ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

12 января 1871 г.

Для международной политики нашего кабинета, настала ныне эпоха возобновления усиленной дипломатической деятельности. Заседания лондонской конференции открылись на прошлой неделе. Сначала, дело ограничилось формальным открытием заседаний и дальнейший их ход был приостановлен в ожидании представителя Франции, которым, как известно, назначен член правительства народной обороны, министр иностранных дел, Жюль Фавр; но, кажется, что остальные члены конференции решили ныне начать работы и без него, сообщая только о всем происходящем на конференции французскому поверенному в делах при лондонском кабинете.

Такой прием вряд ли можно, однако ж, считать вполне правильным, и невольно рождается вопрос, насколько будут компетентны постановления конференции, составленные вне участия правительства той страны, которая играла преобладающую роль в событиях, вызвавших заключение парижского трактата.

Видоизменять договор, заключенный вследствие побед французского оружия, когда-то имевших место, без согласия нынешней Франции, значит обнаруживать гораздо большее неуважение к значению международных договоров, чем то, в котором столь громко упрекали Россию на западе, за знаменитую ноябрьскую декларацию.

Впрочем, Европа вступает ныне, очевидно, в эру совершенно новых, небывалых до ныне, дипломатических отношений, почин которых берет на себя неутомимый и ничем не смущающийся граф Бисмарк. Канцлер Северо-германского союза, первый подает пример того оригинального взгляда на значение лондонской конференции, на который мы указали выше.

Еще недавно он заявлял полную готовность дать свободный пропуск в Лондон Жюлю Фавру, а ныне положительно отказывает ему в таком пропуск, по той оригинальной причине, что французский министр иностранных дел истолковал его прежнюю готовность в виде косвенного признания берлинским кабинетом парижского правительства народной обороны....

Спрашивается, однако ж, можно ли было Жюлю Фавру не придти к такому взгляду на дело, по самой сущности вещей. Он требовал пропуска для поездки в Лондон, куда намеревался отправиться в качестве официального представителя Франции на международном собрании, составленном из представителей всеми признанных правительств.

Эти представители соглашались допустить его на конференцию в качестве равноправного с ними члена. Разве согласие прусского министра на пропуск Жюля Фавра, данное при таких обстоятельствах, могло быть истолковано иначе, чем сделал это французский министре А, между тем, граф Бисмарк берет назад данное им обещание, именно за то, что его действия были истолкованы в единственно разумном их смысле.

В отказе, которому подвергся ныне Жюль Фавр, слишком ясно высказывается раздражение, вызываемое в графе Бисмарке упорным сопротивлением Парижа. Это раздражение, пожалуй, вполне понятно, но вряд ли благоразумен способ, которым оно выразилось. Форма отказа до того оскорбительна для французского национального самолюбия, что она, по всей вероятности, еще только усилит упорство сопротивления парижан и отдалит желанную минуту развязки франко-германской распри, развязки, которую так приблизили новые победы германских войск над французами.

Действительно, в течение прошедшей недели обе французские провинциальные армии, на которые мог еще рассчитывать Париж, потерпели полное поражение. Северная армия, командуемая генералом Федербом, разбита наголову и остатки её рассеялись у Камбрэ, на бельгийской границе.

Армия Бурбаки (южная), пробовавшая было заставить снять осаду с крепости Бельфор и зайти в тыл германским войскам через южную Лотарингию —совершенно не успела в своем замысле и принуждена была отступить к швейцарской границе.

Таким образом, для Парижа исчезла снова, по крайней мере, на некоторое время, всякая надежда на внешнюю помощь, да кроме того, неудачная вылазка Трошю у Мон-Валерьена должна была ослабить в значительной степени воинственный энтузиазм самих парижан.

Раздражать осажденных в таких обстоятельствах — вряд ли расчетливо и благоразумно. Оскорбления всегда дают людям новую силу. Весьма многознаменательна только что напечатанная телеграмма об отставке Трошю.

Великодушное отношение к совершенно почти побежденному неприятелю было бы тем более уместно в настоящую минуту со стороны победителей, что одна из целей страшной борьбы, обагряющей кровью Францию—уже достигнута.

Единство Германии не только стало уже совершившимся фактом, но и самая формула, являющаяся его символом — торжественно провозглашена перед лицом целого света. 6 (18) января прусский министр торговли, граф Итценилитц, торжественно прочел перед обеими палатами прусского парламента прокламацию короля Вильгельма, объявляющую о принятии им достоинства Германского Императора, и в Версале, в зеркальном зале этого дворца, Вильгельм I был, в присутствии всех германских государей и представителей германского войска, объявлен  главой и верховным повелителем всей Германии.

Значение этого факта—неизмеримо, но покамест, все оно еще в будущем. Для того, чтобы Германская Империя могла прочно утвердиться на незыблемых основах, ей необходим продолжительный период мира и внутреннего спокойствия, в течение которого могли бы окончательно определиться отношения Императора к подчиненным ему германским государям.

Только тогда, когда в этих отношениях исчезнут всякие шансы внутренних затруднений, Германия почувствует себя действительно сплошным политическим телом и только тогда может она рассчитывать на серьезное отношение Европы к ее единству.

Мы, с своей стороны, желаем германскому народу как можно скорее достигнуть этого результата.   

Всемирная иллюстрация : Еженед. илл. журнал, № 3 (107) - 16 января - 1871.

Еще по теме:

1 января 1871 года Разные известия

.....................................

5 января 1871 года Разные известия

.....................................

12 января 1871 года Разные известия

12 января 1871 года Новости наук и цивилизации

12 января 1871 года Часть 1

12 января 1871 года Часть 2