разнообразные политические партии, классы и группы, создала такой напор общественного мнения, перед которым не могла устоять старая власть.

Последняя хорошо чувствовала,—читаем в «Речи»,—что дело не в Сухомлинове и окружавших его людях. Она понимала, что борьба с «сухомлиновщиной»—это борьба с ней самой, со строем, который поддерживал и питал «сухомлиновщину». Старая власть делала все, чтобы прикрыть своих любимцев, чтобы затушить дело, но общественное движение было слишком сильно, патриотическое негодование было слишком велико и арест бывшего военного министра был жестоким ударом старой власти".

Через несколько дней народный суд, как самому подсудимому, так и всей «старой власти», вынесет свой вердикт, скажет свое последнее карающее слово.

Но с этим «сухомлиновщина» не уйдет, ибо она еще живет. Итоги ей еще не подведены.
"В этом деле мы подводим итог, но итог не только нашему прошлому; в этом деле есть и много такого, что говорит о настоящем, что заставляет делать выводы, относящиеся не только к нашему «далекому» монархическому прошлому, но и к ближайшему революционному настоящему.

Сухомлинов—олицетворение разрушительного начала нашей государственной жизни,—обобщает "Русская Воля"— Руками этого человека сделано все то, что неизбежно должно было привести государство к упадку, к потере им государственной мощи, к распылению его национальной силы, к разложению всех элементов, скрепляющих государственное единство и дающих ему внешнюю и внутреннюю силу.

Прямая государственная измена—это тоже не частность старой системы, это не позорная деталь. Нет, может быть, в этом и существо самого дела. Но прямой ли изменой, слепым попустительством, беспримерной ли небрежностью было достигнуто то, плоды чего мы теперь пожинаем в виде разрухи во всех областях нашей государственной и народно-хозяйственной жизни,—сейчас это для настоящего не только характеристика прошлого, но и указание для настоящего".

Разве мы не пережили не царскую, а революционную «сухомлиновщину» под Калужем, Тарнополем—вообще в Галиции?

«Сухомлиновщина» еще не ушла в невозвратное прошлое, она еще не вырвана из нашего сознания и действий.

Процесс Сухомлинова должен напомнить нам патриотический исходный пункт того движения, которое привело к революции, —замечает "Речь“—. Он напоминает о необходимости очистить революцию от новой «сухомлиновщины», которая принесла нам столько позора и разочарований. Это верно".

Суд над царизмом есть в то же время и суд над революционным поражением, этой вывореченной «сухомлиновщиной».

Результаты их оказались одинаковы.

Еще по теме:

Дело Сухомлиновых (10-16 августа 1917 г.)

Процесс Сухомлиновых (16-18 августа 1917 г.)

Дело Сухомлинова - это суд над царизмом (август 1917 г.)

Дело Сухомлиновых (20-28 августа 1917 г.)

Приговор по делу Сухомлиновых (сентябрь 1917 г.)