Из Москвы

(Корреспонденция Всемирной Иллюстрации)

Начало поста.—Прошедшая масляница.—Гулянье под Новинским.—Костюмированный бал артистического кружка. — "Маски-газеты». Бал Маркиз в благородном собрании.

С 22 февраля Москва сразу погрузилась в пост и молитву, на улицах нет того движенья, извозчики не запрашивают чудовищных, масляничных цен, мелкие балаганы и палатки разрушены и только крупные — словно слоны, одиноко выглядывают среди опустелого гулянья, дожидаясь более счастливых времен....

Это счастливое время наступит с первым благовестом святой недели.

Промелькнувшую масляницу Москва веселилась на славу. — Денежная аристократия и чиновничья знать у себя по домам, купечество по всевозможным загородным трактирам и под Новинским, где оно с четверга, регулярно каждый день, показывало народу своих лошадей, экипажи и дорогие шубы; средний класс, т. е. мещане по клубам, а народ — у классического Петрушки, который ни на одно слово не изменил своих монологов.

—Театры были битком набиты публикой; в четверг уже нельзя было достать билета на воскресенье.—Оттепель поблагоприятствовала балаганным антрепренерам и они не жалуются.—Под Новинским народу в последние дни было столько, что яблоку негде упасть.

Пестрые вывески на балаганах написаны были уже не так безграмотно, как прежде и вместо театра г. Берга, значилось уже просто «Народный театр». Но в нем, все-таки, давали что-то вроде прежней арлекинады, но только арлекин как то потолстел, и вообще пантомима не производила уже того фурора, как прежде, благодаря многим сокращениям и неповоротливости исполнителей.

—В другом балагане, знаменитый бандит Рамазано боролся с солдатами Перновского гренадерского полка, под волшебные звуки, выводимые их же музыкой.—Офицер и генерал, в форме времен Императора Николая, производили чудеса храбрости. Перновцы ревностно исполняли свои обязанности и беглым шагом вытесняли разбойников со сцены.

Очаровательная примадонна, что-то в роде массивной перины, грациозно переходила от одного обладателя к другому. Но к концу добродетель восторжествовала, бандит, пораженный юным офицером, в судорогах, кончил свое грешное существование, а счастливые любовники подошли под благословение, не менее счастливого, генерала. — Затем солдаты подняли ружья над падающими на колени разбойниками, и разбойницами, из-за кулис выбежал торопливо какой-то мальчик и стал на колени перед соединенной четой; — финал, и блистательное бенгальское освещение.

В другом балагане, всю неделю бунтовался какой-то сераль и, должно быть в наказание, как некогда Фрину, всех одалисок заставляли каждый час показываться восхищенному народу.

—Правда, они не совсем были обнажены, как должна была появляться классическая красавица, но легкое трико и воздушные платья, не будь оттепели, не много бы защищали от русского мороза. Злополучные красавицы появлялись вместе со стражами и неизбежным шутом, под звуки воинственного марша, по окончании всякого представления, чтобы заманить публику. Восхитив взоры, они удалялись и оставался один шут, с каким-то акробатом. — Шут этот, уже несколько лет фигурирующий под Новинским, даже в своем шутовском колпаке и вымазанный мукой, представляется вам почтенным отцом семейства.

"Вот, господа, портрет моей жены. Она издали-то не хороша, но зато чем ближе, тем хуже".
Масляница. Дядя-серый.

Совершенно серьезное старческое лицо и хриплый, неразборчивый голос, вовсе не соответствовали его роли народного шута; а между тем он владел толпой и каждой остротой вызывал дружные взрывы смеха. Хочется ли просто народу смеяться, или в его серьезном лице есть действительно что-то неотразимо вызывающее у простого человека смех, но только каждая его фраза производят сильное впечатление.

Впрочем, тут есть еще и другая причина. Акробат по обыкновению разыгрывает роль хозяина — немца, а шут наемщика и, понятно, что каждый ловкий ответ, или насмешка последнего, находит полное сочувствие в толпе таких же наемщиков-работников.

—    «Я тебе гаврил», кричит акробат.
—    «Что ты немец, какой я Гаврила, я Сидор», отвечает шут. И толпа хохочет.
—    «Смотри немец вон, вон кривой!... указывает шут на кого-то в толпе и от общего желания посмотреть на кривого происходит страшная давка и опять повальный смех.
—    «Ребята! кричите ура!!...

приглашает толпу Петрушка, выскакивая в дыру своей палатки и особенные поклонники его мальчишки ревностно принимаются вторить неустанному герою.—Но вдруг раздался магический крик: «Жулик»! и, словно наэлектризованные, все стали прислушиваться.

—Монолог Петрушки пропадает втуне. — Вот крик повторился несколькими голосами и толпа с визгом и смехом шарахнулась в ту сторону, где некоторые любители уже расправляются с пойманным чахлым жуликом, немилосердно осыпая его полновесными тузами. Несчастному не повезло—цепочка от часов зацепилась крепко за жилетку и вот он во власти толпы, которая люлюкает и заливается на все лады.

—Блюстители спокойствия с трудом добираются до него и, наконец, полуживого освобождают из ласковых рук и влекут в какой-то переулок, где помещается контора частного.—Толпа бежит между экипажами и по тротуарам до самых ворот конторы и терпеливо дожидается развязки.

И, среди всего этого шума, по грязной улице важно тянутся в два ряда экипажи и в них неподвижно восседают одетые в роскошные меха и бархат барыни. Иные экипажи битком набиты детьми и над ними обыкновенно летают, на ниточках, надутые гуттаперчевые шары, без которых не может обойтись ни одно масляничное катанье.

— Великолепные лошади храпят и напрягают благородные груди, таща блистательные лондо и берлины; не мудрено:—все эти блестящие мужчины и женщины выезжают вместе с уничтоженным ими, огромным количеством блинов и шампанского, т. е. смесью французского с нижегородским. Вечером, вся эта вереница экипажей развозит своих обладателей по театрам, клубам и в цирк.

В последнее время. Москва чуть с ума не сходит, по различным домашним спектаклям и костюмированным балам.

Домашних театров расплодилось весьма немало, а всякий, сколько нибудь самостоятельный, господин старается непременно задать bаl-соstume.—Клубы не отстают от моды и даже стоят во главе ее. Первенство, впрочем, бесспорно принадлежит «артистическому кружку», так как его балы бывают оживленнее всех. Причиной этому то, что артистический кружок не имеет сословной замкнутости других клубов и члены его, как кажется, проводят свободное время очень весело.

У кружка есть свой домашний театр и даже порядочная французская труппа. Русские спектакли исполняются любителями.

Костюмированный бал в благородном собрании 20 февраля 1870 г.

В пятницу на масляной артистический кружок дал костюмированный бал, рисунок которого мы прилагаем. — О бале не объявляли почти до самого дня его, но публика ждала его с нетерпением, так как прежние балы кружка были очень удачны.

В назначенный день к 11 часам вечера, залы благородного собрания, нанятые для этого случая, были битком набиты публикой.—Внизу, в швейцарской, в круге лакеев, принимавших платье, происходил положительный бой. Говорят, в этот вечер было до 8 тысяч народа, но за верность цифры трудно ручаться. В 12 часов началась обещанная процессия масок. — На хорах послышалось пение, музыка и вереница масок потянулась вслед за высоким Мефистофелем, управлявшим музыкантами.

Судьба всех подобных процессий разочаровывать публику.—Взятые напрокат костюмы были бедны и некрасивы до жалости—маски же из публики в процессию не вступали.—Устроенное на хорах электрическое солнце было приведено в действие и пучок светлых лучей его так озарил всю залу, что публика стала жмуриться и свечи совсем потускнели. Давка в боковых залах была страшная, духота невыносимая и достать стула не было никакой возможности.

—Счастливцы, овладевшие ими раньше, не уступали их и даже не приподымались, так как стоило только приподняться, как кто-нибудь уже сядет.—На одном кресле, с которого встал какой-то полковник, вдруг очутились две дамы вместе. Дамы, как видно, были незнакомые и одной пришлось уступить.

В процессии обратили на себя внимание давно обещанные маски-газеты.—Когда же, после, началась кадриль, то публика много смеялась. Какой-то господин во фраке и шляпе, с кокардой и пучком розог, вместо плюмажа, изображал газету «Весть», что было написано у него на груди.

—Другой, в шотландской шапочке с двумя перьями, воткнутыми спереди и в маске из газетной бумаги, представлял «Московские Ведомости».—«Домашняя Беседа» явилась в виде юродивого, с распущенными волосами и очень удачно гримированной,—одесский «День» в костюме очень типичного польского еврея;—«Современные известия», «Голос» и «Петербургская газета» все с надписями на картонных щитах.— Некоторые из масок видны на рисунке, на правой стороне.

«Домашняя Беседа», несмотря на свое строгое направление, бесновалась не хуже других, из толпы ей не раз слышались упреки в непростительном легкомыслии. Затем хором пели какие-то русские, а потом уж и не русские песни,—в залах стало немного просторнее и веселее и наблюдать можно было только уже подробности и скандалы. Но последних, несмотря на то, что я оставался до 4-х часов, к моему удивлению, не случилось, что весьма выгодно рекомендует собравшееся общество.

Незадолго перед этим балом, был дан в том же благородном собрании «бал маркиз», на котором все дамы были одеты маркизами.—Уже по одному этому можно судить, что на нем были самые сливки нашего общества.    

М. Ф.

Всемирная иллюстрация. - СПб., 1870 г. № 63 (14 марта)

Еще по теме:

Московская жизнь (январь 1870 г.)

Московская жизнь (февраль 1870 г.)