Три генерала на московском государственном совещании
Совещание открылось 12 августа в 3 часа дня.
Здание Большого театра в Москве, где происходило Государственное Совещание
Громадный Большой театр переполнен. На авансцене длинный стол, за которым поместились члены Временного Правительства: посередине Керенский, слева от него министры социалисты (Авксентьев, Прокопович, Пешехонов и Чернов), справа министры-не социалисты (Некрасов, Кокошкин, Карташев и Терещенко). Рядом с правительством кафедра, за ней столы для стенографисток.
Сзади, на сцене, комиссары правительства, представители науки, трудовой интеллигенции, национальных и общественных организаций. В партере—члены всех четырех Государственных Дум (на правой стороне, если смотреть со сцены) и делегаты от советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (на левой стороне). В ложах и на балконах—делегаты Ставки, фронтовых комитетов, кооперативов, военно-промышленных, торгово-промышленных и биржевых комитетов, продовольственных комитетов, сельскохозяйственных обществ, земств, городов.
Представлены все слои, все группы населения. Как в старинных земских соборах, которые должны были, по идее, представлять «всю землю», и на которое призывались «всякие люди всяких чинов всего великого Российского царствия», «все православные крестьяне со всем народом всея земли российского государства».
И по цели, ради которой созвано, московское государственное совещание напоминало старинные земские соборы. Земские соборы созывались в критический период жизни московского государства, созывались для того, чтобы «застроить московсковское государство», чтобы «государевы и земския дела утвердить и на мере поставить». Земские соборы были средством непосредственного сближения, единения власти с народом. И московское государственное совещание было созвано в критический момент жизни русского государства; созывая его, Временное Правительство сделало попытку непосредственного сближения с российскими гражданами.
Глава Временного Правительства, А. Ф. Керенский, в своей вступительной речи подчеркнул важность переживаемого момента:
«в великий и страшный час, когда в муках и великих испытаниях, рождается и создается новая, свободная, великая Россия, Временное Правительство не для взаимных распрей созвало вас сюда, граждане великой страны, ныне навсегда сбросившей с себя цепи рабства, насилия и произвола»...
Для чего же?
«Для того, чтобы открыто и прямо сказать вам подлинную правду о том, что ждет нас и что переживает сейчас великая, но измученная и исстрадавшаяся родина наша».
И для того, чтобы граждане государства российского явили перед миром зрелище спаянной великой национальной силы и помогли бы правительству в этот критический момент.
Как в старину на земских соборах все люди русской земли «являли мысль свою» о том, как застроить «московское государство», так и теперь граждане российские высказали свое мнение о том, что делать, и где найти выход из создавшегося тяжелого положения. Говорили много, подходя к мучительным вопросам с разных сторон и предлагая различные способы их разрешения. На фоне длинного ряда речей выделялись выступления некоторых членов совещания. Невольно приковывала к себе всеобщее внимание изящная и остроумная речь депутата Шульгина, сидевшего в Государственной Думе на крайней правой и, затем, принявшего активное участие в февральском перевороте.
Чутко прислушивалось все совещание к тем обвинениям, с какими обратился к членам Временного Правительства лидер к.-д. партии Милюков, который сам был членом правительства и которого «ушли» из правительства. Чутко прислушивалось все совещание и к тем призывам, какие слышались в страстных речах одного из убежденных и искренних вождей демократии, тоже бывшего министра, Церетелли.
Произвели впечатление: благородная речь депутата первой Государственной Думы Набокова, пламенный призыв помнить, что уже 12 час, депутата Родичева, декларация демократических организаций, прочитанная Чхеидзе, декларация представителей науки, прочитанная проф. Гриммом, глубоко патриотические речи «группы русской истории»,—Брешко-Брешковской, Крапоткина и Плеханова.
Но из всех мучительных вопросов, затронутых в совещании, наиболее волновал всех без исключения вопрос военный: с честью окончить войну? И потому все члены совещания с напряженным вниманием прислушивались к тому, что говорилось о положении на фронте.
И потому наиболее сильное впечатление произвели выступления трех генералов: верховного главнокомандующего Корнилова, б. верховного главнокомандующего Алексеева и донского атамана Каледина.
***
Встреча на вокзале прибывшего на совещание генерала Корнилова
Генерал Корнилов приехал из Ставки утром 14 августа. Ко времени прихода поезда громадные толпы народа собрались на вокзал. С вокзала генерал Корнилов отправился в часовню Иверской Божьей Матери поклониться московской святыне. Весь путь его следования был усеян народом, восторженно приветствовавшим верховного главнокомандующего. Этот прием указывал, какие надежды возлагало население Первопрестольной столицы на вождя русской армии.
Утреннее заседание открылось около 12 час. дня. На этом заседании выступал ген. Корнилов. Я сидел на сцене, в группе делегатов от науки, в проходе. Мимо меня проходил ген. Корнилов из литерной ложи, в которой он сидел, к ораторской трибуне. Небольшого роста. Монгольский тип лица. В глазах выражение ясного понимания своих целей и решимости идти до конца в осуществлении этих целей.
Сидящие на сцене первые приветствовали верховного главнокомандующего. Раздались бурные аплодисменты, возгласы: «да здравствует армия!»
Вслед за нами поднялись с своих мест и присоединились к овации почти все участники совещания. Почти все, но не все. Часть левого сектора, где находились делегаты фронтовых комитетов и советов солдатских комитетов демонстративно не принимали никакого участия в овациях в честь верховного главнокомандующого.
По адресу демонстрантов полетели возгласы: «встать»! «холопы»! «позор»!
Но сидящие продолжали сидеть. Когда возбуждение улеглось и наступила тишина, Керенский, от имени Временного Правительства предложил приветствовать первого солдата русской армии. Возобновились овации. Но сидевшие раньше продолжали сидеть и теперь. И чувствовалась глубокая трагедия русской революции. Над нами висел Дамоклов меч военного поражения. И в это время, когда необходимо было крайнее напряжение военных сил, не было единения в армии, не было доверия к тому высшему командованию, которое выдвинуто самой революцией.
Генерал Корнилов говорил громко, выразительно. Во всей его речи не было даже намека на пафос. Ему совершенно чужды внешние приемы ораторского искусства. Факты. Одни только факты. Но эти факты очень больно били по нервам слушателей. И казалось, что из этих фактов можно сделать только один вывод, тот самый, какой сделал оратор.
Считаясь с теми фактами, какие ему известны, верховный главнокомандующий считал своим долгом с глубокой скорбью открыто заявить, что у него нет уверенности в том, что русская армия без колебаний исполнит свой долг перед родиной. В армии развал. Продолжаются убийства офицеров озверевшими солдатами.
Генерал читает последние полученные им телеграммы о кошмарных, хулиганских убийствах чинов командного состава. Продолжается постыдное бегство с поля сражения. Приходится вести беспощадную войну с анархией в армии. Благодаря этой анархия уже потеряна Галиция, потеряна Буковина. Враг уже угрожает плодородным губерниям юга, пытается добить румынскую армию, стучится в ворота Риги, а если мы не удержимся на берегах Рижского залива, дорога к Петрограду будет открыта.
Армия, превращенная в обезумевшую толпу, дорожащую исключительно своей жизнью, должна быть восстановлена. Для восстановления боеспособной армии нужно ввести железную дисциплину, восстановить власть командного состава, восстановить престиж корпуса офицеров. Пусть остаются комитеты. Но пусть их деятельность протекает в круге хозяйственных и бытовых интересов армии без вмешательства в область вопросов оперативных, боевых и выбора начальников. Пусть остаются комиссары, но пусть обращено будет серьезное внимание на личный состав комиссариата.
Рядом с мерами на фронте необходимы меры в тылу. Ибо без тыла нет армии. Между тем развалу в армии соответствует развал в тылу. Вследствие расстройства транспорта армия голодает. Производительность заводов, работающих на оборону, понизилась на 60%, а работающих на авиацию на 80%. Меры против развала армии и тыла должны быть приняты безотлагательно. Генерал повторил: «я не сомневаюсь, что эти меры будут приняты безотлагательно.»
И закончил словом веры в гений русского народа, в разум русского народа, в спасение страны.
Заключительные слова сопровождаются новой овацией. Почти все присутствующие в совещании, стоя, бурно аплодируют в течение нескольких минут, пока генерал оставался в зале. Но сидевшие раньше, сидели и теперь.
Донская волна 1918 № 12
Еще по теме:
Три генерала на московском государственном совещании. Корнилов
Три генерала на московском государственном совещании. Каледин
Три генерала на московском государственном совещании. Алексеев
Всероссийское совещание в Москве (12 августа 1917 г.)
| 