Всероссийское совещание в Москве. Итоги. - 2 Сентября 2017 - Дневник

во-вторых,—состоялось известное соглашение между социалистическими группами и так называемыми группами буржуазными, которое нашло свое выражение в "символическом рукопожатии", коим обменялись вождь социалистов Церетелли с Бубликовым, как с представителем "буржуазии".

Но не будем себя обманывать. И доверие, и соглашение—это только наспех воздвигнутая декорация, это—видимость, которая не введет в заблуждение внимательного наблюдателя. Сейчас, в данный момент, иного выхода нет, и все теснятся к выходу, указанному совещанием. Одна беда: верят ли в этот выход? Не будем закрывать глаза, что совещание открылось под знаком предрешенного разочарования, и этого горького чувства перерешать не пришлось.

Прежде всего, А. Ф. Керенский в своей первой речи обещал открыть стране всю правду о положении государства. Мы слышали правду, но в ней мы не уловили ровно ничего нового, чего бы мы не знали до момента открытия совещания. Каждая речь представителя правительства, в сущности, повторяла старое. Ими не было не только не сказано каких-либо „нечеловеческих слов", но даже не было указано просто новых ошеломляющих фактов. Ни речи в форме „стихотворений в прозе" Керенского, ни академически спокойные рассуждения Прокоповича, ни самоуверенно благодушные разглагольствования „неунывающего россиянина" Некрасова не шли дальше того, что мы уже знали из прежде сказанных речей политических деятелей и статей газетных сотрудников. От правительства хотелось бы услышать что-нибудь более веское и захватывающее.

Но новой правды мы не услышали и из речей, как защитников, так и оппонентов правительственной власти. Особенно тусклы были речи оппонентов, как справа, так и слева. Когда выступавшие тут ораторы такого толка говорили, в своем кругу, то они говорили куда ярче и определеннее. В Большом же театре все они полиняли и стали чрезвычайно уступчивыми и покладистыми. Их гражданского мужества хватило на расстояние ровно до кафедры государственного совещания. Поэтому ярких цветов тут не было; над всем господствовал бледно-розовый цвет компромисса. Непримиримые вожди противоположных течений становились кроткими пастушками сентиментальной идиллии.

Мы бы это приветствовали, ежели бы такое настроение строители русской жизни понесли с собою за пределы совещания. Но за кулисами творится нечто иное, чем это мы видели на сцене. Там страсти раскалились до бела, там царит жуткая ненависть и точит зубы непримиримое озлобление. Поэтому напрасно Керенский призывал „не читать между строк".

Приходится читать! Условной лжи, допущенной на совещании, нельзя скрыть, так как она очень наглядно лезет всем в глаза. Мы доказали, что мы обладаем хорошими парламентскими манерами, и Большой театр стал ареной политической грации и государственной пластики, демонстрированной нами под руководством опытного любителя сценического искусства А. Ф. Керенского.

Вот почему мы больше с унынием, чем с радостью смотрели на трогательную сцену примирения. Тут важна не она, а важно „что день грядущий нам готовит". Примирение должно показать себя не на словах, а на деле. Подождем же этого дела. Во всяком случае, мы должны отметить, что представители так называемых буржуазных групп доказали всю полноту своей сдержанности и готовности на уступки и жертвы. Дальше этого предела уже некуда идти.

Но на первом плане—война и война. Для нас всех выше и всех интереснее—генерал Корнилов. Перед его трудом и его подвигом все кажется мало и ничтожно. Словно в подтверждение его страшной речи приходит горестное и позорное известие о неприятельском прорыве на румынском фронте, о бегстве нашей пехоты, о тяжелых орудиях, доставшихся в руки врагу.

Будем же тверды и мужественны, будем готовы к подвигу, к жертвам не на словах только. Время слов прошло. Государственное совещание было как бы синтезом всего того, что было пересказано за революционное полугодие. Мы подвели на нем итоги сделанного и сказанного. Теперь пора бы приниматься за творческую работу.

"Московские Ведомости", № 179, (17) 30 августа 1917 г.

Государственное совещание

Речи представителей сельского хозяйства

МОСКВА. (16 августа). На последнем вечернем заседании государственного совещания 15 августа представитель сельского хозяйства Капацинский огласил декларацию, в которой высказывается пожелание, чтобы до Учредительного Собрания не предрешалась коренная земельная реформа и чтобы была ускорена работа по подготовке материалов для аграрной реформы, выражается протест против земельных захватов, ломки культурных хозяйств и заключается призывом к поддержке временного правительства.

Князь Кропоткин от имени всероссийской сельскохозяйственной палаты, союза коннозаводчиков и профессионального союза служащих во всех отраслях сельского хозяйства, присоединяясь к декларации Капацинского, указывает, что действиями продовольственных комитетов насильственно устраняется и лишается средств существования многочисленный класс служащих в сельских хозяйствах, и сдерживает необходимость установления внутреннего земского мира.

Речь представителя военно промышленных комитетов Гучкова

Гучков в качестве представителя военно-промышленных комитетов останавливается на нападках на промышленность, напоминает о всем сделанном частной промышленностью, мобилизованной войной обороны родины, и верит, что история оценит громадную службу, которую русские промышленники и их сотрудники сверху до низу несут перед родиной.

Причину экономической разрухи Гучков усматривает в недостатке организации центральной государственной власти, которую считает однобокой, и думает, что попытки создать власть на одностороннем фундаменте русской революционной демократии роковым образом осуждены на неудачу. Только широкий общенациональный фундамент гармонически заключает в себе все элементы государственной власти. От имени буржуазии Гучков заявляет:

«Мы пойдем с вами на общую работу и общие жертвы, но на жертвы не классовым интересам, а государственным. Общая работа должна быть товарищеской. Мы пойдем в сотрудники и не пойдем в статисты». (Аплодисменты).

Речь председателя казачьей секции всероссийского исполнит. комитета сов. деп. Нагаева

Керенский заявляет, что представители продовольственных комитетов и кооперативов предоставили часть своего времени председателю казачьей секции всероссийского исполнительного комитета сов. депутатов есаулу Нагаеву.

(Представитель казачьих войск Караулов с места:

«Он вчера сказал, что он не представитель казачьих войск».

Голос с места:

«Он исключен».

Другой голос:

«Он больше представитель, потому что он народный представитель».

Аплодисменты. Голос:

«Караулов, тихо!».

Караулов кричит:

«Никого не боюсь, не беспокойтесь».

Керенский:

«Член Думы Караулов, призываю вас к порядку и предлагаю не вступать в беседу с оратором».

Караулов:

«Слушаюсь».)

Нагаев начинает речь заявлением что считает долгом ответить Каледину от имени семей казачьих войск. Во имя единения Нагаев просит Каледина не отрывать казачества от народа, не воскрешать позорных дней казачества, приспособленного самодержавием для целей угнетения.

Оратор напоминает роль казаков в июльские дни, проливших кровь во имя спасения революции, и отрицает слова ген. Каледина, будто казачество требует разгона сов. депутатов и упразднения комитетов. Нагаев заявляет, что Каледин не имел права от имени 12 каз. войск предъявлять ультиматум с требованием роспуска советов депутатов. За спиною ген. Каледина действуют посторонние силы, чтобы натравить казачество на народ и потопят революцию и свободу.

Нагаев заявляет, что казачество не пойдет за ними, и отмечает, что казачеству нет оснований идти разными путями с русским народом. Нагаев просит, обращаясь к Каледину, не отрывать казачество от народа

(Керенский заявляет, что оратор должен обращаться к собранию, а не к отдельным лицам. Голос с места:

«Слава революционному трудовому казачеству».

Голос из ложи:

«Германские марки».

Шум, слов нельзя разобрать, крики, протесты, возгласы:

«Молчать, провокатор!»

Обращаясь к ложе, Керенский заявляет:

«Предлагаю бросившему оскорбление представителю русской армии быть смелым и сказать, кто он».

Голос:

«Это не представитель казачества».

Шум, крики, голоса:

«Трус».

Керенский заявляет:

«Есаул Нагаев и все присутствующие здесь русские люди совершенно удовлетворены молчанием труса».

Аплодисменты. Керенский:

«Считаю эпизод исчерпанным».

Аплодисменты, возгласы:

„Правильно»).

Нагаев продолжает читать речь и кончает ее под гром аплодисментов.

Речи представителей продовольственных комитетов и кооперативов

От имени продовольственных комитетов Кабцан присоединяется к резолюции Чхеидзе. Оратор свидетельсвует, что без советов депутатов работа продовольственных комитетов не может быть плодотворной, считает, что крестьяне имеют право требовать необходимые фабрикаты и настаивает на проведении единого плана снабжения и установления твердых цен на предметы массового потребления, введения монополии на мануфактуру и железо, сохранения хлебной монополии и сосредоточения в руках продовольственных комитетов и кооперативов всего дела снабжения.

После 15-минутнаго перерыва министр-председатель делает заявление по поводу инцидента во время речи Нагаева и свидетельствует, что лицо, выкрикнувшее оскорбительные слова,— полковник генерального штаба Сахаров, оказывается, назвал себя, однако, по условию акустики заявление не дошло до него и собрания.

«Не входя в оценку заявления, я рад,—заявляет Керенский,—что оправдалась уверенность моя, что представитель русской армии всегда отвечает за свои слова».

Затем министр-председатель устраняет недоразумение в речи Нагаева, подтверждая, что генерал Каледин имел формальные права говорить от имени 12 казачьих войск, и в заключение выражает уверенность, что все говорящие одушевлены единственным желанием сказать правду в интересах всего государства.

После слов Керенского из ложи раздается голос полковника Сахарова:

«Я готов дать удовлетворение есаулу Нагаеву»

(Аплодисменты справа, голоса слева:

«Дуэль в военное время запрещена, с такими не дерутся».

Возгласы:

«Георгиевских кавалеров не оскорбляйте».

Председатель призывает к порядку).

Последним оратором выступает представитель кооперативов Беркенгейм, который говорит от имени 50000 организаций с составом 20 миллионов членов и всемерно присоединяется к декларации революционной демократии. При шумных аплодисментах левой части собрания Беркенгейм подчеркивает громадную роль кооперации в русской революции сейчас же по утверждении новой русской государственности.

Беркенгейм приветствует единую сильную надпартийную власть, всецело доверяет нынешнему временному правительству и обязуется всемерно его поддерживать (Шумные аплодисменты).

Остановившись на деятельности кооперации, оратор указывает, что кооперация занимает лишь позиции, освобождающиеся вследствие слабости торгового класса (Аплодисменты).

Мощь кооперации недостаточно используется революционным правительством, и это его ошибка. Необходимы: государственная монополия, регулирование хозяйственной жизни, неизменность хлебной монополии и твердых цен, фиксирования прибыли и всеобщая трудовая повинность.

Речь Керенского

При необычайно напряженном внимании всего зала произносит Керенский заключительную речь.

«Закрывая государственное совещание, временное правительство—полагает,— говорит министр-председатель, что если конкретно близких результатов от совещания не было, оно огромное значение все-таки сохранит. Граждане государства Российского всех классов, партий и национальностей собирались открыто и высказали, то, что нужно государству. В миг поистине великой опасности достигнуто большое понимание, общее сознание и уважение друг к другу. Бывают времена, когда каждый во имя целого должен забыть себя и своих близких по крови и классу.

Временное правительство— моментальный снимок политических настроений страны. Мы вынесли отсюда убеждение, что задача всякого правительства, а в настоящее время и в государстве русском заключается в том, чтобы добросовестно примирять все, что мыслимо примирить, согласить и объединить страну.

Мы пришли сюда со словами: «Государству нужны порядок, жертвы и труд». Каждый из вас отмечал готовность на жертвы и труд и говорил о желании порядка, однако, часто это сопровождалось оговорками и ссылками на других. Надо, чтобы кто-нибудь начал. Я убежден, что начнут те, кому дороже всех свободная родина, кому ненавистен призрак приближающегося позора и унижений (Аплодисменты всего зала).

Временное правительство мыслит, что можно управлять, только отвечая воле страны. Часто, однако, трудно установить эту волю точно, и в этом невыносимая трудность власти, которая стремится к общей задаче».

Министр-председатель отвечает тем, кто обвиняет правительство, что оно продалось буржуазии, продало интересы революции и народа.

«Они, говорящие так, здесь не представлены, с ними мы сумели справится, когда нужно было, подавив их восстание на народную власть».

Дальше Керенский, указывая на право говорить тех, кто обвиняет правительство в зависимости от темных сил, называя его миражом и тенью, заявляет:

Временное правительство не зависит ни от каких находящихся вне правительства сил, за исключением единственной силы—народной воли, которую мы ищем (Аплодисменты).

Такая власть всегда встречает преграду, ибо каждый класс и партия, неудовлетворенные в домогательствах, недовольны властью.

Все сказанное на совещании будет принято правительством к руководству для согласования интересов страны и ее спасения. Делать противное общему мнению и интересам государства правительство не будет даже под давлением или физическим принуждением.

Нас обвиняют в ошибках и грехах. Временное правительство существует шестой месяц, империя же существовала 300 лет. Многие отказывались брать власть из рук старого правительства, не желая в последние часы войны брать ответ за чужие грехи. Временное правительство первого созыва и нынешнее не побоялись этого. Кроме суда современников, еще есть суд истории. Заботы о войне и чужой грех за войну мы берем на себя и говорим: будь проклят тот, кто скажет, чтобы прекратить бой сейчас». (Бурные аплодисменты зала).

Министр-председатель предостерегает от мучительной и жестокой необходимости для власти идти железными решительными шагами, удовлетворяя одну лишь задачу, ибо это положит начало великой гражданской войне, великим потрясениям, где погибнет все.

«Мы поэтому до последнего часа должны отстаивать единственное, что может сделать теперь власть,—примирить то, что можно примирить, вести всех к единой цели».

Министр отмечает, что если нужно отрубать, то только то, что отказывается подчинять свои желания общей воле, и, наоборот, насилием хочет общую волю подчинить своим желаниям.

Здесь говорили, что, ведь, Столыпин насилием и принуждением воли большинства подчинить его своему желанию и попытки протеста подавлял железом и кровью. Теперь власть отстаивает то, что нужно всем, огромному большинству. Государство отметает тех, кто своим желаниям хочет подчинить большинство.

Временное правительство считает самым основным и важным вопросом армию, ее возрождение и укрепление финансовой и хозяйственной жизни.

«Мы хотим сделать, что можем, и ждем помощи от разума страны, ждем осуществления сказанного здесь. Пусть символическое рукопожатие, бывшее здесь между Церетели и Бубликовым, даст результаты в жизни. Мы будем содействовать этому сближению их интересов в настоящий момент, ограждая, вместе с тем, справедливые нужды каждой из примиряющихся сторон (Аплодисменты).

Я, как военный и морской министр и все мы, временное правительство, скорбим, когда при вопросе и суждениях об армии были допущены некоторые, волнующие стороны, заявления, потому что организм армии при настоящих условиях жизни государства Российского, когда армия —доподлинно вооружейный народ, открыт со всех сторон для всяких политических влияний, когда каждое неосторожное слово и слишком резкое выступление болезненно по оголенным нервам бьет всех тех, кто на фронте.

Я уже получаю отклики тех разговоров и заявлений, которые делались здесь. Для меня одинаково бесконечно дорого, что переживает каждый член армии, офицер и солдат. Задача военного министра и всего временного правительства в том, чтобы создать такие условия, которые не понижали бы боеспособность армии, при которых не распадалась бы ее сила. Для армии, для различных частей и слоев ее открылось немножко больше правды о самой себе, чем она знала до сих пор, потому что сегодня и вчера подведены итоги пяти месяцев с начала революции.

Я должен напомнить, что те, кто говорили о необходимости коренного и резкого перелома в жизни армии, на котором ни я, ни верховное командование не стоим, эти люди или забыли, или не знают действительности прошлого, они забыли, что не по доброй воле пришли комиссары и я в армию и флот, потому что и сейчас это нужно, так как армия и флот не могут правильно жить и исполнять свои функции, оставаясь при своих основных элементах, так сказать, с глазу на глаз. Нужно предоставить людям, отвечающим за армию на фронте и тылу, сделать то, что нужно, не создавая вокруг армии нездорового любопытства и попыток давления, которые вредны родине, вредны армии (Аплодисменты слева).

Временное правительство, господа члены государственного совещания, закрывая настоящее собрание, еще раз выражает вам всем глубокую признательность, что вы все пришли до одного, кого мы позвали. Вы пришли помочь нам в тяжелом и трудном деле, невыносимом при той ответственности, которая падает на нас. Может быть, не сбудутся надежды, которые связывает каждый из здесь присутствующий, с этим совещанием, может быть, не хватит сил у государства нашего так быстро найти дорогу к спасению, как это нужно, но каждый из нас всегда будет на деле помнить, что умели русские граждане в тяжкий и трудный час сойтись друг с другом, забыть все ничтожное и мелкое, все, что сознательно и бессознательно усиливает вражду.

Каждый по своему разумению и сознанию говорил только о государстве и родине, о ее боли, звал только к общему единому делу спасения этой бесконечной, этой дорогой, неизмеримой для нас ценности, которой нет имени, потому что слово «родина» уже слишком часто произносят, забывая об его смысле.

Завтра мы вернемся к нашему тяжелому долгу и труду, службе государственной, завтра вернемся в наши обыденные условия.

Сегодня же позвольте от имени временного правительства вам сказать, что никогда не погибнет наша родина, никогда никто не возьмет у нее свободы, которая завоевана всем народом».