Материал из журнала "Нива" за январь 1917 год.

Очерк К. Шумского.

III

Мы знаем, конечно, что результаты первых наступательных попыток союзников дали пока лишь относительно небольшое продвижение на отдельных участках фронта. Однако надлежит иметь в виду, что и нельзя было ожидать с первых дней перехода в наступление союзников, - после двухлетней обороны, - решительного „сжатия" круга, внутри которого находится Австро-Германия.

Это были лишь первые опыты, позволившие прежде всего вырвать инициативу у противника и затем обнаружившие, что фронт противника, несмотря на всю силу его укреплений, в общем уязвим. Очевидно, предстояла относительно медленная работа в дальнейшем „наступательном" периоде действий союзников,—быть может, связанная с довольно продолжительным временем, но во всяком случае обещающая, при известной согласованности и организованности действий, окончательный успех.

Во всяком случае, мы знаем, что союзники к концу второго года войны не только вырвали инициативу из рук противника, но и добились значительного ослабления, главным образом, Австро-Венгрии.

Как ни медлительно шествие союзников, но все же общие стратегические факторы существенно менялись, невзирая на отдельные успехи немцев, и, параллельно с крайним ослаблением Австро-Венгрии, силы союзников возрастали до колоссальных размеров: английская армия, насчитывавшая в начале войны 150 тысяч во Франции, к осени 1916 года насчитывала во Франции 1 1/2 миллиона, т.-е. возросла в 10 раз, а о росте вооруженных сил 180-миллионной России и говорить не приходится. Это настолько существенно меняло положение по сравнению с периодом первого полугодия войны, когда противник не мог достигнуть успеха, имея в тылу себя еще неготовую Россию, а перед собой французскую армию, усиленную лишь 150 тысячами англичан, что противник не мог с этим серьезно не считаться.

Выступление Румынии еще более осложнило положение противника, вынуждая его выделить часть и без того ослабленных сил для румынских фронтов. Правда, противнику удалось несколько исправить это положение, сведя румынские фронты к линии длиною всего лишь верст в 250. Однако это означало лишь, что „привесок", утяжеливший положение противника, и без того крайне тяжелое, оказался несколько меньшим, чем можно было ожидать. Но общее стратегическое положение противника, будучи тяжелым еще до румынского выступления, продолжало быть не менее, если не более тяжелым и после румынского выступления, особенно в связи с необходимостью выделить новыя силы для обороны румынского фронта, хотя бы и 250-верстнаго.

Таким образом, в окончательном итоге истекший третий год войны ознаменовался тремя крупными неудачами противника — у Вердена, на волынско-галицийском фронте и на итальянском фронте, у Горицы. Параллельно с этими неудачами противника, немцы могли зарегистрировать один плюс — „румынскую операцию", но так как румынский фронт, хотя бы и меньшего, 250-верстнаго, размера, все же был лишней тяжестью для германской стратегии, то положение противника, ставшее весьма тяжелым еще до румынского выступления, продолжало быть также крайне тяжелым даже и после успешной „румынской операции".

В итоге коалиция центральных держав к концу третьего года войны перегородила укрепленной стеной поперек Европу от моря до моря в двух местах: на западе — от Севернаго моря до Швейцарии, на востоке — от Балтийского моря до Черного моря. Для успешной обороны двух длинных, громадных фронтов силы противника должны быть весьма значительны, чего, как мы знаем, не наблюдалось. Кроме того, на этих фронтах имеются более слабые участки, как, например, австрийский участок восточного фронта.

Правда, противник мог бы прибегнуть к своему излюбленному способу обороны— к активным операциям, к какой-нибудь крупной наступательной попытке на одном из фронтов. Однако, на западе это, по-видимому, исключено, а наступление на востоке, в настоящих условиях, потребовало бы весьма значительного расхода сил, еще более могущего приблизить противника к полному истощению. Кроме того, как
мы знаем, при нынешних согласованных действиях союзников, противник не имеет возможности сосредоточить особенно большие силы на востоке, ибо немедленные удары на западном фронте, а возможно и на итальянском фронте, сейчас же должны отвлечь туда силы.

IV

Таким образом, противнику к третьему году войны приходится учитывать четыре фактора:

во-первых, сильнейшее ослабление Австро-Венгрии, вынуждающее немцев тратить свои войска и на австрийский фронт,

во-вторых, увеличение в десять раз английских вооруженных сил и непрерывный рост русских сил,

в-третьих, необходимость оборонять крайне длинные фронты, тогда как оборона длинных фронтов является делом вообще малосостоятельным, наконец,

в-четвертых, невозможность произвести крупную операцию на каком-либо из фронтов, частью вследствие недостатка сил для крупного стратегического предприятия, частью вследствие согласованных действий союзников, определенно мешающих теперь всегда сосредоточению неприятельских сил против одного из союзников.

Такая обстановка прежде всего исключает для противника возможность достигнуть тех целей войны, во имя которых он создал нынешнее великое европейское столкновение. В свою очередь, столь определенно обнаружившаяся невозможность достигнуть целей войны естественно делает для него бесполезным дальнейшее продолжение войны.

Однако, полагая, что его вооруженные силы еще достаточны для продолжительной обороны ии длительного сопротивления, противник пытается использовать "психологический" момент и то свое положение, которое он определяет так называемой „военной картой".

В результате, к концу третьего года войны мы и имели так называемые „мирныя предложения” противника, которые являются тем ближайшим выводом, к которому пришел противник, признав невозможным для себя достигнуть намеченных целей войны. Предложения эти, обоснованные на уверенности противника, что он может еще долго удержаться, заключали в себе определенные требования территориальных и иных гарантий. Противник, сознавая невозможность достигнуть целей войны, в то же время как бы угрожает „затяжкой войны", перенесением ужасов войны на нейтральные страны (нападения подводных лодок на нейтральные суда), и это, по существу, является тем главным „мотивом”, которым подкрепляются „предложения” противника.

С другой стороны, если противник пришел к убеждению, что достигнуть для него целей войны невозможно при настоящей стратегической обстановке, то союзники далеко еще не отказались окончательно от надежды сломить сопротивление Австро-Германии. Противник может против этого возражать и уверять в "неодолимости" центральной коалиции. С этим могут спорить и скептики, но во всяком случае,—так или иначе,— надлежит считаться со столь определенной психологией воюющей стороны. Раз последняя не потеряла еще надежд выиграть войну, то вполне естественно, что она отказывается от ея окончания, тем более в такой момент, когда противник признает свое стратегическое положение благоприятным и намерен из этого извлечь реальные политические выгоды.

Вообще, если представить себе возможные будущие перспективы, то можно, в крайнем случае, допустить еще отдельные частные успехи противника, но ничего крупного от него ожидать нельзя ни на одном из фронтов. Стратегическое положение противника, а также его экономическое положение, в связи с этой невозможностью достигнуть чего-либо крупного и в связи с общим ослаблением, а в частности в особенности с ослаблением Австро-Венгрии,—должно ухудшаться.

Поэтому союзники могут не отказываться от своего выжидательного положения, с какими бы экономическими трудностями оно ни было связано, ибо, несомненно, каждый год войны будет понижать требовательность Германии, как мы то уже наблюдали и до сих пор, при сравнении прошлогоднего выступления в рейхстаге Бетмана-Гольвега с предложением о мире и нынешних „мирных предложений". Острие германской стратегии уже притупилось и не может угрожать союзникам, и вопрос весь сводится к простой длительности войны, при которой союзники гарантированы от серьезных ударов противника, тогда как последний имеет некоторые основания опасаться за прочность своего положения в будущем.

Эти общие итоги являются результатом почти трехлетней борьбы, и они дают основание рассчитывать, что, сколь ни силен противник, эти итоги будут расти и, возможно, достигнут того предела, кода центральная коалиция признает вполне определенно невозможность для нея продолжения дальнейшей борьбы.
С этими перспективами мы и вступаем в новый, четвертый год войны.

Напряжение несомненно растет, тяжелое бремя увеличивается, но мы будем верить, что, как когда-то говорил Гамбетта,—

„нет такого народа на европейском материке, который бы не видел на своей земле чужеземцев, не терпел бы их долго и, наконец, все-таки не выгнал бы их“.

Еще по теме:

Перед следующим 1917 годом испытаний. Часть 1

Перед следующим 1917 годом испытаний. Часть 2

Перед следующим 1917 годом испытаний. Часть 3