1870 год

Многие газеты и журналы придерживаются правила, прощаясь с отошедшим годом, бросать беглый взгляд на него и суммировать содержание. Мы находим это обыкновение весьма хорошим. Пестрота и дробность ежедневных событий, их непредвидимая случайность, их взаимодействие, перемена колорита того или другого факта, совершающаяся, иногда, менее чем в часовой оборот стрелки, наконец, самая противоречивость сведений, сообщаемых о них в газетах того или другого направления, — все это обусловливает то, что, часто, последние, юнейшие события общественной жизни, забываются скорее, чем издание какого-нибудь Нантского эдикта или заключение Вестфальского мира, заученные на школьной скамье.

Начало прошлого года в России ознаменовано было актом правительства, заставившим много говорить о себе и много ожидать — это появление «Правительственного Вестника», имеющего теперь за собой целый год существования. Насколько оправдались ожидания общества, известно всем и каждому.

Другой темой, сильно занимавшей нас в январе, был Нечаев и тот таинственный заговор, то новое проявление бессмыслицы, гнездившейся в головах непрошеных ревнителей России, которое еще раз доказало недостаточность нравственной подготовки в нашей молодежи, ее бесподкладочность и утопический склад ума. Известно, что все это дело, взбитое в пену толками и пересудами общества и печати,—занятие, к которому так падки наши говоруны.—отошло в прошедшее таким же точно нулем, как и подобная же история в начале 60-х годов. Вместе с ней услышали мы и о смерти Герцена....

Февраль месяц не принес с собой никаких новых видоизменений в Париже и Риме. Личные стычки между Олливье и представителями крайних партий, отказ правительства от официальных кандидатур, небывалая оппозиция правительству правой стороны законодательного корпуса и такое же небывалое одобрение правительства людьми, вроде Жюля Фавра и Э. Пикара,—вот характеристические черты этого лучшего времени министерства Олливье.

В Риме, собравшийся собор объявляет свои «каноны» о непогрешимости папы и полнейший разлад между членами собора начинает проявляться в самых резких, скажем более, неприличных фактах. Характерно было это время и в Пруссии, как бы пошедшей тогда на второй план перед блеском и шумом реформ Олливье и возрождением второй Империи. Мы вспоминаем при этом о той оппозиции, которая сказалась между парламентом и Бисмарком по поводу двух вопросов: по не утверждению парламентом сверхсметных расходов, представленных Бисмарком и по вопросу о смертной казни, за отмену которой ратовал парламент.

Таким же, или сходным с ним, противодействием встретил и английский парламент реформу ирландского поземельного вопроса сильно отстаиваемого Гладстоном. Между обоими первыми министрами Пруссии и Англии было, в феврале месяце, по отношению к их парламентам, очень много сходства, которого совершенно нет теперь.

В России почти весь февраль месяц посвящен был толкам и суждениям о проекте административно-полицейской реформы. Ожидание проекта, его основания и обсуждение обусловили то, что 19 феврали 1870 года,—срок для обязательного держания крестьянами наделов,—прошло почти незаметно. Великий день освобождения России отпразднован был по разным городам и селам ее с меньшей пышностью, чем бы этого можно было ожидать; никакие темные пророчества о каких-то возможных замешательствах не сбылись; памятный день прошел тихо и мирно и не одну свечку затеплил крестьянин перед образом своей приходской церкви, за благоденствие Царя, обозначившего этот день, на память будущим векам, как день радости и молитвы.

В феврале же месяце много было писано об образовании «Западной православной церкви»; имя Овербека, находящегося в настоящее время в Петербурге, было поставлено во главе этого благого дела и есть основание полагать, что оно не остановится на половине дороги и даст какие-нибудь результаты. Самый приезд Овербека сюда, конечно, не беспричинен и будущее покажет, насколько есть в его предприятии исторической необходимости, а, следовательно, и возможности.

Из распоряжений правительства, имевших место в феврале, упомянем о допущении русского языка в инородческих богослужениях и о запрещении сообщать в печати слухи о судебных следствиях. К числу уток, пущенных в феврале, упомянем о крупнейшей: о франко-русском союзе и о переговорах, будто бы, имевших место между покойным посланником нашим в Париже графом Штакельбергом и тогдашним министром иностранных дел—Дарю. В относительном достоинстве утки этой особенно наглядно убеждаемся теперь...

В марте министерство Олливье дошло до геркулесовых столбов. Пущен был в ход «Senatus Consultе», по которому Наполеон III возвращал сенату и законодательному собранию часть власти, когда-то данной ему народом, и стали говорить о имеющем быть народном плебисците, который должен был наглядно доказать, что страна довольна обновленной империей и ее творцом Олливье.

До таких же геркулесовых столбов дошли и в Риме, с обнародованием «Схемы» папской непогрешимости и других воззрений католического собора. Заседания его сделались бесконечно бурны; от слов стали переходить к делу и угрозам; личности, подобные Штросмайеру, почли за лучшее окончательно выделиться из вселенского католического ареопага.

Не меньшими волнениями полна и хроника Испании того времени. Объявление регентства Серрано, искание короля по всей Европе и заявления разных кандидатур, быстро следовали одно за другими.

Смерть дон Энрико де Бурбона, убитого на дуэли герцогом Монпансье, суд над Пьерр Бонапартом в Туре и его неожиданное оправдание, хотя и занимали нашу публику, но весь интерес ее в марте месяце поглощен был слухом о невозможных притязаниях балтийских ландтагов адресом лифляндского дворянства и Высочайшей резолюциею Государя Императора на этом адресе, состоявшейся 25 февраля и памятной всем и каждому.

В марте месяце начато упразднение департаментов сената как высших судебных инстанций, и изданы правила о привилегированных свидетелях, которых суд, при заявлении ими на то желания, обязан допрашивать на дому.

В апреле состоялся во Франции знаменитый плебисцит: 7.864.139 голосов объявили себя в пользу новой Империи. Многие из этих вопросов замолчали теперь навеки, на полях Седана и в схватках под Парижем, и дорого искупили свое торопливое "да". Одновременно с плебисцитом, накануне его, и поэтому подозрительно кстати для Наполеона III, открыт был заговор на его жизнь и организовывалось, как доложил об этом генерал-прокурор Гранперре. громадное восстание. Арестов было много, шуму еще больше, и один из «непримиримых», тогда еще мало известный Европе, депутат Гамбетта, объявил себя противником подпольной борьбы и политических убийств...

Парламентский корпус в Австрии и министерство Потоцкого дали, одно время, некоторую пищу политическим фельетонам и наступавшая весна, казалось, не принесет с собой ничего, особенно нового. Май и июнь месяцы прошли в каком-то затишье перед бурей. Обновленная Империя, «устойчивый» Олливье и непогрешимость папы сделались совершившимися фактами и только одно событие как бы беспокоило журналистику—это отъезд нашего Государи в Эмс и свидание его с королем прусским...

Из наиболее выдающихся фактов нашей внутренней политики за эти месяцы, упомянем о постановлении комитета министров, от 24 апреля, отодвинувшем окончательно проект административно- полицейской реформы в далекое будущее, за необходимостью пересмотра всего II тома Свода Законов; об адресе рижской ландратской комиссии, явившейся, несмотря на высочайшую резолюцию от 25 феврали, как бы продолжением адреса лифляндского ландтага; о реформах нашей следственной части, встреченных общим любопытством и поднявших всевозможные ожидания; о характерном и многознаменательном переименовании «земли» Войска Донского в «область»; о новом городовом положении, приводящемся в исполнение и применение и в настоящую минуту.

Всемирная иллюстрация : Еженед. илл. журнал, № 1 (105) - 2 января - 1871 г.

Еще по теме:

1 января 1871 года Разные известия

2 января 1871 года. Часть 1

2 января 1871 года. Часть 2