
По материалам периодической печати за 1917 год.
Все даты по старому стилю.
В середине XIX столетия знаменитый французский политик и публицист Токвиль писал:
„Было бы совершению неправильно думать, будто огромная власть царя покоится только на силе. Она покоится главным образом на желаниях и горячих симпатиях русских: ибо начало народного верховенства лежит в основе всякого правительства и скрыто за всякими, даже наименее свободными государственными учреждениями".
Эти слова проницательного французского писателя выражают глубокую истину, давно усвоенную наукой государственного права. Обыватель обыкновенно судит о государстве по чисто-внешним признакам. Государство для него это городовой, стоящий на перекрестке и регулирующий движение, это армия, организованная и дисциплинированная, готовая каждую минуту броситься на внешнего или внутреннего врага, это чиновники, хранящие тайны государственной власти. Обыватель видит на местах городового и околоточного, солдат и офицеров, губернаторов и министров и ему кажется, что все обстоит благополучно, что государство здорово и могущественно.
Но в минуты так называемых политических кризисов, потрясающих государственные учреждения до основания, самому безразличному и легкомысленному человеку становится ясно, что одной только голой физической силы для существования и благополучия государства недостаточно.
Правительство есть всегда сравнительно незначительное меньшинство, управляющее народом, т.-е. огромным большинством. Физическая сила всегда на стороне большинства, и потому последним основанием всякой власти, всякого правительства являются, как правильно говорил Токвиль, „желания и горячие симпатии" народа. Пользуется тайное правительство признанием народа, тогда правительственный механизм работает успешно и нормально, но стоит этой внутренней духовной связи между правительством и народом ослабеть, и государственная машина начинает давать перебои. Если же связь эта вовсе исчезает, „огромная власть" сразу превращается в ничто, и самое величественное государственное здание рушится в прах. Таков сокровенный смысл всех мировых революций.
Революция совершается в умах, в сознании граждан, и правительство гибнет, благодаря своему отчуждению от народа.
Русское неограниченное самодержавие надолго пережило западно - европейский монархический абсолютизм. В Европе последние абсолютные монархии преобразовались в конституционно-представительные в 50-х годах прошлого столетия.
В России возникновение представительных учреждений в лице Государственной Думы относится к 1905 году. Если русское самодержавие обнаружило такую долговечность, то, конечно, потому, что оно отвечало „желаниям" и пользовалось „горячими симпатиями" народа. Русский народ, только в 1861 году получивший свободу от крепостной зависимости, благоговел в своем большинстве перед царем-батюшкой и добровольно покорился его „огромной власти". Русская монархия жила капиталом народного сочувствия и доверия. Трагическая ее ошибка, на наших глазах приведшая ее к гибели, заключалась в том, что она думала, что этот капитал неисчерпаем, и что его можно безнаказанно расточать.
В 1905 году самодержавие получило у нас грозное историческое предостережение. Политическое движение, охватившее все слои населения, воочию показало, что русский народ перерос формы своего государственного строя, что он стремится к свободе и самоуправлению. Власть была испугана и пошла на уступки народным требованиям. Были созданы законодательные палаты, были обещаны гражданский свободы и намечены широкие преобразовательные мероприятия. Если бы эти уступки были сделаны искренно, а данные под напором революции обещания честно сдержаны, между „исторической властью" русских царей и выросшим нравственно и политически русским народом могло бы наладиться новое соглашение. Преобразовавшись соответственно „желаниям" народа, русская монархия могла бы опять заслужить его „горячие симпатии" и почерпнуть в них силы для новой жизни: на деле вышло иначе.
В скором времени оказалось, что „историческая власть" ничего не забыла и ничему не научилась, и что она поставила себе целью борьбу с общественною самодеятельностью и восстановление бюрократического деспотизма. Первые две Гос. Думы, стремившиеся провести коренные преобразования, были распущены, избирательный закон был произвольно изменен, всякое проявление свободной общественной мысли было подавлено. Наступившее в качестве реакции, после революционного подъема, внешнее успокоение укрепило правительство в заблуждении насчет настроений и намерений народа. Правительство решило, что народ обессилен и обезврежен, и что никакие опасности не угрожают его безудержному своевластию.
Взятая в ежовые рукавицы цензуры печать едва подавала голос протеста и критики. Самоуправляющиеся местные организации, земства и города изнемогали под бременем чиновничьей опеки. Все, что было живого и деятельного в стране, подверглось безжалостному гонению. Россия раздвоилась, раскололась на две части. Внизу огромная масса народа, скованная железными цепями полицейского произвола, глухо роптала. Наверху ничтожная кучка карьеристов и проходимцев, опираясь на „огромную власть" царя, занималась устройством своих личных дел и преследованиями своих эгоистических интересов.
Великая война, которая во всех других странах приводила к тесному сближению между властью и народом, у нас еще более углубила и обострила это раздвоение. Война потребовала чудовищного напряжения народного самопожертвования и труда. В великолепном патриотическом порыве русский народ дал государству и то и другое. Но драгоценные народные дары бессовестно растрачивались преступными временщиками, облепившими трон малодушного монарха.
Во главе русского правительства в критическую минуту национальной истории происками придворной партии ставились жалкие бездарности или мелочные интриганы, в роде Горемыкина, Штюрмера и Голицына. Мы пережили позор сухомлиновщины и маклаковщины. Казнокрадство достигло еще небывалых размеров. Измена и предательство гнездились в царских покоях. Случайный шарлатан из полуграмотных сибирских мужиков возвысился до роли наперсника взбалмошной немецкой принцессы, презиравшей Россию и русский народ. Распутин назначал и увольнял министров и влиял на решение важнейших вопросов внутренней и внешней политики. Россия в ужасе отшатнулась от этого видения разврата и бесчестия. И Царское Село стало каким-то зачумленным островом среди чуждой ему, отвергающей и ненавидящей его народной стихии.
Вот почему, когда продовольственные затруднения и кризис топлива вызвали рабочий люд столицы на уличные манифестации. так скоро и просто было свергнуто иго Царского Села. 23-го февраля, в четверг, начались народные волнения, в понедельник 27-го к народу присоединились войска Петроградского гарнизона. 2-го марта, ровно через неделю после начала революции, было сформировано Временное Правительство, и Николай II отрекся от престола, а вся Россия без колебаний признала новый порядок.
В несколько дней величественное некогда здание русской монархии было снесено до последнего кирпича. Организация власти, лишившаяся народного признания, погибла среди общего презрения и равнодушия.
Но крушение монархии не сопровождалось крушением государства, потому что в России нашелся новый центр общественно-признанной власти. „Желания и горячие симпатии" русского народа влекли его к Государственной Думе. Вокруг Гос. Думы сплотилась свободная Россия. Вокруг Таврического дворца началось созидание нового Российского Государства.
Проф. К. Соколов.
Еще по теме:
Революция. 1917 год. Предисловие
.............................................................................
Революция. 01 марта 1917 г. Главные события дня
Революция. Петроград 2 марта
Революция. Петроград 2 марта. Великая хартия свободы
Революция. Петроград 2 марта. Выступления вождей революции
Революция. Петроград 2 марта. События дня
Революция и Государственная Дума
|