Лебединая песня М. П. Богаевского
1 октября исполнилась полугодовщина со дня трагической смерти М. П. Богаевского. В эти дни особенно интересно вспомнить лебединую песнь Баяна казачества—его последнюю политическую речь на митинге новочеркасского казачьего «революционного» гарнизона в здании кадетского корпуса в Новочеркасске.
Речь М. П. Богаевского, в то время пленника советской власти, перед политически- враждебной ему аудиторией, выступление его после речи военного комиссара студента Ларина, призывавшего слушателей чуть ли не к самосуду над Богаевским и аплодисменты после речи и чуть ли не овации политическому «врагу»... редкий случай в истории вообще, а в казачьей—в частности.
Выступление М. П. Богаевского состоялось по инициативе Николая Голубова, к тому времени уже обострившего отношения с «революционным» Ростовом и полагавшим, по-видимому, примириться с благоразумной частью казачества через М. П. Богаевского, и еще вернее—использовать М. П. Богаевского в агитационных делах, никто, как Голубов, не знал так хорошо М. П. Богаевского и его уменье найти пути к простой казачьей душе.
И Голубов не ошибся. На митинг «с Богаевским» казаки пришли Савлами, ушли Павлами.
Один из очевидцев М. П. Богаевского на этом митинге рассказывает о нем следующее:
Длинная, широкая комната. Масса людей. Большинство части Новочеркасска. Тут и казаки-фронтовики и солдаты— красноармейцы. Немало было жителей города. Были делегаты-казаки от станиц.
В это время в задонских станицах предполагался съезд и оттуда были посланы представители с наказов узнать, что делается в Новочеркасске, какое настроение частей гарнизона и пр. и пр. Напряженно-внимательныя лица. Видно у всех желание возможно скорейшего начала митинга. Курят, щелкают семечки, громко разговаривают. Дым и гул наполняют столовую корпуса, где было собрание. Больше говорят о предстоящей речи М. П. Богаевского и о нем самом...
Приезжает „начальство": командующий революционными войсками Смирнов, Голубов, военный комиссар Ларин и с ними под конвоем и М. П. Богаевский. При входе Богаевского головы поднимаются, вытягиваются. Спрашивают: „где Богаевский" —просят его указать. Многие из казаков вспоминают речи и встречи с ним. Часть из них слышали его на кругах, другие по делу приезжали с фронта. Были и участники делегации от в.-р. комитета, приезжавшие из ст. Каменской.
Председательствует Н. М. Голубов.
Просит слова военный комиссар г. Новочеркасска по борьбе с контрреволюцией белобрысый студент Ларин. Говорит о том, что Богаевский—враг революции враг „трудового народа", контрреволюционер... Призывает к суду беспощадному. Временами кажется, что даже мелькает желание и о самосуде.
Его слушают невнимательно. „Буржуазия, ее прихвостни и Богаевский"—вот чем уснащает свою речь Ларин. Когда же начинает говорить о большевизме, его развитии, о том что большевики сделали хорошего, красной гвардии и красной армии (между которыми „фронтовики" разницы не делали) о „гидре контрреволюции"—офицерстве,—терпение лопнуло и речь Ларина внезапно прерывается криками
„долой с трибуны, довольно, знаем"...
Не дают говорить и даже „товарищ" Голубов, этот кумир толпы, считает долгом напомнить, что существует „свобода слова".
Комиссар продолжает. Его снова прерывают. Голубов заявляет, что сложит с себя обязанности председателя; просит Ларина скорей кончать, не испытывать терпения казаков.
Сбит с толку Ларин. Комкает и без того запутанные, сбивчивые, и непонятные объяснения не только для слушателей, но даже для себя. Видно, что далеко забрался. Конфузится, краснеет и нервно теребит кобуру револьвера, доставившего ему немало неприятных минут вопросом
"почему товарищ Ларин не выполняет приказа и на митингах и собраниях бывает с револьвером"?..
Под жидкие аплодисменты „товарищей титовского полка" Ларин покидает трибуну.
Чувствуется еще большее напряжение внимания в ожидании чего-то большого, великого.
Голубов вторично предупреждает собрание о "свободе слова". Просит выслушать оратора не перебивая, не прерывая. С места Голубову указывают, чтоб не называл М. П. Богаевского „товарищем".
Голубов объясняет:
„Богаевского, я товарищем не называл и не назову. Я только сказал, что сейчас вы услышите бывшего товарища атамана, Богаевского. Прошу спокойно выслушать, не перебивая!"
С помощью начальства на стол-трибуну поднимается М. П. Богаевский. Затих зал. Все замерло, умолкло. Слушатели будто наклонились вперед, желая быть ближе, лучше расслышать речь. Слова боятся упустить. Лишь только начинает говорить М. П., как в задних рядах поднимаются шум, крики:
— На середину, просим на середину, не слышно...
Ни уговоры, ни увещания не помогали. Начались пререкания. Передние, ближние к трибуне кричали „не надо, решено",—дальние—"на середину, просим снова голосовать, потому что многие подошли"... Голосуют вновь и принимают решение,—„трибуну на середину".
Голубов, М. П. Богаевский и конвой переходят на середину. Жутко и страшно было за М. П. Богаевского, когда его переводили. Думалось, что труднее будет его отстоять в середине в случае озлобленности, раздражения, толпы.
М. П. Богаевский снова на трибуне. Начинает говорить и все смолкает. Казалось, что даже стены, столбы и те, будто прислушиваются к плавной, красивой и красочной речи бывшего товарища атамана. Богаевский говорил, постепенно открывая ход событий и начало нашей революции на Дону, поясняя и оправдывая действия бывеого правительства, покойного атамана Каледина и свои.
Говорил. Не просил снисхождения, говорил—и казалось, что он не обвиняемый, а грозный прокурор, тысячи же слушателей на одной обшей скамье— подсудимые. Видно было, что все сильней и сильней симпатии на его стороне. Чувствовалось, что речь не прервут. Дадут договорить до конца. Зрители-слушатели—одно внимание— пружина, которую сгибает и разгибает М. П. Богаевский. Он царил над слушателями.
Будто сказка разворачивалась перед глазами, если бы не воспоминание о пережитом, не блеск ощетинившихся, стальных штыков стражи... и смерть наших мучеников—героев Каледина, Назарова, Волошинова, Усачева и др...
И наших „трудовых, казаков—фронтовиков” очаровала красивая, правдивая, искренняя речь настоящего казака патриота.
Как всегда, красива, сказочна была речь и внимательно слушали „товарищи”.
М. П. Богаевский сказал, что сейчас не может ответить комиссару, как нужно и должно. Не время и не в одинаковых условиях. Ларин у власти, свободен и потому бросает необоснованные обвинения, а
„я под угрозой штыков, - но и штыки меня не испугают. Скажу, что Богаевский никогда не был и не будет прихвостнем буржуазии. Сейчас вы это увидите".
Просил верить на слово тому, что будет говорить, т. к. с ним нет документов, чтоб доказать правдивость слов. Потому-то его и привез Голубов в Новочеркасск, что здесь можно найти все нужное, если документы не уничтожены.
„И на суде, если таковой будет, дать ответ на все обвинения и вопросы с нужным материалом в руках”.
У М. П. Богаевского были вопросы, на которые он должен был отвечать. Еще раз просил верить искренности и правдивости слов.
Говорил о том, что бывшее правительство в управлении краем—Области войска Донского ни в чем не виновато. Казаки сами сделали целый ряд ошибок. Об этих ошибках говорил бывший товарищ атамана М. П. Богаевский в своей первой речи гарнизону, а вообще—последней в жизни.
Донская волна 1918 №19
Еще по теме:
Люди Тихого Дона. Лебединая песня М. П. Богаевского. Часть 1
Люди Тихого Дона. Лебединая песня М. П. Богаевского. Часть 2
Люди Тихого Дона. Лебединая песня М. П. Богаевского. Часть 3
Люди Тихого Дона. Лебединая песня М. П. Богаевского. Часть 4
Люди Тихого Дона. Лебединая песня М. П. Богаевского. Часть 5
М. П. Богаевский о казачестве
М. П. Богаевский на 4 круге. Часть 1
М. П. Богаевский на 4 круге. Часть 2
М. П. Богаевский на 4 круге. Часть 3
М. П. Богаевский на 4 круге. Часть 4
Люди Тихого Дона. Смерть Митрофана Богаевского
| 