Бочкарева (Из путевых встреч) - 17 Ноября 2018 - Дневник

Во время своих недавних корреспондентских скитаний по охваченной пожаром гражданской войной России я случайно встретился со знаменитой женщиной-воином в особо исключительной обстановке.

Дело было 6 февраля текущего года. Мне только что удалось выбраться лошадьми из осаждаемого большевиками Новочеркасска и я поджидал на станции Дебальцево ближайший поезд на Харьков.

Буфетный зал был переполнен до последних пределов всяким большевистским сбродом, слетевшимся со всех концов голодной „совдепии" за „калединским" хлебом. С большим трудом я отыскал себе место за общим столом и потребовал чаю.

Вскоре, сидевшие против меня солдаты встали и их места заняли двое красногвардейцев с какой-то небольшого роста полной женщиной в кожаной куртке и в черной шерстяной косынке, из-под которой выбивались пряди коротко остриженных русых волос.

Она обратила мое внимание своими несколько грубыми, почти мужскими движениями, хотя у нея было круглое, простое женское лицо, с парою серых добрых русских глаз. Опустившись на стул, она так же спросила себе чаю, но, не дождавшись его, принялась с волчьим аппетитом уничтожат краюху черного солдатского хлеба.

— Должно быть красноармейская „сестрица",

—сделал я почему-то определение и тотчас перестал ею интересоваться.

Официант подал чай. Я наклонился над стаканом и почти забыл о своем визави. Как вдруг, кто-то отчетливо назвал меня по профессии.

Я вздрогнул и поднял голову. Красногвардейцы, сидевшие с "сестрицей", увлеклись взаимным разговором, а их спутница, глядя на меня в упор, делала своими белесыми бровями какие-то выразительные знаки.

Я недоумевал и насторожился. Красногвардейцы, по-видимому, совершенно забыли о своей "даме" и продолжали перебрасываться оживленными фразами. Сестрица несколько раз окинула их испытующими взглядами и, наконец, вполне осмелившись, вдруг, скороговоркой пробормотала:

— Я вас знаю. Помните, вы приезжали к нам на фронт?... Я —Бочкарева!...

Я был поражен. Бочкарева, командир славного женского батальона, обессмертившего себя самоотверженной зашитой Зимнего дворца, во время октябрьского восстания большевиков, и, вдруг, в роли красноармейской сестрицы. Я не верил ушам, но, всмотревшись в говорившую, действительно узнал в ней героиню многих сражений на западном русском фронте.

— Пройдите в нашу уборную,—прошептала она вновь.— Я все объясню!

Боясь возбудить подозрение окружающих, я перестал смотреть в сторону Бочкаревой, допил чай, расплатился и медленно покинул зал.

Обогнув перрон и, войдя в него с другого входа, я очутился незаметно в дамской комнате.

Там кроме старухи-швейцарихи никого не было. Получив на чай, она разрешила мне, как я просил, „поспать часок на диване". Я стал ждать.

Через две-три минуты вошла Бочкарева. Для виду я спросил, не мешает ли ей присутствие в дамской постороннего мужчины. Она ответила—нисколько! и тотчас заговорила со старухой о воде для умывания.

— Нигде не умоетесь, родимая,—заявила швейцариха.— Все кранты попорчены. Разве теперьча порядок есть?

— А может быть вы молочка купили бы мне где-нибудь, милая,— продолжала Бочкарева.

—Страсть, как пить хочу, а в буфете ничего нет.

Старуха сама оказалась молочницей. Получив кредитку она сказала, что сбегает за молоком домой и ушла.

Мы остались одни. Едва за старухой захлопнулась дверь, Бочкарева подбежала ко мне, схватила мою руку и крепко, по-мужски, пожимая, принялась торопливо, взволнованным голосом объяснять свое появление на станции Дебальцево в такой неподходящей компании.

Оказалось, что Бочкарева четыре дня тому назад была арестована и чуть не расстреляна большевиками на станции Зверево.

Она, после разгрома большевиками ее батальона, благополучно избежала ареста и все время скрывалась в Петрограде. В газетах она прочитала, что генерал Корнилов создает на Дону добровольческую армию и вот ее вновь потянуло в ряды бойцов за свободу и независимость русского народа. Забыла недавния раны, пренебрегла опасностью и в один прекрасный день покинула совдепскую столицу, чтобы умчаться на вольный Дон.

Все опасные пункты: Воронеж, Чертково, Миллерово, она проехала благополучно, как вдруг на станции Зверево и приключилось несчастье.

Один из красноармейских комиссаров, бывший ранее на фронте в одном полку с Бочкаревой, при обходе теплушек заметил и опознал ее.

Бочкареву схватили.

Я сейчас не могу вспомнить без содрогания этих кошмарных часов,— продолжала свой печальный рассказ героиня-женщина.—Узнав, что я та самая Бочкарева, что „защищала Керенского", они пришли в такую ярость, что едва не растерзали меня на месте. Особенно бесновались красноармейские бабы. Они набросились на меня с побоями и площадной бранью, словно дикие пантеры, сорвали с меня все платье и, совершенно голую, стали таскать за волосы по снегу. Как я вырвалась от них живой не знаю.

Кроме меня красногвардейцы арестовали в поезде около 70-ти человек в большинстве офицеров, ехавших на Дон. Среди арестованных были и военные чиновники, врачи, какой-то священник, просто штатские люди и даже женщины:— две сестры милосердия. Ночь провели мы все в товарном вагоне.

Но самое кошмарное было впереди. На другой день утром к нашей импровизированной тюрьме подошла банда человек в 60 красногвардейцев и матросов. Арестованные думая, что их переведут куда-нибудь в другое помещение, охотно вышли из вогона. Всех построили в ряды и повели куда-то в конец станции к железнодорожному тупику.

Только уже на месте мы поняли весь ужасный смысл странного поведения большевиков.

Бочкарева нарисовала кошмарную картину массового расстрела красногвардейцами арестованных „калединцев", которыми прославился тогда черной славой кровавый зверевский застенок.

— Красногвардейцы,—рассказывала моя собеседница,—подойдя к тупику, отсчитали из числа арестованных первую партию обреченных в 15 человек и приказали им раздеться догола.

—„Жалко одежу пулями дырявить", - пояснили они.

— „Пригодится еще нашему брату поносить".

Сестры милосердия, попавшие в первую очередь, забились в истерике— их привели в чувство ударами прикладов. Снимать велели все,—даже ботинки и чулки. Голых, дрожащих от холода и ужаса людей, поставили в ряд спиной к перекладине тупика и скомандовали „товарищи, пли!“.

Тихий морозный воздух прорезал грохот нескольких десятков ружейных выстрелов, слившийся с нечеловеческим воплем боли и отчаяния, вырвавшимся из грудей осужденных. Несчастные упали, как подкошенные. Некоторые оставались еще живыми и глухо стонали, прося пощады. Красногвардейцы пристреливали таких из револьверов.

Когда с первой партией было покончено, наступила очередь второй. Мы все обезумели от ужаса, а наши палачи окончательно озверели от крови. Некоторые из офицеров пробовали сопротивляться, и отчаянно боролись, но их тогда прикалывали штыками или дробили им черепа прикладами. Один из казнимых хотел перекреститься, но красногвардеец ударом шашки отрубил ему руку.

Какая-то молодая женщина ни за что не хотела выпустить из объятий своего мужа — ее так и расстреляли вместе с ним. Я не выдержала и стала проклинать этих извергов, за что тотчас получила такой тяжелый удар прикладом в спину, что у меня хлынула из горла кровь и я потерялз сознание. Быть может, это и спасло меня пока от страшной участи. Когда я очнулась, все уже было кончено. На истоптанном, залитом кровью снегу валялись в самых причудливых позах десятки мертвых обнаженных человеческих тел. Красногвардейцы курили папиросы и связывали в узлы платье расстрелянных. Увидев вдруг, что я жива, они переполошились.

— „Эй, товарищи" еще одна с... осталась недобитой!", - закричали некоторые.— Приколите ее!"

Я уже приготовилась к смерти, но вдруг один из палачей, как потом оказалось, их военный комиссар, неожиданно за меня вступился.

— Товарищи, закричал он, —Я знаю Бочкареву по фронту. Она вместе с нами кровь проливала. Расстрелять мы ее всегда успеем, а надо сначала выяснить, может она и не к Каледину ехала. Отправим ее в Петроград, пусть там и разберут. Коли виновата и без нас расстреляют.

Искра надежды на спасение вернула мне силы. Я постаралась тогда уверить их, что я действительно ехала не в Новочеркасск, а в Кисловодск лечиться от последствий контузии. Каким-то чудом мне удалось их убедить и вот теперь меня везут в Петроград.

Чтобы не вызвать самосуда толпы меня везут под чужой фамилией, а красногвардейцы провожатые едут со много под видом санитаров.

— Отчего не попробуете бежать? - спросил я Бочкареву.

— Ведь вас могут в Петрограде расстрелять!

Она безнадежно замахала руками.

— Нет, нет!.. Куда я убегу?! Ни денег, ни документов, ни костюма... Пусть делают, что хотят. Да и на что я теперь гожусь вся разбитая, истерзанная...

И несчастная закашлялась, схватилась за правый бок рукою и глухо застонала, выплюнув черный сгусток крови.

Вернулась сторожиха с бутылкой топленого молока.

Бочкарева сделала из нее несколько глотков и страдальчески улыбнулась.

— Два года с немцами дралась, три Егория имею—жива осталась, а теперь, вот видите, свои русские добили.

Я предложил ей взять у меня, если ей надо, немного денег. Она наотрез отказалась.

— Если уж вы хотите мне помочь,—проговорила она прощаясь,—то ради Бога известите в Петрограде моего знакомого доктора о моем аресте. Если его спросят, он должен заявить, что я была у него 20 января на приеме и что он рекомендовал мне немедленно ехать по состоянию здоровья на нарзан. Это мой единственный шанс на спасение.

Я записал адрес доктора. По приезде в Москву послал ему сейчас же заказное письмо с изложением просьбы Бочкаревой, но почта, за нерозыском адресата, вскоре вернула его обратно. Тогда я навел через своих петроградских коллег о нем справки. Оказалось, что названный врач, опасаясь террора, в свою очередь бежал куда-то из советской столицы. А с ним вместе исчезла для Бочкаревой и единственная надежда на оправдание.

Я долгое время следил за дальнейшей судьбою этой геройской женщины. Дело о ней в революционном трибунале не поднималось ни разу. Около 3-х месяцев ее таскали по петроградским тюрьмам, как подследственную. В конце июня, как я слышал, перевели в Московскую „бутырку" и ее делом заинтересовался сам „товарищ" Петерс, председатель чрезвычайной следственной комиссии по борьбе с „контрреволюцией". Ныне в кровавые дни массового террора несчастная, очевидно, и попала «на очередь» в роковые ряды казнимых.

М. Лембич.

Донская волна 1918 №17

Еще по теме:

Революция. 1917 год. Предисловие

.............................................................................

Организация женского "Батальона смерти"

Мария Бочкарева и женский "Батальон смерти"

Будни и праздники "Женского Батальона Смерти" (июнь 1917 г.)

Отправление женского «батальона смерти» на фронт (июнь 1917 г.)

Женщины-добровольцы. Создание "Батальонов Смерти" (1917 г.)

Боевое крещение Женского Батальона Смерти (июль 1917 г.)

«Батальон смерти». Как они шли умирать (июль 1917 г.)