ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

10 ноября 1870 года

Циркулярная депеша русского канцлера князя Горчакова, напечатанная в предыдущем номере нашего журнала, составляет главнейшее политическое событие минувшей недели. Впечатление, произведенное этим важным дипломатическим актом, было громадно, и в этом отношении одинаково, как в России, так и в остальной Европе; но сходство этих впечатлений и ограничивается одной их силой. Во всем остальном они совершенно противоположны, что, впрочем, к сожалению, повторяется всякий раз, когда дело идет о какой-нибудь мере, направленной к поставлению России на довлеющее ей место в семье Европейских держав.

У нас, решимость нашего правительства не считать более обязательными для себя постановления парижского трактата, ограничивающие свободу наших действий на Черном море, вызвала всеобщий восторг. Русское общество уже давно сносило с нетерпением эти унизительные для своего отечества статьи, и все более и более проникалось убеждением в необходимости их скорого отмена. Развитие нашей железнодорожной сети, оказавшееся, само собой, наиболее отельным к югу, прямо указывало на то, что для России невозможно впредь допускать существование ограничений, столь прискорбно связывавших развитие нашей торговли на Черном море, торговли, без которой и самый смысл направлений, избранных при постройке наших главных железных путей, утрачивался, по меньшей мере, на половину.

По мере того, как статьи парижского трактата, относившиеся до положения нашего на Черном море, делались для нас все более и более стеснительными в смысле экономическом, сила и значение их в смысле стратегическом делались для нас все более и более опасными. У Турции, за последнее время, при самом входе в Черное море, появился грозный броненосный флот, каждое судно которого, представляя собою плавучую крепость, составляло опасность для наших берегов, не предусмотренную и не существовавшую в эпоху парижского трактата. Все это, взятое вместе, делало совершенно невозможным дальнейшее продолжение прежнего порядка вещей.

Объявляя этот порядок более не существующим, Правительство наше явилось верным глашатаем воли русского народа, верным истолкователем его давнишних и задушевных стремлений, а форма, в которой сделало оно этот важный шаг, возбудила непритворный восторг в обществе, еще до сих пор не переставшем считать одной из лучших страниц своей политической истории, знаменитые дипломатические депеши князя Горчакова, остановившие, своим твердым и достойным тоном, все замыслы Европейского вмешательства в так называемый «Польский вопрос», в 1863 г. Мы с радостной гордостью увидали, что и ныне, как в ту достопамятную эпоху, наш кабинет твердо стоит на почве чисто-русских национальных интересов и, сильный сознанием своего права, пренебрегаем всякими, более или менее двусмысленными, увертками и дипломатическими ухищрениями, для достижения своих целей.

Поступая таким образом, правительство обеспечивает себе сочувствие и поддержку всего русского народа и может быть уверено, что, в случае надобности, народ этот не задумается ни перед какими жертвами, для того, чтоб слово перешло в дело, для того, чтоб тяжелое и постыдное бремя, наложенное на нас XIV статьей парижского трактата, не связывало нам долее рук.

Эта готовность народа уже сказывается знаменательными фактами и лучше всего доказывается тем единодушным восторгом, с которым принято распоряжение правительства об уравнении рекрутской повинности, распространением ее на все классы общества.

Мера эта, обнародованная через день после напечатания циркулярной депеши князя Горчакова, покамест провозглашена только в принципе, так как Высочайшее повеление указывает на одни главные основания нового закона и предписывает военному министру приступить немедленно к выработке новых, стоящих на этой почве, установлений, а между тем в обществе уже с нетерпением ждут применения ее к делу и обнаруживают твердую уверенность, что такое применение не заставит себя долго ждать. Это—факт глубоко знаменательный. Он показывает, что русское общественное мнение сильно созрело за последнее время, потому что так ясно понимает необходимость фактов, которые, однако ж, должны прежде всего отразиться на обществе, довольно важными жертвами с его стороны.

Нет никакого сомнения в том, что новый закон о военной повинности вполне удовлетворит тем народным стремлениям, которые обусловливают ныне его неизбежную необходимость, а потому мы в настоящую минуту и не станем распространяться на счет этого предмета. Наше полное сочувствие к основному его принципу, мы уже высказали в наших прежних обозрениях. О подробностях же применения этого принципа к делу, мы будем говорить тогда, когда получим возможность с ними ознакомиться, т. е. после обнародования самого закона, что, по слухам, не заставит долго себя ждать.

На западе циркулярная депеша князя Горчакова произвела решительный переполох, в котором сказались прискорбные плоды систематической клеветы, постоянно приписывавшей России, несмотря на всю сдержанность ее международной политики, всевозможные честолюбивые замыслы во всех Европейских вопросах вообще и в Восточном вопросе в особенности. Несмотря на категорическое заявление депеши на счет того, что Россия ныне вовсе не думает поднимать Восточного вопроса, в Европейской журналистике немедленно поднялся страшный гвалт и на Россию посыпались всевозможные обвинения.

Особенно отличились в этом случае журналы английские и австрийские, или, вернее, Транслейтанские, и это обстоятельство прямо указывало на то, что в Лондоне и в Вене особенно неприятен дипломатический шаг, сделанный столь смело и откровенно нашим правительством. Было бы и долго, и бесполезно излагать, в столь кратком обозрении, как наше, подробности этого журнального похода, тем более, что вызвавшее его политическое настроение Европейских кабинетов уже успело ныне обрисоваться с достаточной ясностью для того, чтоб нам было возможно изобразить в общих чертах картину этого настроения.

Из держав, подписавших Парижский трактат, одна, именно Франция, находится ныне в положении, ставящем её в решительную невозможность вмешаться в какой бы то ни было международный вопрос. Из остальных держав—Пруссия и Италия не обнаруживают ни малейшого желания так или иначе протестовать против шага, сделанного Россией. Остаются следовательно Англия, Австрия и Турция.

В Англии традиционная политика состоит в ослаблении России на Черном море и хотя в последние годы кормило правительства находится там в руках людей, открыто протестовавших против Крымской войны (Гладстона и Брайта), тем не менее нельзя было даже и ожидать, чтоб Сент-Джемский кабинет остался совершенно спокойным в виду решения, принятого кабинетом С.-Петербургским. Нынешние министры королевы Виктории не могли бы этого сделать, даже если б и хотели, потому что в таком случае тории немедленно бы восстановили против них общественное мнение и заняли бы их место. Весьма вероятно, что опасение такой развязки было одной из причин, заставивших английского министра иностранных дел, лорда Гренвиля, поспешить ответом на ноту нашего канцлера и в ответе этом энергически отрицать у России право объявить уничтоженной одну из статей парижского трактата.

Нота лорда Гренвиля написана в таком духе, что, если бы у нас не было примеров весьма недалекого прошлого, то за нею, пожалуй, можно было бы даже признать серьезный угрожательный характер, но никто еще не забыл гораздо более резких нот лорда Джона Росселя, столь щедро расточавшихся против Пруссии в эпоху Датской войны и каждому хорошо известно, что тогдашние угрозы не привели ровно ни к чему.

Нет решительно никакой причины полагать, что ныне произойдет что нибудь иное. По своему положению, Англия одна не против какого большого континентального государства вести войны не может. Ей нужны союзники, а в данном случае, союзниками могут явиться только Австрия и Турция, т. е. два государства, для которых борьба с нынешней Россией немыслима уже потому, что она роковым образом, и даже помимо воли России, послужит сигналом к восстанию весьма значительной части их подданных, т. е. турецких и австрийских славян.

Австрийский государственный канцлер граф Бейст хорошо понимает это и, по-видимому, не особенно расположен к энергическим протестам. Правда, первый министр Венгрии, граф Андраши, обнаруживает с своей стороны сильную воинственность и старается подбить венское правительство на решительный шаг, но тут скорее играет главную роль соперничество с Бейстом и желание занять его место. Если бы это удалось графу Андраши, то мы уверены, что он бы сразу понизил тон, потому что серьезно верить в возможность успешной борьбы с Россией и он вряд ли может. Если же, как этого можно ожидать, граф Бейст удержится на своем месте, то протест Австрии вероятно ограничится дипломатической нотой, более или менее энергического тона.

Об Турции и говорить нечего. Без опоры континентального союзника, она бороться с Россией не может.

Общий вывод из всего этого состоит, по нашему мнению, в том, что державы, недовольные решением России, понимая невозможность воспрепятствовать материальной силой его осуществлению, сознают необходимость освятить совершившийся факт своим согласием и прибегнут к международному конгрессу, которому будет поручен пересмотр всего парижского трактата, на что уже заранее заявлено согласие России в циркулярной депеше нашего канцлера.

События франко-германской войны подвинулись весьма мало вперед в течение минувшей недели. Первый успех луарской армии до сих пор остается одиночным фактом. Соединение корпуса генерала фон-дер-Танна с поспевшими к нему на помощь отрядами уже совершилось, но ожидаемого генерального сражения еще не последовало. Была, правда, стычка прусских войск с французскими при Дрё и, по прусским известиям, стычка эта кончилась поражением французов, но Орлеан все еще остается в руках последних и, следовательно, юг Франции еще не отрезан от севера.

Под Парижем нового ничего не произошло. Обложение города продолжается и, по-видимому, на основании сведений о скудости продовольственных запасов парижан, германские военноначальники не считают нужным прибегать к бомбардировке, надеясь взять город голодом. О вылазках со стороны осажденных нет никаких сведений, хотя последние известия, полученные из Парижа, и говорят о том, что Трошю готовится к вылазке громадных размеров, которая, заметим, весьма возможна, если правда, что число войск в Париже простирается до 400,000 человек.

Во всяком случае, положение дел таково, что на скорый конец борьбы вряд ли можно рассчитывать, если только не случится какого-нибудь неожиданного события.

Наши ожидания на счет успеха кандидатуры герцога Аостского на испанский престол совершенно оправдались. Молодой итальянский принц избран в короли Испании кортесами громадным большинством голосов. За его кандидатуру высказались 191 член кортесов, между тем, как другой конкурент, герцог Монпансье, получил всего 27 голосов. За республику было подано в общей сложности 36 голосов.

Европейские кабинеты, конечно, поспешат освятить своим согласием выбор представителей испанского народа. Принц Амедей Аостский счастливо соединяет в себе все желательные для них гарантии. Его избрание, составляя торжество монархического принципа, в тоже время дает ручательство разумной политической свободе. Новый король принадлежит к царственной семье, вскормленной на уважении к конституционным правам народов и на своем отце видит пример того, к каким блистательным результатам приводит это уважение. Надо надеяться, что, под управлением Амедея I-го, Испания отдохнет и отвыкнет немного от тех смут и неурядиц, которые сделались ее нормальным политическим положением в эпоху долголетнего владычества Бурбонов.

Всемирная иллюстрация, № 98 (14 ноября 1870 г.)

Еще по теме