Междоусобица во Франции. Броненосные метральезы в Елисейских полях

ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

18 мая 1871 г.

Хотя в нашей внутренней политике продолжается относительное затишье, в том смысле, что за все это время не обнародовано ни одной выдающейся законодательной меры, тем не менее, по всем признакам, мы переживаем в настоящую минуту эпоху выработки нескольких весьма важных мероприятий, слухи о которых уже успели с достаточной настоятельностью и определенностью проникнуть в общество и печать. Оставаясь верными раз навсегда принятому правилу, мы воздержимся от всяких преждевременных оценок и рассуждений, по поводу предполагаемых по этим слухам мер; но, тем не менее, не считаем себя вправе совершенно умолчать о них.

Прежде всего следует заявить, что по известию, сообщаемому «Киевлянином», с оговоркой, что оно получено из «самого верного источника», уже состоялось решение о немедленном введении мировой юстиции во всем западном крае. Подобно тому, как уже сделано это в некоторых губерниях, введение мировых судов в Западном крае будет сопровождаться, по известию киевской газеты, слиянием нынешних гражданских и уголовных палат в судебные палаты, ведающие все дела особым порядком судопроизводства, а именно, при открытых дверях и с немедленным произнесением приговора перед публикой, после выслушания судом тяжущихся сторон в гражданских и обвинителя и защитника подсудимого в уголовных делах. Введение же судебной реформы в крае, по известию «Киевлянина», решено в принципе и к нему предполагается приступить тогда, когда это окажется удобным по усмотрению министра юстиции.

Другая правительственная мера, слухи о которой проникли в печать, относится до усиления средств, находящихся в распоряжении прокурорского надзора для раскрытия преступлений. Для этой цели, по слухами, решено обеспечить прокуратуре законодательною мерою содействие корпуса жандармов в следствиях по государственным преступлениям и поставить, кроме того, в обязанность чинам этого корпуса—сообщать прокурорскому надзору все сведения, которые могут дойти до них о всяких преступлениях вообще. В связи с этими мерами находится, если верить газетным слухам, учреждение новой должности юрисконсульта при шефе жандармов.

Упомянем, наконец, и о том, что в субботу на прошлой неделе, должен был, по уверению газет, решиться законодательным порядком пресловутый вопрос о классицизме и реализме, по поводу рассмотрения в государственном совете проекта преобразования средних училищ. В чем состояло решение этого вопроса—еще неизвестно, но городские толки, ходившие за эти последние дни, упорно настаивали на вероятности исхода,более благоприятного для реальной, чем для классической системы образования.

За сим необходимо упомянуть о чрезвычайном собрании земства с.-петербургской губернии. Оно произошло в начале прошедшей недели. Цель собрания состояла в обсуждении проекта замены подушной подати подворной и в рассмотрении устава общества взаимного кредита с.-петербургской губернии. По первому из этих вопросов, здешнее земство высказалось в пользу введения подоходной подати.

Это, конечно, не более, как простое мнение; но надо полагать, что правительство, обратившееся к земству в деле обсуждения столь важного вопроса, как податная реформа не оставит без внимания мнений, высказываемых представителями тех классов, между которыми должна распределяться тягость налогов.

В иностранной политике весь интерес опять сосредоточился на событиях, происшедших за эти дни в Париже. Когда, в прошедшем обозрении нашем, мы упоминали о первых известиях, относившихся до вступления версальских войск в Париж, конечно, мы не могли ожидать, что это вступление повлечет за собой такие ужасные результаты, как это оказалось на деле.

Несмотря на все безобразия парижской коммуны и ее сторонников, трудно было, однако ж, предвидеть, чтоб эти недостойные люди дошли до тех крайностей, которыми они ознаменовали себя с той минуты, как увидели, что для них исчезла всякая надежда сохранить за собой города, столь долго страдавшие от их бестолкового деспотизма и нахального самоуправства.

События в этом отношении превзошли всякие ожидания. Как только правительственные войска вступили в Париж, инсургенты принялись за неслыханно варварское истребление всех лучших зданий несчастного города, составлявших его красу и гордость. Они подожгли Тюильрийский дворец, Лувр, Пале-Рояль, Контрольную палату, городскую ратушу, церковь Маделины и множество других общественных зданий и попробовали было взорвать Люксембургский дворец, что, однако ж, удалось им только отчасти. Париж запылал со всех концов, поджигаемый особыми бомбами, наполненными керосином. Каждый день стали приходить известия о новых пожарах, о новых подвигах разрушения, достойных вандалов и готов.

Правительственные войска подвигались вперед посреди пламени, при ежеминутном опасении взрывов и новых пожаров. Понятно, что, при таких условиях, они не могли занять всего Парижа, столь быстро, как полагали сначала. Инсургенты отчаянно сопротивлялись на различных площадях, где ими были воздвигнуты баррикады; но это бесцельное сопротивление в центре города оказалось пагубным для них же самих, потому что оно дало возможность правительственным войскам зайти им во фланг и занять Монмартрские высоты, на которых инсургенты, если бы им удалось вовремя туда забраться, могли устроить себе грозную оборонительную позицию, обстреливающую весь Париж.

Этот важный стратегический промах мятежников зависел, по всей вероятности, от того обстоятельства, что они в первый же день штурма оказались лишенными всех своих вожаков, обнаруживших несомненную умелость и энергию в деле обороны от правительственных войск. Иные из этих вожаков, как например, Паскаль Груссе, Пиа-Везинье, Россель, Клюзере бежали, видя, что все потеряно; другие были убиты, как Бильоре (военный «министр» коммуны) или попались в плен, как Асси, Рошфор и сам главнокомандующий мятежническими шайками, поляк Домбровский. Последний быль ранен и принужден сдаться. В настоящую минуту он, если верить полученным до сих пор известиям, уже расстрелян. Та же участь постигла главу «комитета общественной безопасности» Рауля Риго. Множество других вожаков находятся также в плену, другие расстреляны. Убежать удалось весьма немногим.

Междоусобица во Франции. Баррикада на углу улицы Риволи и площади Согласия в Париже

В то время, когда мы пишем наше обозрение, борьба еще продолжается, хотя во власти инсургентов осталось уже весьма немного местностей. Правительственные войска, войдя в Париж с юго-запада, растянулись по его окружности, постепенно подвигаясь с двух сторон к северо-востоку, т. е. к линиям, занятым прусскими войсками (подвинувшимися ближе к Парижу, как уверяют, по соглашению с версальским правительством) и в тоже время проникая все далее и далее вглубь города. Вследствие этого маневра, инсургенты охвачены как бы железным кольцом версальскими войсками и вынуждены отступать на северо-восток, где им придется наткнуться на прусские линия.

Исход такого двойного движения понятен. Ни одному мятежнику не удастся прорваться вон из Парижа. Все они будут истреблены или вынуждены сдаться. Таким образом, окончательное взятие города —теперь для правительственных войск представляет простой вопрос времени и, вероятно, совершится на этих днях.

Спасение из огня

Когда весь Париж окажется в руках версальского правительства, когда отряды иноземных пожарных, поспешившие на помощь несчастному городу из Лондона, Брюсселя и Антверпена, совладают с охватившим его пламенем и остановят ужасное дело разрушения, начнется период страшного возмездия минутным повелителям французской столицы. По всему видно, что возмездие это превзойдет все, что происходило во Франции в эпохи побед различных «партий порядка» над анархическими элементами.

Если в 1832 и 1833 годах, в эпохи знаменитых парижских «дней» возможны были такие ужасы, как избиение инсургентов войсками Бюжо в улице «Тrаnsnonains», если после июньского мятежа 1848 года, продолжавшегося всего три дня, Париж был залит кровью мятежников, то что же будет теперь, когда победа досталась партии порядка такой дорогой ценой, когда, по милости мятежников, Париж лишился всех своих лучших памятников и зданий, когда, наконец, по слухам, сторонники коммуны умертвили всех взятых ими в заложники представителей партии порядка и в том числе парижского архиепископа Дарбуа?

Во Франции не даром сложилось, для рассвирепевших в моменты реакции людей порядка, странное прозвище: «ces enrages de moderes». Эти «enrages» особого рода, дадут себя знать и ныне, хотя Тьер и пытается предупредить их излишества, вытребовав себе от Законодательного собрания право помилования. Нет никакого сомнения, что он широко воспользуется этим правом, но покамест настанет очередь судебных разбирательств, сколько жертв падет под пулями рассвирепевших войск и доведенных до бесноватости парижских буржуа.

А затем наступит мрачная реакция, до которой так падки французы после всякой передряги, причиненной анархистами. Уже и теперь Законодательное собрание готовит закон против свободы печати, собирается восстановить залоги и штемпельный налог для журналов. Это только вступление, за которым, наверное, последует целый ряд реакционных мер. Если б эти меры касались только одних инсургентов—скорбеть о них было бы, конечно, неуместно. Люди коммуны сами, своими подвигами, обрекли себя на постигшую их участь. Грабители общественного имущества, поджигатели и убийцы не заслуживают никакой жалости. Подвиги их зашли так далеко за пределы дозволенного в политической борьбе, что правительства всей Европы единодушно заранее отреклись от возможности защиты их.

Дипломатические агенты этих правительств получили предписания смотреть на инсургентов, как на уголовных преступников, а бельгийский министр публично в парламенте объявил, что правительство не допустит их осквернить своим присутствием бельгийскую землю. Во всей Европе не отыщут они уголка, где бы могли считать себя безопасными от преследования закона.

Все это—только справедливо, но грустно, что тяжесть возмездия падет не на одних их, а на множество людей, не имеющих с ними ничего общего, что во имя восстановления порядка, реакционеры Законодательного собрания могут воротить страну к одной из тех мрачных эпох, когда измученная французская нация апатично отрекается от всех своих гражданских и политических прав.    

Бедная Франция!

Всемирная иллюстрация : Еженед. илл. журнал, № 21 (125) - 22 мая - 1871.

Еще по теме:

1 января 1871 года Разные известия

....................................

11 мая 1871 г. Внутренняя и внешняя политика

18 мая 1871 г. Внутренняя и внешняя политика

22 мая 1871 г. Разные известия

22 мая 1871 г. Новости наук и цивилизации