Мария-Анна Камарго

Из истории балета

Как бы там ни было, а танцы и балет имеют очень и очень почтенную историю. Социологи проследили историю танцев чуть ли не за сотни тысяч лет назад, когда они были одним из способов завоевания самки, — впрочем, и теперь они в достаточной степени сохранили свое первобытное значение, хотя уже и в обратном отношении относительно полов. И балет имеет не менее почтенную историю. Достаточно сказать, что были времена — с каким ужасом думают о них современные балетоманы — когда балерины танцевали в длинных юбках.

Первая балерина, произведшая революцию в этой области и надевшая для танцев короткую юбку, была Мария-Анна Камарго. Родилась она в Брюсселе 15 апреля 1701 г., а умерла в Париже в 1770 г. Родители Камарго были из знатной испанской фамилии, давшей церкви несколько кардиналов, а своему отечеству — много знаменитых министров и храбрых генералов. И мать балерины прелестно танцевала, но только менуэты в стиле Людовика XV и в длинных, очень длинных платьях.

Отец Камарго, „дон Фернандо де-Кибис де-Камарго", как он расписался на одном из контрактов, заключенных от имени дочери, был самым настоящим испанским дворянином, т. е. очень бедным, очень ограниченным, очень гордым и очень набожным.

Принцесса Линь, случайно увидавшая прелестную Марианну, почувствовала к ней особое расположение, и действительно, десятилетний ребенок был чудом красоты и грации. Принцесса решила, что такое чудо должно принадлежать городу чудес — Парижу, и в один прекрасный день заявила, что из Камарго нужно сделать танцовщицу. Гордый папаша поднялся было на дыбы, но принцесса сумела укротить его гордость, и вскоре уже Камарго начала брать уроки у Прево.

Франсуаза Прево

Прево в то время считалась в Париже первой звездой балета. Камарго пришлось впоследствии победить свою учительницу. У Прево было все, чего не должно быть у балерины: она была очень некрасива и тоща. Так как в то время балерины не умели еще скрывать худобу своих ног различными приспособлениями,то вполне естественно, что Прево была ярой защитницей очень длинных и очень закрытых платьев.

Марианна была изумительно красива и обладала роскошными формами, на которые заглядывались все ценители. Но эти формы Марианне ни к чему не служили, так как скрывались во время балетов под неуклюжей юбкой. Все знатоки и любители балета в то время настаивали на отмене длинных платьев. Наоборот, дамы света, боявшиеся за своих мужей и любовников, стояли за длинные платья. Прима-балерина с некоторыми духовными — Прево была набожна — стояла во главе последнего движения.

Однажды, в театре, в присутствии короля предполагался балет „Русалки". Нужно было начинать спектакль, и вдруг — о ужас!— оказалось, что костюм Прево украден. Вор оставил только короткий муслиновый фартук, который в то время назывался „Евиными листьями". Но не могла же Прево танцевать пред королем в одном этом фартуке? Раздались трубы, известившие о приезде в театр короля. Директор театра хотел уже бежать, чтобы сообщить королю о случившемся несчастье, как вдруг Камарго предложила сыграть роль русалки, которую должна была играть Прево.

— „Но Господи Боже! ведь вы же, как и Прево, не можете танцевать без костюма?"
— „Если вы хотите спасти спектакль, то я вам в десять минут покажу, что можно танцевать и без длинных платьев и заслужить полный успех. Я только попрошу сообщить и Его Величеству, что костюм г-жи Прево украден, я играю ее роль и вынуждена была импровизировать костюм, за который прошу его извинения".

 Директор ухватился за это, как за якорь спасения, и побежал королю докладывать о происшедшем инциденте, а Марианна тем временем бросилась в уборную, обвязала „Евины листья" вокруг пояса, задрапировала его шалями, и получился кокетливый костюм, приближающийся к тому, в котором теперь танцуют балерины. Камарго оказалась восхитительной русалкой, и король уже после первого акта обратился к свите со следующими словами:

„мы положительно должны быть благодарны тем ворам, которые украли костюм Прево! Очень жаль, что они раньше этого не сделали. Жаль! Жаль!"

И очень часто повторял король эту остроту, засматриваясь на изящные движения Камарго. С тех пор длинные платья были изгнаны, и даже консерваторы хореграфии с недоумением пожимали плечами, как можно было так долго терпеть длинные платья.

Благодарным должен быть балет также изобретательнице трико. Раньше же балерины носили чулки до колен, а выше ногу закутывали густой тканью. Конец этому положила также прелестная балерина Мария-Олимпия Обри де-Гуж, родившаяся в 1755 г. в Монтабане. Ей удалось убедить строгих ценителей в красоте полного трико. Она дошла до того, что образовала целый дамский клуб, на обязанности которого лежало ввести в балет шелковое, телесного цвета, трико. Она же учредила школу для молодых девушек, в которой приготовлялись трико ножное и для бюста. На поясе оно скреплялось шнурами.

Но что значили все эти приготовления, когда ношение трико было строжайше воспрещено, благодаря агитации принцессы Роган. К приверженцам трико и поклонникам прелестной Олимпии принадлежал и муж благочестивой принцессы. Он считал своей обязанностью залечивать раны, наносимые его женой Олимпии во время агитации, залечивать самым лучшим лекарством,— предупредительностью и подарками.

Однажды Олимпия увидала у знаменитого в то время парижского ювелира Бриссара чудный крест, весь усыпанный бриллиантами и сапфирами. На другой день ее посетил принц Роган, и Олимпия выразила желание обладать этим крестом. Натурально, принц поспешил к Бриссару, клиентом которого состоял давно, и готовился уже купить крест.

—    Невозможно!—ответил ювелир:— крест уже почти продан. Он предназначен для папы и будет поднесен в день его вступления на престол.
—    А кто хочет сделать это подношение?
—    Хотя не в моих правилах — ответил, улыбаясь, ювелир — называть покупателей, но на этот раз я сделаю исключение: это ваша супруга, принцесса Роган.
—    Моя жена!—воскликнул Роган:—роковое совпадение! А я честное слово дал Олимпии купить ей этот крест. А нельзя ли — обратился он к ювелиру - сделать дубликат этого креста или не можете ли вы предложить для папы другой крест?
—    К сожалению, нет, но....
—    А, но?... Значит, в этой покупке есть свое но?..
—    Принцесса хотела купить этот крест, но когда я назначил цену в 30,000 франков, то она, вместе с графиней Шатобриан, нашла ее слишком высокой и удалилась со словами: „я посоветуюсь с другими дамами комитета, который готовит подарок папе, и тогда возвращусь к вам".
—    Ну тогда, дорогой Бриссар, этот крест вовсе не куплен! Заверните его и отошлите тотчас же Олимпии Обри.
—    А, прелестной танцовщице?..
—    Совершенно верно, милейший Бриссар!—подтвердил, улыбаясь, принц:— только если моя жена и дамы спросят о кресте, то вы сохраните в строжайшем секрете мое имя и назовите в качестве покупательницы Олимпию Обри.
—    Конечно, конечно! Этого требует честь нашей фирмы. Само собой разумеется, я также охотно продал бы крест и вашей супруге!
—    А пусть она не скупится! Вы видите, что я в этом отношении составляю с ней полную противоположность! Посылайте же скорее этот крест Олимпии Обри.

В тот же день приехала принцесса Ротан покупать у Бриссара драгоценный крест и с ужасом увидала, что его более нет на выставке в окне. Затем она успокоилась было, думая, что ювелир его спрятал, чтобы сохранить его именно для принцессы.

—    Я страшно несчастлив и должен умолять вас о прощении — встретил такими словами Бриссар принцессу:— в мое отсутствие жена моя продала крест танцовщице Олимпии Обри.

Имя Олимпии как громом поразило благочестивую принцессу.

—    Невозможно, г. Бриссар! Мы должны иметь этот крест. Мы уже описали его архиепископу, который должен свезти этот крест папе. Он уезжает в Рим через два дня. Вы должны взять этот крест обратно.
—    Я не думаю, чтобы эта возвратила мне крест!—в тон принцессе ответил Бриссар.
—    Но если вы ей скажете о цели.... что крест предназначен для папы....
—    Она мне не поверит! Может быть, если бы вы сами....
—    Что вы?, я?... к танцовщице?!

После долгого совещания во дворце принцессы три дамы отправились к Олимпии Обри. Разговор был очен короток.

—    Вы купили у ювелира Бриссара крест, который мы тоже хотели купить,— уступите его нам. Он предназначается для его святейшества — папы. Если вы уступите нам крест, то будете участницей того благословения и отпущения грехов, которое мы, разумеется, от него получим.

—    Ах, это благословение — ответила, улыбаясь, Олимпия, — не принесет мне ровно никакой пользы, так как я протестантка. Но, впрочем, в виду прекрасной цели я готова поступиться этим крестом и даже отдать его вам совсем даром, только я поставлю два условия, и первое из них выражается одним словом...
—    И это слово?
—    Молчание... Я прошу далее дам посетить завтрашнее представление балета "Юнона и Ганимед“.
—    Мы никогда не посещаем театров, а тем более балет...
—    Я это знаю, но именно я хочу, чтобы вы завтра сделали исключение, если вы только хотите получить крест. Я завтра танцую в первый раз в трико.

Нечего и говорить, как побагровели при этом слове дамы.

—    И я вас надеюсь убедить— продолжала, улыбаясь, Олимпия,—что трико не производит уж такого безнравственного впечатления, как об этом думают дамы.

—    И если мы принесем эту жертву — спросила принцесса — и посетим театр — что тогда?
—    Тогда я взамен моей жертвы попрошу одного единственного словечка с вашей стороны и молчания о моей реформе балетного костюма.

Невероятное событие произошло на следующий день: принцесса Роган со своим супругом и другие дамы комитета появились в ложах балетного театра. Олимпия производила фурор, паря в облаках. На ней был полугреческий костюм, под которым виднелось шелковое трико телесного цвета.

"Восхитительно! Восхитительно!"

— кричал в восторге принц Роган — и тотчас же испугался, ожидая сердитого окрика супруги. Но она только посмотрела на него с упреком — и молчала. Да, принцесса молчала даже тогда, когда публика, восхищенная невиданным доселе балетным костюмом, аплодировала без конца. У принца сегодня во второй раз пот выступил на лбу. В первый раз это было, когда принцесса выразила желание поехать в театр и посмотреть балет, и теперь, когда принцесса не спускает глаз с прелестной Олимпии в трико и молчит...

В антракте вышел принц в соседнюю ложу к приятелю, и в тот же момент сестра Олимпии постучалась в дверь ложи принцессы Роган и подала ей футляр с крестом и записку. Принцесса быстро разорвала конверт и прочитала:

„Препровождая вам подарок для его святейшества, питаю надежду, что я не доставляю вам ни на минуту огорчения".

В эту самую минуту вошел в ложу принц и вдруг услыхал, что жена его, сложив записочку, говорит:

„Ах, эта Обри положительно прелестная особа!"

Принц не мог поверить, чтобы это случилось наяву....

Только на другой день Роган узнал всю историю и пробормотал:

„экий сатаненок эта Олимпия! Она сделала меня перед его святейшеством набожным человеком. Конечно, набожность эта стоила мне 30,000 франков, — но трико есть и всегда останется великолепнейшим изобретением..."

 

Огонек, №21, 5 (18) июня 1900 г.

Еще по теме:

История балета

Из истории балета

Русский сезон в Париже 1914 г.

Танцы в Старом Петербурге. Часть 1 - во времена Петра I

Танцы в Старом Петербурге. Часть 2 - при преемниках Петра I

Танцы в Старом Петербурге. Часть 3 - 40-е годы XIX века