К судьбе Николая II-го

Корреспондент „Нью-Йорк Таймса", К. Аккерман, сообщил в свою газету следующие сведения, написанные личным слугой отрекшегося царя, Домниным, не оставлявшим семьи Романовых до последней возможности— до 16 июля 1918 г., когда в доме Ипатьева появилась красная гвардия и увела узника с намерением расстрелять.

Вот что написал Домнин для корреспондента.    

"Начиная с первых дней июля, над городом (Екатеринбургом) появились аэропланы и летали довольно низко, бросая иногда бомбы, в большинстве не приносив вреда. В то же время появились и слухи, что чехословаки приготовляются занять город. В один из таких вечеров Николай вернулся со своей обычной прогулки по саду в необычном возбуждении: помолившись перед иконой Николая Чудотворца он бросился на кровать, не раздаваясь; никогда раньше он так не делал.

— Позвольте мне вас раздеть,—сказал я.

— Не беспокойся, старина,—ответил Николай:—у меня тяжело на сердце и я чувствую, что уже не долго проживу. Может— быть сегодня...—и бывший царь не кончил фразы.

— Бог с вами, что вы говорите, — возразил я.

И он рассказал мне, что, во время прогулки в саду, он получил известие о заседании специального комитета совдепа рабочих и красноармейских депутатов Урала, которое должно вырешить его судьбу в виду слухов, что он собирается бежать к чехословакам, в свою очередь обязавшимся, будто бы, вырвать его из рук советов.

— Я не знаю, что может случиться,— сказал Николай в заключении.

Царь содержался под строжайшим надзором; ему не позволялось ни покупать газет, ни даже выходить, сверх краткого времени для прогулок; прислуга постоянно обыскивалась, и меня один раз, например, заставили снять решительно все с себя, подозревая, что я проношу письма. Еду давали скудно, да и то она состояла, главным образом из картофеля и селедок. Хлеба же выдавали по полуфунту в день на каждого члена семьи. Царевич все это время болел. Раз он вбежал в комнату отца в слезах и, совершенно вне себя, бросился на руки к отцу и сквозь рыдания едва выговорил:

— Милый папа, они хотят тебя застрелить.
— Воля Божья во всем,—ответил царь, —но, милый мальчик, будь спокоен, будь спокоен. Где мама?
— Мама плачет.
— Поди, попроси маму перестать плакать, Божья воля должна свершиться.
— Папа, папа,—плакал царевич,—ты и так уже много страдал, за что же они хотят тебя убить?
— Алексей,—сказал царь, я прошу тебя об одном: поди и успокой маму.

Царевич вышел, а Николай стал на колени перед иконой и долго молился. Он вообще проводил за молитвой много времени, и если пробуждался по ночам, тоже больше не засыпал, а все время молился.

Лишь иногда ему разрешалось видеть царицу "Алису", как он звал ее.

Раз и она пришла в слезах и сказала:

— Ты должен привести все свои письма и документы и порядок: дай свои последние распоряжения и завещание.

После этого Николай часто проводил ночи за письмами. Он написал много дочерям, брату Михаилу Александровичу, дяде—Николаю Николаевичу, генералу Догерту, князю Тендрякову, графу Олсуфьеву, принцу Ольденбургскому, графу Сумарокову-Эльстон и многим другим.

Он не запечатывал писем, потому что их тщательно цензуровали в советах, и случалось нередко, что письма возвращались с пометкой: "не отправлять". Часто Николай целыми днями ничего не ел и все молился; было ясно, что он сильно беспокоился и болел сердцем.

Поздним вечером, 15 июля, в комнату царя вошел комиссар охраны и, объявил:

— Гражданин Николай Александрович Романов, вы должны отправиться со мной в заседание совета рабочих, казачьих и красноармейских депутатов Уральского округа.
— Скажите откровенно,—возразил Николай—что вы желаете увести меня для расстрела.
— Нет, не опасайтесь, - ответил комиссар, улыбаясь—вас требуют на заседание.

Николай поднялся с кровати, отел свою старую солдатскую рубаху, сапоги, опоясался и вышел с комиссаром. Два солдата стояли у двери и три других окружили и стали обыскивать б. царя. После этого один из латышей пошел впереди, царя поставили за ним, потов стал комиссар, в хвосте—остальные солдаты.

Николай Александрович не возвращался долго, почти два с половиной часа. Он был очень бледен и подбородок его нервно дрожал.

— Дай мне, старина, воды,—сказал он мне.

Я принес, и он залпом выпил большой стакан.

— Что случилось?—спросил я.
— Они мне объявили, что через три часа я буду расстрелян,—ответил мне царь.

Вскоре после возвращения Николая II с заседания, к нему вошла Александра Феодоровна с царевичем, оба плакали. Царица упала в обморок, и был призван доктор. Когда она оправилась, она упала на колени перед солдатами и молила о пощаде. Но солдаты отозвались, что это не в их власти.

— Ради Христа, Алиса, успокойся,— сказал Николай II несколько раз тихим голосом.

Он перекрестил жену и сына, подозвал меня и сказал, поцеловав:

— Старик, не покидай Александры Феодоровны и Алексея, ты знаешь, у меня никого больше нет, и не останется никого помочь вам, когда меня уведут.

Впоследствии выяснилось, что кроме жены и сына, никого не допустили попрощаться с Николаем II. Царь, его жена и сын оставались вместе, пока не прибыл председатель совета с пятью другими солдатами и еще двумя рабочими, членами совета.

— Оденьте пальто,—сказал председатель царю.

Николай II не потерял самообладания и стал одеваться. Он еще раз затем поцеловал и порекрестил жену, сына и слугу, и, оборотясь к прибывшим, сказал:

— Теперь я в вашем распоряжении.

Царица и царевич забились в истерике, и, когда я бросился помочь им, председатель сказал мне:

— Это вы можете сделать потом, теперь же не должно быть никакого промедления.
— Позвольте мне идти за моим господином,—просил я.
— Никто не должен сопровождать его, —ответил председатель.

Царя взяли и увели, никому неизвестно куда, и той же ночью он был расстрелян двадцатью красноармейцами.

Еще до рассвета, той же ночью, 15 июля, председатель совета пришел опять. С ним было несколько красноармейцев, доктор и комиссар охраны. Они вошли в ту комнату, где содержался царь, и доктор оказал помощь потерявшим чувство Александре Феодоровне и царевичу. После того председатель совета спросил доктора.

— Можно ли взять их немедленно?
— Да,—ответил тот.
— Граждане, Александра Феодоровна Романова и Алексей Романов,—объявил председатель—вы будете увезены отсюда; вам разрешается взять только самое необходимое не свыше 30 или 40 фунтов.

Стараясь владеть собой, мать и сын бросались из стороны в сторону и были скоро готовы. Председатель не разрешил им попрощаться со своими близкими, и все время торопил их.

— И вы, старик,—сказал он мне—уходите прочь отсюда. Теперь никого не останется, кому бы вы могли служить.

И, обращаясь к комиссару, он приказал:

— Завтра же вы должны убрать его отсюда.

Царицу и ее сына взяли в автомобиль и куда увезли, - неизвестно. На утро комиссар велел мне уйти и позволил взять несколько вещей бывшего царя, все же документы и письма были взяты стражей. Мне было очень трудно раздобыть даже железнодорожный билет, потому что вокзал и все вагоны занимались красноармейцами, увозившими ценные вещи из города".

Вот все, что мы можем пока знать из показания человека, свыше двадцати лет и до конца бывшего ближайшим слугой царя.

("Русская Армия")

Освобождение России 1919 № 091, 27 апреля

Еще по теме:

Иностранные версии об убийстве Романовых

К судьбе Николая II-го

Подробности гибели семьи Романовых

Убийство бывшего императора Николая второго и его семьи

Гибель семьи императора Николая II. Часть 1. Отречение