ОДЕССА

(Впечатления очевидца)

Это пришло в яркий солнечный весенний день. С утра улицы города приняли совершенно необычайный вид, в воздухе пахло чем-то грозным, неминуемым, как тяжелый удар молота...

Надвигалась расплата за месяцы сплошного насилия, бессудных казней и погромов. Паразиты, спекулянты и прочая сволочь заметалась, засуетилась, ища куда можно скрыться от надвигавшейся на город лавины наших братьев.

Это был удар грома в ясный день. Нервный толчек выбросил всех на улицы, зачерневшие от людского потока. Началось повальное бегство буржуев и всяких «деятелей», устремившихся на пристани, под охрану эскадры Антанты.

Еще накануне буржуазные газеты пестрели заметками и объявлениями, что мол большевики не придут, фронт непоколебим, победа следует за победой, а тут вдруг сегодня появилось, в газетах официальное сообщение генерала Ансельма—по распоряжению из Парижа, город должен быть эвакуирован в двухдневный срок. Всем можно выехать на транспортах.

С утра с фронта, который почему-то оказался всего в нескольких верстах от Одессы, а не за сотни верст, как уверяли печатно, протянулись остатки обозов французов, греков и польских легионеров. В общем была довольно жалкая картина. Куда девался весь этот гордый самоуверенный вид международных мародеров. Понуря плелись мулы, таща арбы с наспех наброшенными на них вещами. Весь этот поток устремился по дорогам на Аккерман, а оттуда в Румынию.

Очень своеобразен был уход добровольцев, метко прозванных в народе «добросволочью».

Сплошь антисемиты, погромщики они, потеряв все свои обозы, пешком пробрались в Одессу и на Ришельевской улице у театра, изгнав штаб студентов охранников, забаррикадировали себя пулеметами и открыв из них стрельбу по улицам, изранили массу женщин и детей и таким образом, изолировали себя от любопытных, стали готовиться к бегству.

Под страхом немедленного расстрела добровольцы апретили кому бы то ни было показываться у ворот. Горе было извозчику попасться в этот район. Он изгонялся, а иногда и приканчиваются на месте. Дрожки шли под обоз. К полдню началось шествие добровольцев на Аккерманскую дорогу. По пути они разграбили несколько магазинов и убили нескольких евреев. Добровольцы хотели было поживиться в казначействе но тут им не повезло. Их встретили дружный залпом вооружившиеся рабочие, с утра занявшие казначейство. К вечеру «погонщиков» в городе уже не было.
    
Под шумок несколько сот греческих солдат и польских легионеров решили, после «побед» на фронте, вознаградить себя погромом. Они ринулись на толкучий рынок и близлежащие еврейские квартиры. Однако, прием оказанный доблестным воякам, пришелся не по вкусу.

Осыпанные с крыш домов градом пуль, «грекосы» успели разбить всего лишь четыре лавки и убить двух евреев. Беспошадно расстреливаемые на месте «вояки» бежали. Это погромное выступление страшно озлобило рабочих против всех греков вообще. Почувствовав, что расплата неминуема, тысячи греческих семейств, бросив все, поспешно стремились в порт на транспорты.

Под грохот орудий, красноармейцы стягивали железным кольцом город все уже и уже. Организовалась в городе новая власть. Последними город оставили французы.

Насколько французские войска оказались деморализованными, показал довольно своеобразный факт. В центральной части города французы открыли несколько крупных магазинов шампанского, шоколада, консервов и проч. исключительно для своих войск. В разгаре бегства французы большими отрядами оцепили свои магазины и не допуская посторонних, разграбили их дотла. Факт этот довольно показателен для характеристики настроения французских солдат. Грабь все, что можно,—говорили многие из них.

Довольно, офицеры, кормят нас тухлятиной, обжирались шоколадом и напивались шампанским. Попьем и мы!

Несколько иная картина, наблюдалась у застенков полиции—варты. Здесь с утра собрались рабочие и дружным натиском сорвали ворота проникли в камеры, где томилось несколько сот большевиков, задержанных только по подозрению. Несчастных по неделям лишали пищи, всячески над ними издевались, пытали и многих тут же во дворе расстреливали. Крупные тузы варты успели скрыться. Все же удалось кой кого поймать. Толпа растерзала их на клочья. Тоже самое наблюдалось и в тюремном замке.

Паника охватила всех тех паразитов, провокаторов и толстосумов, которые, бежав из Петрограда, Москвы и Киева, укрылись в Одессе. Они народили в Одессе ряд газет, открыли целый ряд банков и породили чудовищную спекуляцию на предметы первой необходимости.

Из этой своры не все успели бежать. Многие попрятались по закоулкам, в надежде тем или иным путем как-нибудь примазаться к новый обстоятельствам.   

До прихода красных в Одессе существовала так называемая контрразведка. Это милое учреждение помещалось вблизи бульвара. Сюда привозили и приволакивали полумертвых на истязания. Чего только не было в длинных, полутемных помещениях охранки. Здесь нашли применение все орудия средневековых пыток: щипцы для выдергивания ногтей, куски заостренной проволоки, зажимы для пальцев и плоские молотки для разрывания внутренностей.

После бегства палачей, в двух задних комнатах товарищи наткнулись на жуткую картину: на ламповых рамах висели три трупа рабочих порта—Григория Рыльникова, Ивана Соболева и Абурахомана Мазарьянца. У последнего правый глаз был выколот. Полы были усыпаны документами и фотографическими карточками активных деятелей-большевиков, с точнейшими приметами. К сожалению, вся свора палачей контрразведки успела скрыться.

На следующее утро город принял праздничный вид. Восторженные толпы народа, при теплых, весенних лучах солнца, громкими криками и музыкой приветствовали первые эшелоны красных войск, стройными рядами парадировавших по улицам настрадавшегося города.

М. Шварц.

Известия Вологодского губ. исполкома раб., крест. (красноарм.) деп. 1919 № 092, 27 апреля

Еще по теме