Общий вид заседания в Большом театре. В центре, за столом президиума А. Ф. Керенский
По материалам периодической печати за август 1917 год.
Все даты по старому стилю.
Третий день совещания
МОСКВА, 14 августа.
Государственное совещание затянулось. Оно продлится 14 и 15 числа, причем утренние и вечерние заседания этих двух дней, пожалуй, не исчерпают всего длинного списка ораторов.
Уже вчера настроение более или менее определилось. Можно было ожидать сильнейшего обстрела Временного Правительства после объявленной им декларации, но дневное заседание вчерашнего дня показало обратное: и справа, и слева выступавшие были очень сдержанны и корректны. Дана линия— доверие правительству. С этой стороны уже чувствуется известная победа Керенского.
Но лишь до известной степени. Это доверие можно охарактеризовать словами: „за неимением лучшего", а также—„во избежание дальнейших осложнений". Раздавались даже комплименты и ораторскому таланту, и благим пожеланиям Керенского, и, однако, вслед за этим шло неизменное кислое „но".
Бывший председатель второй Гос. Думы Головин помянул... Кого бы вы думали?— Столыпина и назвал его знаменитое „не запугаете" истинным языком власти, в то время как по адресу Керенского Головин выразил некоторое мягкое сомнение... Словом, у нас власть еще в будущем, так сказать, iu spe, и грозный вид министра-председателя, его суровый тон, резкие окрики пока принимаются с благодушной недоверчивостью: это-де только маска!
Моментом истинного трагизма следует считать выступление верховного главнокомандующего, генерала Корнилова.
С одной стороны его встречали восторженные овации интеллигенции, с другой — угрюмые, волчьи взгляды солдатских депутатов, не остановившихся перед бестактной, молчаливой демонстрацией по его адресу. Сразу же наметилась та бесконечная трудность задачи, которая лежит перед вождем русских войск. Утешало, внушало надежды его железное спокойствие, с которым он говорил о распаде армии, о страшных опасностях, о великой измене тыла, перестающего работать на армию. Хотелось верить, что этот скромный, но уверенный в себе генерал спасет, научит, приведет к победе. Он говорил о том, что правительство пойдет навстречу его мероприятиям, что оно утвердит его доклад. И тут-то хотелось слышать голос Керенского. На этот раз военный министр „ответа не даде“.
И вот напрашиватся вопрос: „Неужели?.."
Да, после Московского совещания будем иметь правительство, только пока еще не „спасения родины", а „правительство вынужденного компромисса". На правительстве, по-видимому, примирились, но как отчетливо сказывалась глубокая рознь между двумя сторонами, вышедшими на совещание.
Крайние полюсы определились в выступлении: от казаков—генерала Каледина и от советов— Чхеидзе. Это были две непримиримые и грозныя силы: сила государственного порядка и сила разрушающей революции. Оба читали свои декларации, но умели в монотонном чтении подчеркнуть нужныя места. „Необходимо упразднение советов," — говорят казаки.
„Необходимо удаление контрреволюционеров с высших командных постов,"—читал Чхеидзе. Эти угрозы, выделенные сугубыми аплодисментами, прозвучали как лязг обнажаемого оружия.
Правительство являет собою мост между двумя берегами. Нет, пожалуй, вернее—оно похоже на паром, которому суждено приставать то к одному, то к другому берегу. Правительство хочет быть властью, как Керенский хочет пугать своим суровым видом, но его декларация не отличалась определенностью, и его позиция остается невыясненной. Будем ждать дальнейшего.
Что же даст совещание? Оно уже теперь показало, что страна исстрадалась по власти и готова примириться хоть на каком-нибудь правительстве. На речах выступавших ораторов сказывался перелом настроения: уже все громче и громче раздаются слова: „Родина", „Россия". Их еще не смеют произносить раздельно от слова „революция", но и это большой шаг вперед. Непримиримые советы с. и р. депутатов вынуждены идти на компромиссы и говорить несвойственным им языком.
Пока все устремлено на войну и на призрак надвигающегося голода, но дан пароль: „Гляди веселее!" Этот пароль особенно громко возглашается стоящими у власти. Архиепископ Платон сетовал, что мало говорят о Боге, а следом за ним выходят два старообрядца и представитель евангелических христиан, проповедующий о русской реформации, которая-де неизбежна. Вот они— симптомы всероссийской путаницы.
Сейчас работа совещания идет гладким и ровным темпом. Но странно, это совещание производит впечатление не великого исторического события, а только помпезного театрального зрелища. Или тут обстановка играет роль, или просто очень маленькие люди хотят разыгрывать из себя великих исторических деятелей? Во всяком случае, как ясно тут обнаруживается несоответствие малого роста людей,—участников с грандиозностью совершающихся на наших глазах событий.
"Московские Ведомости", № 178, (15) 28 августа 1917 г.
Государственное совещание
Речь Брешко-Брешковской
Гром аплодисментов, долго несмолкающий, встречает заявление председателя о предоставлении слова Брешко-Брешковской; появление ее на кафедре вызывает овации.
Благодарю вас граждане за честь, сделанную мне сейчас,—начинает Брешко-Брешковская. Выслушав все речи, прихожу к убеждению, что это великое собрание является анкетой всей России. Можно сказать, что наш народ и население всего государства выдержало в положительном смысле экзамен. Несмотря на свою глухоту, знаю, что нет противоречий в здешних речах, все единодушно признают, что родина достойна защиты, и немедленно после окончания совещания осуществлять все указанное.
Дело не столько на фронте, сколько в тылу, который разлагается. Небходимо немедленно организовать фронт и тыл, готовить армию на великое дело. Рабочие, народ—все должны работать только на армию. Вся Россия, все женщины, помните, что ваш труд,—спасение нашей республики. На помощь России придите и вы, цензовики.
Необходимо просвещение. Враги—капиталисты, большие и малые торговцы, и правительство должно обратить на них строгое внимание. Прошу правительство рассеять народную тьму, называемую контрреволюцией, которая есть последствие непросвещенности. Цензовики должны взять на себя дело просвещения. (Аплодисменты).
Речь Кропоткина
Горячо приветствуется появление на кафедре старого революционера, князя Кропоткина, который призывает порвать раз навсегда с циммервальдизмом, всем стать дружно на защиту родины и революции, которые нераздельны.
Немцы правы, говоря, что победит тот, кто проявит наибольшую энергию и единство в последние месяцы войны. Последствия победы немцев для нас ужасны. Польша, Литва, Курляндия, Рига, Ревель и Ковно отойдут к немцам, а также возможно, что Одесса и Киев. Они наложат на нас громадную контрибуцию. Мы обнищаем, как Франция в 1874 году, а может быть хуже.
Оратор рисует психологию побежденной страны, которую пережила Франция, унизившаяся пред царем Александром Николаевичем. Обращаясь к солдатам, Кропоткин предлагает взять пример с итальянцев, борющихся в ужасных условиях, но одерживающих победу. Итальянцы стремятся освободить Румынию, с них надо брать пример. (Крики: „Да здравствуют итальянцы". Овации).
Обращаясь к гражданам, Кропоткин призывает понять, что наступление новой эры открывает народу неограниченные возможности для образования, богатства, счастья, света свободы. Кропоткин приводит исторические примеры Англии, Франции, указывает на неопытность нашей демократии, приглашает учиться строительству новой жизни. В заключение Кропоткин призывает не предрешать ничего до Учредительного Собрания. Оратор указывает, что не надо делиться на левых и правых, ибо одна родина, за которую все должны лечь. (Аплодисменты, овации).
Речь Плеханова
Плеханов начинает свою речь выяснением роли и значения революционной демократии, подчеркивая, что длинную, упорную и самоотверженную работу завоевания свободы сделала именно революционная демократия. Потому глубоко неправы относящиеся к ней с предупреждением и стремящиеся сбросить ее со счета истории.
Обращаясь к тем, кто представляет буржуазию или, Плеханов предпочитает сказать: торгово-промышленный класс,—Плеханов заявляет:
«Настал момент, когда вам в интересах всей России и в ваших собственных интересах, необходимо искать сближения с пролетариатом. Если когда-то русская промышленность развивалась, опираясь на поддержку царского самодержавия, отныне русская промышленность может развиваться только в том случае, если торгово-промышленный класс поставит задачу широких социальных реформ.
Указывая на необходимость широкого развития производительных сил, Плеханов утверждает, что оно возможно, только в том случае, если широкая система политических реформ подымет рабочий класс из жалкого положения низшего рода. Торгово-промышленный класс должен понять, что ныне невозможна ни экономическая жизнь планомерная, ни борьба с внешним неприятелем, если не будет достигнуто соглашение с крайней революционной демократией.
Путь соглашения открыт, раз промышленники признают программу широких социальных работ, ибо декларация 8 июля является стремлением революционной демократии добиваться известных реформ в интересах рабочего класса. Обращаясь налево, Плеханов напоминает, что в ответ на призыв Ленина к немедленному захвату рабочим классом политической власти большинство петроградского совещания ответило, что когда страна переживает капиталистическую революцию, захват власти рабочим классом неуместен, сообразно с этим рабочий класс должен определить свое отношение к промышленному классу.
После речи Плеханова объявляется перерыв.
В вечернем заседании продолжались выступления представителей отдельных групп с заявлениями и декларациями по вопросу момента.
От имени общества сельского хозяйства выступил Капацинский, земельных собственников— князь Кропоткин и Мельников, земельных комитетов—профессор Озеров, промышленности —Рябушинский, Кутлер, Дитмар, Бубликов и Соколовский.
Далее выступали представители профессиональных союзов Гриневич, Рязанов и Чуркин, военно-промышленных комитетов—Гучков, продовольственных комитетов—Карцан, казачьей секции сов.-депут.—есаул Нагаев, выступивший с резкой критикой речи генерала Каледина, кооперативных организаций—Бегкем.
С пространной заключительной речью выступил министр-председатель Керенский. Он подводит итоги государственному совещанию и в конце говорит:
«Временное правительство не раскаивается в созыве совещания, давшего известные положительные результаты».
Гром аплодисментов вызывает заявление Керенского:
«Да будут прокляты те, кто призывает к немедленному прекращению войны».
Министр-председатель выражает горячую уверенность, что Россия не погибнет, и благодарит членов совещания, съехавшихся с разных концов земли русской.
Государственное совещание объявляется закрытым в час и 10 м. ночи.
Еще по теме:
Всероссийское совещание в Москве (12 августа 1917 г.)
Всероссийское совещание в Москве. Впечатления от первого дня работы (12 августа 1917 г.)
Всероссийское совещание в Москве. 14 августа 1917 г.
Всероссийское совещание в Москве. Речь ген. Корнилова (14 август 1917 г.)
Всероссийское совещание в Москве. 15 августа 1917 г.
Всероссийское совещание в Москве. Отклики.
Всероссийское совещание в Москве. Итоги.
Всероссийское совещание в Москве. Итоги. Часть 2
Всероссийское совещание в Москве. Обзор печати
| 