Плеханов и рабочие массы
В лице Плеханова рабочий класс потерял не только незаменимого учителя и вождя, но и рыцаря без страха и упрека, до мозга костей преданного делу пролетариата.
Плеханов никогда не принадлежал к числу тех льстецов пролетариата, которые кадят ему фимиам, но по существу относятся к рабочей массе, как к материалу, используемом для своим целей. Плеханов, всегда бесстрашно смотревший правде в глаза и громко высказывавший эту правду, не боясь тем самым утратить свою популярность, не закрывал глаз на темноту и некультурность рабочих масс. Но рабочая масса никогда не была для него простым орудием, объектом для воздействия.
Революционер всеми фибрами своей души, он, начиная с первых своих выступлений и до последнего дыхания, остался верен своей идее, что
„не рабочие нужны для революции, а революция нужна для рабочих" („Наши разногласия").
Во имя этой идеи он всегда боролся против тех революционеров, которым некогда ждать, пока рабочие массы достаточно созреют и окрепнут, чтобы стать сознательными и активными участниками революции.
Еще тогда, когда просыпавшийся к исторической жизни рабочий класс только стихийно волновался, а революционная интеллигенция возлагала все свои упования на крестьянство, Плеханов указал на образование рабочей партии, как на "единственное средство разрешения всех экономических и политических противоречий современной России". Он не скрывал того, что этот путь—путь „медленного политического воспитания рабочего класса".
„Наши революционеры—пишет он ("Наши разногласия“) - как нельзя более боятся медленности хлопотливой старухи (истории). Они хотят революции как можно скорее и во что бы то ни стало".
И он напоминает им пословицу -любишь кататься, люби и саночки возить,
„политический смысл который сводится к тому бесспорному положению, что всякий, желающий поскорее добиться свободы, должен стараться заинтересовать рабочий класс в борьбе с абсолютизмом".
И двадцать лет спустя, когда блестяще оправдалось предсказание Плеханова о роли рабочего класса в русском революционном движении, он снова борется с этим нетерпением революционной интеллигенции, рассматривающей рабочий класс лишь как объект, который можно использовать. Он смело, не боясь упреков в „буржуазности" и „кадетизме", бичует „интеллигентскую кружковщину", под влиянием которой идеологи пролетариата „лишаются всякого политического глазомера" и стремятся „опередить исторический процесс развития" („Заметки публициста. Новые письма о тактике и бестактности").
И в эту эпоху первой Российской революции на его знамени красуется тот же девиз доподлинного социал-демократа: „не рабочие для революции, а революция для рабочих". Противоядие против интеллигентских ошибок он видит в самодеятельности пролетариата.
„Совершенно избавит нас от подобных ошибок—пишет он—только рост политической самодеятельности пролетариата. Развитие самодеятельности пролетариата,—вот к чему сводится политическое завещание истекающего 1906 г." (там же).
И он приветствует мысль о созыве рабочего сезда и призывает осуществить эту мысль, несмотря ни на какие внешние препятствия и „как бы громко ни кричала против него интеллигентская кружковщина". Его возмущает притязание этой кружковщины держать рабочую массу под своей опекой, и из-под его пера вырываются негодующие строки:
„Она, эта кружковщина, которая никогда не могла понять учение Маркса, как теорию эволюции, а всегда понимала ее, как застывшую догму; она, которая никогда не умела опереться ни на что, кроме такой догмы, заученной ею наизусть и механически повторяемой; она, вся духовная история которой есть непрерывный переход от одного вида непонимания современного социализма к другому, — она, абстрактная и неумелая, боится, что рабочие, собравшись на съезд, не сумеют правильно понять свои классовые интересы. Она воображает, что долг чести заставляет ее продолжать свою роль гувернантки пролетариата.
Эта бесплодная старая дева не видит, что пролетариат перерос ее на целую голову. Она этого не видит, потому что не хочет видеть и только потому, что не хочет".
Эта боязнь самодеятельности пролетариата, это стремление к опеке над ним тем более возмущает Плеханова, что он видит ахиллесову пяту нашего массового движения. Он неоднократно указывает за то, что „история приучила нашу народную массу к политической пассивности", что „наша народная масса привыкла ждать помощи сверху". И он не устает призывать пролетариата к самодеятельности и самокритике. Он советует пролетариату „почаще подвергать беспощадной критике свои действия и жестокой насмешке—слабые стороны этих действий".
Он указывает, что такая самокритика особенно нужна „для пролетариата, проводящего первые ступени своего развития". Такой пролетариат решительно не может обойтись без услуг многочисленных „интеллигентов". Оказывая ему услуги, многочисленные „интеллигенты" приобретают решающее влияние на все его действия. Тактика пролетариата на первых ступенях его развития всегда оказывается, в сущности, тактикой интеллигенции. А эта тактика далеко не всегда соответствует тому, что составляет задачу рабочего класса, как такового.
Даже к самым темным, к самым отсталым слоям рабочей массы Плеханов учил относиться крайне бережно и осторожно, чтобы не оттолкнуть их от освободительного движения. Говоря о борьбе с черносотенным движением он указывал, что в что движение втянуты и многие бессознательные рабочие, и призывал „внести свет сознания в эти темные головы", чтобы помочь им „разобраться в том, кто их враг, и кто друг". Он верит в их классовый инстинкт, в то, что „просветительное воздействие сознательного пролетариата" на таких бессознательных пролетариев сотворит евангельское чудо: слепые станут зрячими.
Плеханов придавал первостепенное значение „организации сил пролетариата и воздействию его организованных,- т.-е. стало быть, более или менее сознательных,—сил на его бессознательный слой".
С горечью говорит он об отношении к организации профессиональных союзов после октябрьского переворота 1905 г. тех идеологов, которые „лихорадочно спешили опередить революционный процесс развития":
„Работа над организацией профессиональных союзов— пишет он —многим казалось скучной прозой, ненужной и неуместной тогда, когда для них стала, — как думали они,—легко доступной поэзия немедленной и полной победы над рыцарями кнута, палки и... погромов".
Для Плеханова дело организации сил пролетариата никогда не было „скучной прозой". Для него организация профессиональных союзов представлялась одной из первостепенных практических задач, поставленных перед идеологами пролетариата октябрем 1905 г. Но, увы! эти идеологи далеко не были на высоте, и Плеханов отмечает, что он получил в то время от своих „более или менее поэтических корреспондентов" немало писем, в которых „на разные лады и с большей или меньшей строгостью повторялся один и тог же припев: нам теперь не до профессиональных союзов".
И такие идеологи, конечно, не жалели слов и чернил, чтобы изобличать в „буржуазности" „прозаического" Плеханова.
Но, как мы уже сказали, для Плеханова это не было „скучной прозой". И на международном социалистическом конгрессе в Штутгарте мы его видим в комиссии, обсуждающей вопрос об отношении между социалистическими союзами и партиями. И здесь он оберегает интересы молодого, не окрепшего еще русского профессионального движения. Ему именно принадлежит защита известной поправки, предложенной к революции Бера представителями Петербургских профессиональных союзов. Поправка эта рекомендовала при установлении возможно более тесных отношений между профессиональной и партийной организацией, „иметь постоянно в виду единство профессиональной борьбы".
"Мы не хотели бы—закончил Плеханов свою речь в защиту этой поправки—чтобы принятая здесь резолюция послужила во вред русскому профессиональному движению, расколола бы его".
И благодаря защите Плеханова поправка эта, имевшая большое значение для нашего профессионального движения, была принята конгрессом.
Российский пролетариат, быть может, еще не отдает себе ясного отчета, какого борца за его действительные интересы теряет он в лице Плеханова. Но литературное наследство Плеханова, вечный памятник его жизни и борьбы, поможет ему понять, что имя Плеханова неотделимо от русского рабочего движения, что Плеханов был поистине мозгом и совестью этого движения. На его произведениях рабочий класс России может лучше всего научиться отделять действительное революционное ядро от всякой шелухи трескучей революционной фразы, непримиримым врагом который всегда был Плеханов.
Г. Батурский.
Дело : Еженедельный социал-демократический журнал.- М.,1918 1918 № 11-12
Еще по теме:
Болезнь Г. В. Плеханова (май 1918 г.)
Кончина Г. В. Плеханова
Памяти Георгия Плеханова
Историческая роль Плеханова
Плеханов и рабочие массы
Снова вместе с Плехановым
Г. В. Плеханов и наши революции
Похороны Плеханова (9 июня 1918 г.)
| 