К Московскому совещанию

МОСКВА, 12 августа.

Здание Большого театра в Москве, где происходило Государственное Совещание

Сегодня в помещении Государственного Большого театра в Москве открывается всероссийское совещание, созванное по инициативе Временного Правительства. Нам уже приходилось высказываться, что на данном совещании лежит отпечаток известного политического дилетантизма. Государственный деятель, принимая какое-нибудь важное решение, прежде всего представляет себе с полной определенностью - те цели и задачи, которые он желает осуществить в своем действии.

Но, положа руку на сердце, никто из населения не может сказать, что именно должно дать стране Московское совещание. Нельзя же определять его сущность расплывчато общими и ничего не говорящими фразами, что Временное Правительство путем его желает ознакомить страну с истинным положением и узнать ее отношение, а также из соприкосновения к ней почерпнуть новые силы. Если это так, то мы будем иметь тысячу первый митинг, но затеянный в очень крупном масштабе; однако, мы уже научены, что изображает из себя "обмен мнений": это лишь слова, слова, слова, которыми мы пресыщены по горло.

Но, может быть, правительство собирается осуществить какие-либо известные ему одному задачи, пока остающиеся скрытыми для непосвященных, и Большой театр—это грандиозная коробка с сюрпризом. Тогда этому можно порадоваться. России нужно теперь только одно дело, и время, потраченное на слова, как бы хороши и красноречивы они ни были, следует считать потерянным.

У нас много ораторов, но что-то не видать деятелей.

Обмен мнений? Но что же это значит? Правительство поговорит, и общественные элементы его послушают; а потом общественные элементы поговорят, а министры их послушают. Ну а дальше что? Насладившись беседой, обе стороны разъедутся в разные стороны, каждая оставшись при своем. По крайней мере, в Москве так представляют совещание.

Правительство явится с готовой программой и послушает мнение о ней, послушает, но не послушается. Кажется, не предвидится даже резолюции. Но тогда-то даже не земский собор, а какая-то законосовещательная дума, однако вызывающая по отношению к себе истерическое бешенство со стороны крайних социалистов.

Такие скептические мнения раздаются сейчас отовсюду. Керенский уже сделался мишенью острот. Про него говорят, что ему, как большому любителю сценического искусства, захотелось сыграть главную роль в трагедии „Молодость Иоанна Грозного", но что он играет ее, плохо познакомившись с содержанием пьесы. Сперва он съездил в санаторий, как в Александровскую слободу, а теперь едет в Москву, как на подвиг покаяния на земском соборе. Одна беда: еще не найдены подходящие исполнители на роли Сильвестра и Адашева, а население не вполне вникло в психологию народных масс эпохи Иоанна IV. Спектакль налажен-де очень плохо.

Изощряться в остроумии, конечно, легко, но дело от этого не двигается. Положение правительства остается в высшей степени тяжелым. Его можно только пожалеть. Министры плавают между двумя берегами и ни к одному из них они пристать не решаются. Может быть, у них мелькает надежда, что на Московском совещании произойдет примирение между двумя враждующими лагерями, но мы должны признаться, что в это примирение мы не верим. Слишком глубока пропасть, слишком противоположны интересы. Если бы и состоялось единение, то это была бы только фикция, только мираж, который очень быстро рассеется.

Одно хорошо: хотя бы на время правительство вырывается из зараженной гнилой атмосферы Петрограда на воздух более здоровый и чистый. Самая перемена климата может дать многое: и добрые мысли, и хорошие намерения. А поговорить—почему не поговорить? Хуже от этого не станет.

"Московские Ведомости", № 175, (11) 24 августа 1917 г.

Государственное совещание

(Петроградское телеграфное агентство)

МОСКВА. (12 августа). С утра за линией охраны собирается народ. После часу дня толпа разрастается. Подъезжающих к Большому театру министров публика встречает громкими приветствиями, особенно громкими приветствиями публика встречает Керенского.

К 3 часам времени, назначенному к открытию совещания, места в партере, на сцене, в ложах и всех ярусов заняты участниками совещания. Зал, декорированный красными материями, залит светом многочисленных люстр. Стол президиума помещен на сцене позади президиума—места представителей правительственных учреждений; в глубине сцены представители национальных организаций, научных учреждений, интеллигенции и общественных учреждений; в первых рядах на сцене Кропоткин, Брешко-Брешковская, Засулич и многие шлиссельбуржцы: в левой части сцены—представители печати; в партере правая часть занята членами Думы четырех созывов, среди них председатель Думы Головин, Хомяков, Гучков и Родзянко; левую часть заняли представители центрального исполнительного комитета совета рабочих и солдатских депутатов и центрального исполнительного комитета совета крестьянских депутатов.

В амфитеатре—профессиональные союзы, члены Думы, не разместившиеся в партере. В бывшей царской ложе— представители союзных государств, в ложах бывшие верховные главнокомандующие Алексеев и Брусилов, наказный атаман области Войска Донского Каледин, бывший главнокомандующий кавказской армией Юденич, начальник штаба одесского военного округа Маркс, представители кооперативов, продовольственных комитетов, сельскохозяйственных обществ, советов съездов биржевых комитетов, земств, городов, исполнительных комитетов, объединенных общественных и военных организаций.

В 3 часа 10 минут к столу президиума направляются министры с Керенским во главе, встреченные продолжительными аплодисментами собрания. Центральное место за столом занимает Керенский, направо и налево от него размешаются Некрасов, Кокошкин, Никотин, Авксентьев, Прокопович, Пешеходов, Карташев, Ольденбург, Юренев  Чертков.

Речь Керенского

«По поручению временного правительства,—начинает Керенский,—объявляю государственное совещание, созванное верховной властью государства Российского, открытым под моим председательством, как главы временного правительства.
От имени правительства приветствую собравшихся граждан государства  Российского, в особенности приветствую наших братьев воинов, ныне великим мужеством и беззаветным геройством под водительством своих вождей защищавших пределы государства Российского (Аплодисменты) в великий и страшный час, когда в муках и великих испытаниях рождается и создается новая свободная великая Россия.

Временное правительство не для взаимных распрей созвало вас сюда, граждане великой страны, ныне навсегда сбросившей с себя цепи рабства, насилиями произвола, (Бурные аплодисменты), не для обсуждения программных вопросов, тем паче не для попыток, откуда бы они ни исходили, воспользоваться настоящим совещанием и исключительно трудным положением государства Российского и не для каких бы то ни было попыток колебания власти.

Волей революции и народа всей полнотой власти до Учредительного Собрания обладающее и на страже для спасения родины и защиты завоеванных революций прав народа поставленное, временное правительство вызвало вас сюда, сыны свободной отныне нашей родины, для того, чтобы открыто и прямо сказать, как подлинную правду, о том, что ждет нас, что переживает сейчас великая измученная, исстрадавшаяся родина наша.

Мы призвали вас сюда, чтобы сказать эту правду здесь всенародно в самом сердце государства Российского, в Москве, призвали, чтобы впредь никто не мог сказать, что он не знал и не мог незнанием своим оправдать свою деятельность, если она будет вести к дальнейшему развалу и гибели свободного государства Российского (Аплодисменты).

Пусть знает каждый,—говорит Керенский,—пусть знают все, кто уже раз пытался поднять вооруженную руку на власть народную, пусть знают все, что эти попытки будут искореняться железом и кровью (Бурные и продолжительные аплодисменты).

Пусть еще более остерегаются последователи неудачной попытки, которые думают, что настало время, опираясь на штыки, ниспровергнуть революционную власть (Возгласы: «Браво», бурные аплодисменты).

Временное правительство глубоко уверено, не только уверено, но знает, что здесь, собравшись в сердце государства нашего, каждый из нас забудет все, кроме долга совести перед родиной, перед великими завоеваниями революции, свободы, равенства и братства (Аплодисменты).

Верим, что можем свободно и открыто сказать правду. Мы приходим после революции впервые, как временное правительство, к вам, граждане русские, с открытым сердцем и великим сознанием невыносимой и бесконечной ответственности, лежащей на нас, которую мы несем и будем нести, несмотря на все удары, которые выносим. Только через нашу жизнь можно погубить и разорвать тело великой демократии русской (Клики «ура», аплодисменты).

Положение очень тяжелое. Государство переживает час смертельной опасности, и пусть каждый, в ком еще трепещет сердце гражданина, пусть все поймет. Это—наше главное и единственное заявление. Все ощущают в душе смертельную тревогу, все это знают, но не хватает у нас великого мужества, самоограничения, у многих не хватает достаточно стремления и чувства к жертве и подвигу великого самоотвержения.

Между тем,—говорит Керенский,— при необыкновенной истории России дело создания свободной нации из распыленных масс  задача, одновременно выпавшая —великая борьба с организованным и мощным врагом требуют жертвенности, подвига, великого пламени любви к родине самоограничения, отказа от личных, групповых и классовых интересов (Аплодисменты).

Рисуя процесс распыления и распада государства Керенский указывает что, наконец, все это было вскрыто великим испытанием, непереносимым позором, совершившимся на фронте когда части русских войск не под напором враждебных сил, а по малодушию и презренной трусости уходили назад, забывая долг перед родиной и завоеванной свободой.

Все лучшие силы народа и армии, торжество демократии, приближение мира и торжество русской революции связывали с торжеством нашим на фронте, но надежды наши были растоптаны, вера оплевана, и это зло было принесено в армию извне, оно было результатом великого распада, овладевшего народом русским, народом, забывшим о своем долге в своем прошлом (Аплодисменты).

Живя столетия в цепях рабства мы забыли, как нужно любить и ненавидеть до конца. Старую власть ненавидели, но все же подчинялись ей потому, что боялись, а теперь, когда власть не защищает себя ни штыками, ни интригами и силу свою получает только в правде и доверии к разуму и совести народа и почитает себя облеченной этим доверием, на эту власть переносят наследство недоверия во всякой власти и борьбы со всякой властью. Боявшиеся молчали, а теперь одни идут с оружием в руках, другие на своих собраниях осмеливаются произносить против верховной власти государства Российского слова, за которые они, как за оскорбление величества, были бы раньше оставлены вне пределов законности (Аплодисменты).

Здесь, при попытках открытого нападения или скрытых заговоров, здесь —предел нашему терпению. Каждый кто пройдет за эту черту, встретится с властью, которая в своих репрессиях заставит этих преступников вспомнить, что было в старину при самодержавии (Аплодисменты).

Это мы будем делать не потому, что дорог нам престиж и наше собственное положение, но потому, что все здесь одинаково уверены только в этой объединяющей, регулирующей, примиряющей, ограждающей и возвышающей авторитет новой власти, только в ней—спасение государства от распада и гражданской войны (Аплодисменты).

Скажу вам, непримиримым,—вы ошибаетесь, когда думаете (?), потому что (?) мы не с вами и не с ними—мы бессильны. Помните, нападая и борясь с единым источником власти до Учредительного Собрания, вы, одни сознательно, другие бессознательно, готовите торжество тех, кого мало ненавидели, потому скоро начинаете забывать (Аплодисменты).

Керенский находит, что отсутствие творчества и стремления к нему, постоянная борьба между собою есть наследство старой власти. Эта—русская болезнь, привившаяся к телу русского народа, ибо ненавистная власть могла управлять, только натравливая части населения друг на друга и развращая отдельные элементы населения подачками и привилегиями. С тем же наследством, по мнению Керенского, мы имеем дело в драме, происшедшей на полях сражения.

Обращаясь к армии, Керенский заявляет, что все ее будущее, ее спасение—в разуме и сознательности. Керенский свидетельствует глубокое преклонение и великую любовь, которую питает временное правительство и вся страна к мозгу русской армии, рядовому боевому, погибающему за родину офицерству. (Бурные аплодисменты).

Если был,—говорит далее Керенский,—период русской революции по преимуществу разрушительный разрушивший старые устои и создавший новые начала права и самоуправления, то теперь настало время управления и укрепления обороны завоеванных прав и самого государства Российского.

Правительства ждет от представителей земли русской не распрей, не злостной критики и высокомерных указаний, а ждет ответа на вопрос, чувствуют ли они в себе самоотвержение во имя общего (?), волю к порядку, к жертвам и труду.

Мы только что пережили гнусную попытку, после неудачных предложений сепаратнаго мира нам, обратиться к нашим союзникам через нейтральное святейшее лицо с таким же предложением сепаратного мира, ибо среди упомянутых там субъектов не было никого от имени России (Аплодисменты).

Несколько месяцев назад подобные попытки врага, направляемые в нашу сторону, волей народа с негодованием были отброшены, теперь мы рады засвидетельствовать с таким же негодованием и презрением, что эти попытки отвергнуты дружественными нам правительствами.

Керенский заявляет, что другого мы не ожидали и ожидать не могли. (Бурные аплодисменты. Все встают и громко приветствуют находящихся в ложе представителей союзных государств).

Временное правительство,—заявляет Керенский,—свой долг перед государством исполнить. Где борьба переходит за пределы возможного, где желают  затруднениями государства воспользоваться для насилия над свободой и волей русского народа, там будет сказано: «Руки прочь!» (Аплодисменты).

Керенский с горестью сообщает, что, возможно, в ближайшие дни в Финляндии будет попытка использовать затруднения государства во имя насильственного торжества задач и целей, ныне невозможных для всего государства и гибельных, и что он сделает соответственное распоряжение, чтобы это не было допущено (шумные аплодисменты).

Не желая касаться интимной братской распри, Керенский высказывает уверенность, что крестьянская, рабочая и городская масса братьев по крови—украинцев никогда не пойдет по пути, на котором мы могли бы сказать:

«Почему же ты, брат мой, целуешь меня? Кто дал тебе 30 сребреников?»

В заключение Керенский заявляет, что то, что завоевано русским народом и армией, этого никто не отнимет. Опыт пережитых после переворота месяцев показал, что все то, что создано было случайно и иногда недостаточно продуманно, подлежит пересмотру. Теперь черновая работа будет превращена в беловую. Все будет поставлено на свое место. В армии будут знать свои обязанности не только командуемые, но и командующие. В армии комиссары, комитеты и дисциплинарные суды будут сохранены, но все получат формы, которые нужны ныне армии.

Временное правительство,—говорит далее Керенский,—сумеет сделать свой голос настолько сильным, чтобы никто не подумал, что полнота власти временного правительства оказывается полной только с одной стороны и открывает свободный вход с другой стороны.

Если, заканчивает Керенский, не хватит разума и совести, если будем захлестнуты волной развала, распада, своих корыстных интересов, междупартийных распрей, то прежде, чем погибнуть, скажем о том стране, позовем ее на помощь, а сейчас сами своей неограниченной властью там, где есть насилие и произвол, проедем с безграничною силою принудительного подчинения государственной власти. (Продолжительные аплодисменты).

Перерыв.

Керенский в заключительной речи приглашает вспомнить о погибших на поле брани и к созданию светлой жизни в России. (Все встают).

В заключение Керенский выражает уверенность, что разум и мужество народа дадут нужное стране, навстречу чему идет правительство.

Воскресный день предоставляется для частных совещаний по выработке порядка и количества ораторов.

Члены совещания выходят из Большого театра после заседания.

Следующее заседание в понедельник.

Государственное совещание

   12-го августа в Москве, как историческом и национально-государственном центре, открылось так называемое «государственное совещание», на котором сошлись впервые лицом к лицу временное революционное правительство и представители Русской земли всех классов и народов, населяющих Россию.

   Совещание было созвано по инициативе и призыву временного правительства под влиянием катастрофических событий последних дней, после того, как из рядов новой власти раздался голос, предостерегающий о «смертельной опасности», грозящей нашей родине.

   И недаром этот всероссийский собор, собравшийся в старой Москве, объединившей вокруг себя великое русское государство, носил название «государственного» совещания!

  В этом было сказано все. Государственное совещание продолжалось три дня и за все время на нем преобладали примирительные ноты. Правда, участники совещания явственно разделялись на две половины, из которых каждая поддерживала аплодисментами своих ораторов, прерывала их возгласами одобрения, но обе стороны воздерживались от каких-либо агрессивных выступлений, все ораторы призывали к единению и забвению распрей, и были моменты, когда вся зала Большого театра оказалась единодушной в оценке тех или других заявлений. Примирительного настроения на нарушили даже некоторые немногочисленные бурные инциденты.

   Несомненно, временному правительству обеспечена поддержка самых разнообразных слоев населения. Несомненно, что идея коалиционности правительства пользуется всеобщим сочувствием, и никто не помышляет в данный момент о возможности замены коалиционного министерства министерством односторонним, составленным из представителей одних социалистич. партий или, наоборот, не включающим в свой состав социалистов. Все это было очень ярко засвидетельствовано на совещании и все это, конечно, представляет положительный итог совещания, имеющий свою значительную ценность. Правительство может считать себя достаточно прочным и свободным для принятия нужных мер, как бы решительны они не были. Совещание предоставило временному правительству нужную широту полномочий и заранее обеспечило ему свою поддержку. Одно из условия, — и очень важных условий, — для установления в России действительно сильной и твердой власти достигнуто.

   На государственном совещании было сказано много хороших и умных речей, был оглашен ряд содержательных деклараций, были отдельные красивые моменты, но все же не было того энтузиазма, того порыва живого патриотического чувства, который вполне бы соответствовал исключительной важности переживаемого нами момента. Это сказывалось и на речах отдельных ораторов, и на вносимых от имени отдельных групп декларациях. В них чувствовалась если не недоговоренность, то, по крайней мере, некоторая боязнь определенных, точных выражений.

   При нынешних условиях трудно говорить твердые и мужественные слова, и поэтому не мог проявиться на совещании энтузиазм и жертвенный порыв, которого нет в самой стране. А без этого энтузиазма московское совещание не могло достигнуть главной своей цели. Оно не открыло перед нами новых путей, не вывело нас из тупика. Весьма возможно, что в результате совещания правительством будет принят ряд новых мер, очень может быть, что эти меры, каждая в отдельности и все вместе, будут нужны и важны, но поворотным пунктом в ходе русской революции совещание не будет, и мы по-прежнему остаемся на наклонной плоскости.

Еще по теме:

Всероссийское совещание в Москве (12 августа 1917 г.)

Всероссийское совещание в Москве. Впечатления от первого дня работы (12 августа 1917 г.)

Всероссийское совещание в Москве. 14 августа 1914 г.

Всероссийское совещание в Москве. Речь ген. Корнилова (14 август 1914 г.)

Всероссийское совещание в Москве. 15 августа 1914 г.

Всероссийское совещание в Москве. Отклики.

Всероссийское совещание в Москве. Итоги.

Всероссийское совещание в Москве. Итоги. Часть 2